Еще несколько страниц с легким шорохом перевернулись под руками Хранителя:
«Когда над народом великого Х’анана нависла новая угроза – Проклятый Легион – и по Со-Лейлу стали бродить пришедшие из Кровавых топей мертвые воины, орки снова объединились, но уже для защиты своего дома. Вдоль Сухого моря возвели укрепления, вырыли рвы, и неусыпная стража, собранная из воинов и шаманов всех трех тотемов, несла тяжелую службу. Почти полтора десятка лет орки жили в страхе быть сметенными неживыми противниками, снова и снова переходящими море вброд и обрушивающими свои неиссякаемые силы на укрепления орков. И однажды море закипело ржавыми шлемами мертвых и изрыгнуло из себя войско, в несколько раз превосходящее защитников по численности. Земли великих сражений, прогремевших по всему побережью, называли Полями Клыков, ибо многие орки истесали свои клыки о ржавые латы и щиты мертвяков.
Мертвые наступали, и остановить их могло разве что чудо. Орки терпели страшные поражения: падали изрубленные в куски воины, бессильно опускались на землю шаманы, а мертвые все шли и шли вперед. И когда уже самые стойкие и бесстрашные потеряли надежду, стройные порядки нежити вдруг остановились. По земле мелькнула черная тень, и в ту же секунду перед изумленными орками приземлилась огромная летучая мышь. С нее слез человек, черный капюшон его мантии скрывал лицо. Когда к нему подошли командиры и шаманы и спросили, что он хочет в обмен на жизнь войска, он рассмеялся и ответил: «Мне не нужны ваши жалкие жизни. Живите и помните о нашем милосердии», – после чего влез на свою летучую мышь и улетел. А мертвое воинство развернулось и сгинуло в водах Сухого моря, как будто его никогда и не было».
Хранитель перевернул еще несколько страниц, и сидящие перед Летописью увидели, что здесь покрывающие бумагу грубые и угловатые руны обрываются. Прошлое пронеслось невидимой птицей над шатром, оставив власть настоящему.
Пришло время вписать в Летопись сегодняшний день. Сидевший напротив Хранителя старший шаман тотема Каменного Тура взял тонкое позолоченное перо в руки, что-то тихо прошептал и обмакнул его в чернильницу. Подождав, пока несколько крупных черных капель сползут обратно в бутылочку, шаман склонился над книгой и начал писать:
«Год 1650 от начала Летописи. Наши милосердные победители, сохранившие нас в живых 56 зим назад, направили свои клинки в брюхо ненавистных людей. Ронстрад в агонии, и только ленивый не воспользуется этим. Впервые за долгое время мы собрали силы и сейчас готовы сокрушить ослабевшую южную оборону белокожих и войти в их королевство. Мы возьмем все богатства, которые сможем унести, и вернемся с победой домой во славу Х’анана. И пусть забывшие о нас лягут тленом под наши ноги. Лишь время нам судья, лишь воля Х’анана – закон.
Завтра мы выступаем…»
Тут в шатер просунулась голова орка. Воин степей был облачен в темные шкуры, сливающиеся с покровом ночи, и расписанную рунами кожаную маску, скрывающую нижнюю половину лица. Все это выдавало в нем ищейку – непревзойденного следопыта и охотника одного из кланов.
– Почтение, Великие, почтение, Хранитель. Наши дозорные нашли около лагеря следы двух людей. Это были разведчики. Похоже, на заставах о нас скоро будет известно…
Ночь уходила на запад, и над приграничными степями Со-Лейла зарождалось зыбкое марево утра. А в шатре главного шамана три орка и человек завершали Священный Ритуал Летописи.
Шаман Снежного Волка Аррн’урр склонился над книгой и еле слышно промолвил:
– Дух Летописи, прими величайшую благодарность народа орков.
Шаман Саблезубого Тигра Дарргарр бережно закрыл древний том и так же одними губами произнес:
– Дух Летописи, прими наши величайшие извинения, что побеспокоили и разбудили тебя от долгого сна.
Последний же колдун, шаман Каменного Тура Х’илррад застегнул кожаные ремешки и, почтительно склонившись перед древней книгой, прорычал:
– Дух Летописи, прими нашу клятву не беспокоить тебя до следующего шага жизни народа орков.
Все три шамана осторожно положили зеленые ладони на толстую кожаную обложку и протянули ее человеку:
– Хранитель Летописи, прими нашу благодарность. Прими Летопись на Хранение. Прими свой долг доставить Летопись в Убежище.
Хранитель взял книгу и ответил ритуальной фразой:
– Великие, принимаю вашу благодарность. Принимаю Летопись на Хранение. Принимаю свой долг доставить Летопись в Убежище.
Два орка склонились в поклоне и вышли из шатра. Остались только Хранитель и седовласый Аррн’урр. Человек завернул Летопись в специально приготовленную воловью кожу.
– Я отправляюсь в Сайм-Ар-Х’анан,[6] Аррн’урр. – Человек повесил сумку с книгой на плечо.
– Х’анан в помощь, Хранитель. Если на то воля Духов, еще свидимся на поле сражения или на веселом пиру, – старый шаман склонил голову.
Хранитель Летописи кивнул…
* * *
Ночь 14 июня 652 года.Центр Срединных равнин. Гортенский лесВ сумрачной тени мертвых деревьев стояли четыре человека. Скупой свет звезд вырывал из ночной тьмы худые фигуры, облаченные в, можно даже сказать, пышные и богатые одеяния. О, они являлись непревзойденными мастерами подобного маскарада. Изящные в своей мрачности и величественные в неизбывной горести, их одежды походили на костюмы, предназначенные, как часть ритуала, для жуткого кровавого бала. Черные драпировки плащей, пурпурный бархат камзолов, белый атлас перчаток и воск тонких масок придавали им до того пугающий и отталкивающий вид, что никто отчего-то не спешил приглашать их на званый ужин или возвышенные танцы. Не сказать, конечно, что они горько переживали по этому поводу. И если приглядеться поближе, то становилось ясно, что маски и перчатки – это их истинные лица и руки, бледные и иссушенные, а шикарные одеяния походят скорее на саван, укутывающий беспокойных призраков.
Они вели беседу, можно было подумать, самый обычный разговор, но только если не вслушиваться в слова. Говорил тот, кто за своим мрачным обликом скрывал сейчас истинный страх:
– Быть может, пока еще пара сотен новых морщин ожидания не выступила на моей коже, кто-нибудь скажет, зачем мы здесь? – встревоженно спросил Магнус Сероглаз остальных. Он спрятал руки под плащ, чтобы не выдать охватившую его дрожь. Своей изворотливой, коварной душонкой некромант четко ощущал: грядет нечто весьма неприятное, но ничего с этим не мог поделать. Сейчас всем его существом завладело чувство, схожее с тем, что можно ощутить, когда ты совершил нечто плохое, ужасное, никто пока об этом не знает, но ты находишься в самом центре людской толпы. Ты всего боишься и с ужасом ждешь того мига, когда кто-нибудь закричит: «Глядите! Это он! Это он сделал!» Пересекающие глаза две алые полосы, по которым некроманта можно было узнать на многочисленных плакатах о розыске за вознаграждение, сейчас казались неудачным гримом обесславленного арлекина. Даже его обычный делано веселый голос, казалось, превратился в затравленный шепот.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
