— Так точно, выдвигаемся. Конец связи.
Полковник посмотрел на окружавших его офицеров — а они посмотрели на него. Потом полковник сплюнул на пол — хотя в КШМ делать этого было нельзя…
До предместий Варшавы было ровно тридцать один километр. И четыре часа, чтобы их достигнуть…
Принимать капитуляцию поляков пошли на нескольких машинах — две гаубицы, две установки огневой поддержки, три бронетранспортера с личным составом — чтобы принять оружие и технику. В головной машине, прямо на броне поехал полковник Голеватый, оставив вместо себя за старшего начальника штаба бронебригады, турка по имени Гуль. Еще одна группа в составе четырех машин, форсировав дорогу и разогнав коров, одной из которых сегодня сильно не повезло — зашла с левого фланга, чтобы в случае обмана ударить по противнику из всех стволов, в том числе — из двух стамиллметровок. Координаты известны, поставить снаряды на воздушный взрыв над дорогой — ах, как хорошо прилетит.
Но поляки и в самом деле собирались сдаваться.
Их было много, но вооружены они были плохо — три пушечных БТР, две БМП и один тяжелый скорострельный миномет поддержки. Все остальное воинство — на грузовиках, частично армейского образца, частично гражданских реквизированных. Некоторые — бронированы, кустарно оснащены пулеметами и АГС. Всей этой силы против вертолетов и бронетехники бригады хватило бы ровно на десять минут скоротечного боя.
Как это и полагается при сдаче — поляки вышли из населенного пункта, выстроились у машин. Среди грузовиков было несколько дорогих внедорожников и даже один роскошный представительский Даймлер, тоже вероятно из конфискованного.
Ну, как же. Польский пан генерал и не на Даймлере…сдаваться едет. Это как то даже… не комильфо.
Пан генерал оказался молодым еще крепким, с роскошными кавалерийскими усами. Форма на нем была русской армии, парадной, с генеральскими погонами, что придавало ситуации некий сюр. Полковник русской армии в полевой форме принимает капитуляцию генерала русской армии в форме парадной.
Да, бред…
Едва полковник подошел к группе польских офицеров — пан генерал шагнул вперед, протянул свой роскошный палаш, который полковник не взял и начал толкать, очевидно, заранее заготовленную речь.
— Пан полковник. От своего имени и от имени второй бригады армии Людовой я заявляю о том, что мы не намерены оказывать сопротивления русской армии и прошу принять мое оружие в знак капитуляции нашей бригады. Для нас война закончена!
Голеватый криво улыбнулся
— А что так, пан генерал бригады? Может, повоюем немого? Хоть для приличия…
Пан генерал недоуменно огляделся, словно ища поддержки у своих подчиненных — но его офицеры были не лучше его самого и сочли за лучшее помолчать.
— Но мы сдаемся! — наконец сказал генерал
— Это я вижу… А остальные так же хотят сдаваться?
Опережая друг друга, "офицеры" закивали.
Увы, такова была польская шляхта — сложно найти дворянство мерзее ее. При Екатерине за Польшу и влияние в Польше боролись две страны, Россия и Пруссия, дипломаты каждой из них потратили немалые деньги на подкуп шляхты — шляхта взяла деньги и выбрала двух королей, в результате чего в Польше началась гражданская война. Во время польского мятежа при Государе Александре Втором польские и малороссийские крестьяне сбивались в группы, чтобы убивать… рыскающих по округе шляхтичей-революционеров. После мятежа 1863-64 годов количество шляхтичей в стране начало возрастать в геометрической прогрессии. Наверное, все же было ошибкой приравнивать польское дворянство к русскому с предоставлением всех прав и привилегий — в Польше началась настоящая мания перехода в шляхетство, самые разные люди заявляли о своем шляхетстве, либо не предоставляя никаких подтверждающих документов, мол во время рокоша все сгорело, либо — предоставляя поддельные документы, на изготовлении которых специализировалось сразу несколько еврейских контор в Малороссии, там же изготавливали поддельные паспорта и фальшивые ассигнации. В результате, по переписи двадцатого года — к шляхте относилась пятая часть (!!!) польского населения, при том что в Российской Империи в то время потомственное дворянство имели примерно 0,3 процента населения, а личное — от полутора до двух. Ненормальна эта ситуация была еще и тем, что по Польской конституции высшим органом власти являлся сейм, а сейм собирался с участием всей (!!!) шляхты, и получалось что для принятия какого либо решения нужно было привлечь каждого пятого жителя страны, а право "вольного вето" блокировало принятие решений, если против выступит хотя бы один (!!!) шляхтич.
