Также как уже было двадцать второго числа, утро для ещё не имеющей боевого опыта сводной роты Любушкина началось с артналёта: первый - пристрелочный снаряд с жутким скрежетом разрезал воздух и взорвался в лесу с некоторым перелётом. Бойцы - спросонья не понявшие что произошло, повыскакивали из своих сырых землянок и вместе со всеми удивлённо озирались по сторонам. Но вокруг была тишина - если не принимать в расчёт гомон испуганно разлетающихся птиц.
- Что стоите?! - Закричал Алексей Любушкин: он уже понял что последует дальше. - Живо отходим по ходам сообщения в лес! И там переждём обстрел!
Ему эхом вторили младшие командиры, но всё равно, не все успели даже укрыться в траншеях. Видимо фашистские корректировщики и наводчики были опытными бойцами, поэтому вскоре земля содрогнулась от разрывов, застонала выкидывая в небо свои комья. А Настя, только что спрыгнувшая в окоп и сразу присела на самое его дно: совсем рядом прогремел взрыв, немного поодаль другой и в узкую траншею, вместе с землёй и гадким запахом отработанной взрывчатки упала чья-то рука - ошмётки одежды придали ей более зловещий вид.
- А - а - а.... - Застонала шокированная девушка, не в силах отвернуться от лежащей перед ней частицы зловещей реальности войны: спазм сжал её горло, а разум отказывался верить в реальность происходящего.
- Сестра! Кто ни будь - помогите!...
Близкий крик - мольба о помощи заставил Смирнову вспомнить о том, кто она и что для выполнения своих обязанностей ей необходимо наличие санитарной сумки. Рука машинально дёрнулась и ощупала бок - дабы убедиться, что сумка с медикаментами на месте: так уж получилось, что это движение сняло оцепенение завладевшее телом девушки. Боясь подняться в полный рост, до раненого бойца фельдшер добиралась на четвереньках: ориентируясь только на его зов. Зовущим оказался молодой артиллерист - из тех, кого самовольно мобилизовал старший лейтенант Алексей. Парнишка вопил, сидя на утоптанном полу траншеи; рядом с ним стояли ещё двое солдатиков и растерянно смотрели на страшную рану бойца. А он, бледный от шока и потери крови, раскачиваясь и воя, смотрел на свою левую руку - которая была перебита большим осколком чуть выше локтя, и держалась на тоненьком лоскутке плоти. А здоровой рукой он пытался пережать культю, из которой пульсируя истекала кровь.
Настя сообразив о несуразности своего необычного способа передвижения по окопу, поднялась на ноги, и решительно отстранив мешающего ей пройти красноармейца, сделала последний шаг к раненному. Склонившись над ним, обтерев прямо о подол синей юбки и обработав руки спиртом, она приступила к наложения жгута на рану и сквозь свои слёзы и всхлипы девушка говорила обращаясь к солдату:
- Потерпи миленький..., потерпи хорошенький. Я сейчас, я всё сделаю, я сейчас ... - главное что ты живой.... Понимаешь?
Когда кровотечение удалось остановить, Настя абсолютно позабыв, что в её сумке лежит хорошо отточенный садовый нож с изогнутым лезвием. Не оборачиваясь к стоявшим за её спиной бойцам, протянула в их направлении руку с раскрытой ладонью и твёрдо произнесла только одно слово:
- Нож!
Сказано это было так твёрдо, что красноармейцы засуетились в поисках потребованного инструмента. И когда фельдшер почувствовала в руке его холодную тяжесть: она снова обратилась к раненному. Девушка снова заговорила нежно и ласково - как обычно разговаривает любящая мать со своим плачущим ребёнком:
- Не смотри родненький - отвернись. Вот так, вот так. Потерпи мой хороший.
Единым движением, как будто всю жизнь только этим и занималась; девушка отрезала остаток плоти, соединявший культю и ампутированную осколком руку. Она закричала так, как будто этот нож резал её тело: этот стон души заглушил и частые разрывы, и крик раненного бойца. Даже после этого самообладание не оставило Анастасию, она сноровисто наложила повязку и дала распоряжение бойцам, - которые с ужасом во взглядах наблюдали за всеми её манипуляциями:
- Отнесите его в безопасное место и давайте ему почаще пить.
Дальше всё слилось в единое и неразделимое целое. Настасья бегала по окопам, делая перевязки. Пару раз заскакивали в землянку, в которой хранились медикаменты: трижды кто-то старался её остановить - когда она покидала окоп и ползла по открытой местности к зовущему её раненному воину:
- Ты куда девка?! ... Жизнь надоела?! ... Пойми, там смерть, там слишком густо летят осколки! ... - Кричали ей.
Но Смирнова всё равно вырывалась из удерживающих её рук - и откуда только сила бралась, и ползла, ползла, перевязывала, вытаскивала. Последний раз в руках бойца старавшегося её удержать от рискованных действий остался её сапог: правда его ей вернули, когда она, кряхтя и плача - из последних сил подтащила к траншее тяжелораненого солдата.
Страх завладел сознанием девушки намного позднее. Он настиг Настю когда артналёт и сменивший его бомбовый удар окончились: тогда Анастасия окончив все перевязки, испытывая сильную усталость зашла в свою сырую землянку, облокотилась спиной на бревенчатую стену и сползла по ней на мокрый глиняный пол. Всё её тело затряслось частой дрожью, неудержимо хлынули слёзы и, началась истерика - девушка навзрыд что-то причитала в голос; выла сидя на полу, и била своими маленькими кулачками по тщательно утоптанному грунту. Зашедшая вслед за ней Кац - за эти дни ставшая для девушки хорошей подружкой. Сразу - без долгих раздумий поняла что произошло с Настасьей; извлекла из сумки свою заветную фляжку, и, подойдя к Смирновой протянула её со словами:
- Пей подруга. Сейчас для тебя это наилучшее лекарство. И поплачь маленько, поплачь.
Фаина видя душевное состояние штатного военфельдшера, не стала рассказывать подруге, что один из последних немецких пикирующих бомбардировщиков скинул свой смертоносный груз прямо на землянку с ранеными - погибли все, включая двух санитаров: она сама еле сдерживалась чтобы также не разреветься. А приняв назад ёмкость с разведённым спиртом - сама припала к горлышку губами. Вот так: обе девушки в полном молчании, флегматично сделали по паре глотков - даже не ощутив спиртового вкуса, и сидели, каждая отрешённо смотря перед собой. Но даже такого отдыха им не дали - незаметно вышедшие на позиции немцы пошли в атаку.
- Тревога! Тревога! Немцы идут! - Мимоходом крикнул кто-то из бойцов, слегка отодвинув брезентовый полог закрывавший вход в их землянку.
- Таки неймётся этим гадам! Фашисты проклятые! - В сердцах выругалась Кац: говор свойственный её народу в этот момент прозвучал особенно различимо. - Ну шо подруга, я имею мудрую мысль что нам таки пора пополнять свои носимые запасы медикаментов. У нас таки предвидится жуткий аврал....
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