Ну и как управлять такой страной?!
Воевать же шляхтичи не желали. Вот ударить в спину, вырезать мирное население — пожалуйста[53], а воевать, когда в километре — двух от тебя развернулась к бою целая тяжелая бронебригада — это увольте. Какая нахрен неподлеглость — ляжем под любого, даже с удовольствием…
Б…
Полковник Голеватый достал из кармана самый обычный сотовый телефон — вот она, современная война — не опасаясь перехвата, набрал личный номер командующего сектором. Если поляки и перехватят — нехай перехватывают, пусть знают, как их сородичи в штаны дристают, только русскую армию увидев. Как тут песенка то была… жолнер саблей свисне, москаль в штаны дрисне[54]. Вот сейчас то сразу видно — кто свисне, а кто и дрисне…
— Ваше высокопревосходительство, Голеватый, седьмая тяжелая бригада. Вторая бригада армии Людовой жаждет сдаться, прошу указаний… Так точно… Так точно… Есть…
Как все таки хочется… хотя бы в рожу дать этому уроду, чтобы с ног долой.
— Басманный! — крикнул полковник
Подбежал один из офицеров
— Я!
— Подгоните сюда грузовик! Будете принимать капитуляцию.
— Есть!
Зафырчав дизелем, грузовик ловко развернулся и сдал назад, казаки откинули задний борт, один из казаков запрыгнул внутрь — будто вязанки с сеном принимать да трамбовать дело тут привычное.
— Значит так… паны… Сейчас подходите к этому грузовику, сдаете оружие и записываетесь у капитана Басманного. Потом — по этой трассе продвигаетесь на восток примерно сорок километров самостоятельно, там будет сборный пункт для тех, кто как и вы решил сдаться. Там представитесь и скажете, что седьмая бригада приняла вашу капитуляцию и вы в статусе военнопленных. Оружие сдаете все.
— Пан генерал… — командир второй бригады армии Людовой забыл, что перед ним не генерал, а полковник — нижайше прошу либо оставить часть оружия, хотя бы офицерам, либо сопроводить нас до сборного пункта.
— Дорогу боитесь не найти?
— Никак нет… С местным населением… возможны нежелательные эксцессы[55]. Они тоже вооружены… а мы безоружны.
Ну вот и что с этими… делать?
— Сударь. Можете оставить при себе холодное оружие. Если оно у вас есть. Думаю, вы вполне с ним управитесь, по крайней мере, на словах управлялись. И… извольте снять погоны, сударь. Таких генералов русской армии как вы просто не бывает.
Первые потери у них появились, когда на горизонте уже были видны варшавские заставы. Из-под гусениц головной машины внезапно вырос столб разрыва, и машина беспомощно закрутилась на месте. И тут же, с двух сторон, с лесополосы и с возвышающейся над местностью ленты дороги к колонне рванулись небольшие, но с каждым метров вырастающие в размерах комки пламени.
Тихон оказался как раз на машине, что избежала первого удара, двигатели бронемашин взревели и они стали расходиться широким фронтом, отстреливая дымовые гранаты. Все заволокло дымом… а Тихон, будучи стрелком-наблюдателем, свесив ноги в люк стал обстреливать тот кусок трассы, откуда по ним выстрелили из пулемета, забыв включить лазерный целеуказатель, что должен был сделать как наблюдатель. Но и цепочки трассеров из пулемета, бьющих по ограждению шоссе хватило — наперебой заговорили пушки, их снаряды отбойными молотками кромсали бетон трассы доставая и то, что было там, что казаки не видели. Потом к дороге протянулась ярко-алая трасса, словно лазерный луч — и что-то вспыхнуло, загорелось так, что это было видно даже здесь.
— Седьмой всем! Седьмой всем, доложить потери и повреждения.
— Ястреб-Седьмому, на трассе два больших грузовика, в кузовах несколько ПТРК. Цели уничтожены, операторы кажется, сбежали.
— Операторов обнаружить и уничтожить!
— Есть!
13 июля 2002 года
Предместья Варшавы
Самое омерзительное было — сдаваться. Гвардия не сдается, не может сдаваться — так их учили. Если ты не можешь выполнить приказ — ты должен погибнуть, его выполняя. Но приказ был простой и четкий — перейти линию фронта и сдаться первым попавшимся русским солдатам, назвав пароль. И его отдал полковник, старший по званию офицер, которому он не мог не подчиниться.
