С того времени, когда Бернар выступил покровителем ордена рыцарей-тамплиеров в 1128 году, его влияние и авторитет только выросли. Каждую его проповедь, каждое письмо принимали, как слово истины. Папа Евгений III, начавший свое восхождение как ничтожный член цистерцианского ордена Бернара, в сложных вопросах все еще искал совета у своего бывшего аббата, в каковом Бернар никогда не отказывал. Опасаясь сделать своим врагом самого влиятельного представителя духовенства в Европе, Людовик VII принял разумное решение, согласившись с критикой Бернара и прося его наставлений. А новый наставник был самым ярым сторонником крестовых походов своего времени, так что ничуть не удивительно, что Бернар посоветовал Людовику VII искупить свой пагубный грех отправкой армии в Святую Землю.
В ответ Людовик в конце 1145 года созвал виднейшую знать в Бурже, где поведал о своем решении принять крест и повести французскую армию в Иерусалим, после чего призвал своих вассалов взять обет крестоносца вместе с ним, но особого отклика не дождался. Казалось, крестовый поход не состоится. В такой ситуации невозможно было обойтись без задора и организационных способностей Бернара де Клерво. Его друзья тамплиеры под командованием своего французского прецептора Эврара де Бара уже набирали и снаряжали людей для крестового похода, обещанного им Бернаром. Бернар же взялся за французов.
Перво-наперво он побудил Папу Евгения к изданию буллы, обращенной прежде всего к королю и баронам Франции, призывая их взять крест. Далее был созван Великий Собор, назначенный на Вербное воскресенье следующего года в Везелэ. С главным словом на нем должен был выступить Бернар Де Клерво. Такой большой запас времени заложили на распространение буллы и путешествие для тех, кому придется преодолеть огромные расстояния, чтобы послушать знаменитого проповедника.
Собор был продуман до мелочей. Ожидалось, что толпа, как и на Клермонтском соборе, провозгласившем Первый крестовый поход, не уместится в кафедральном соборе, и потому снаружи возвели высокий помост, с которого Бернар и должен был обратиться к народу. Он был настолько уверен, что заставит людей принести обет, что сотни крестов из красной ткани были сшиты заранее, чтобы раздавать тем, кто принесет священную клятву.
Как и предполагали, в Вербное воскресенье в Везелэ собрались огромнейшие толпы, и надежды их оправдались. Бернар блистал красноречием, суля милость Божью, полнейшее прощение грехов и вечное райское блаженство тем, кто рискнет жизнью во имя Христа. Успех превзошел ожидания даже самого Бернара. Когда запас заготовленных крестов иссяк, он сбросил свой красный плащ, велев порезать его на полосы, чтобы прямо на месте сделать еще кресты. Второй крестовый поход стал делом решенным: воинство выступит в Святую Землю в будущем году.
Бернар и сам поддался всеобщему неистовству, им же и спровоцированному, и без лишней скромности так писал Папе Евгению III о своем достижении: «Я отверз уста, я заговорил – и тотчас число крестоносцев умножилось до бесконечности. Ныне города и веси лежат в запустении. На каждых семь женщин едва ли сыщется один мужчина. Повсюду только вдовы, чьи мужья еще живы», – но он наверняка понимал, насколько приукрашивает.
Какая уж там «бесконечность», крестоносцев недоставало даже на дельную армию, так что Бернар отправился в путь, чтобы воплотить свою похвальбу в жизнь.
Он успешно объехал с проповедями Бургундию и Лотарингию и направился во Фландрию, где его настигло послание архиепископа Кёльна. Фанатичный монах по имени Рудольф начал проповедовать свой маниакальный ответ на призыв к крестовому походу, подзуживая народ на избиение евреев в собственных общинах. Кровавые погромы прокатились и через родной Кёльн архиепископа, и через Страсбург, Вормс и Майнц. А поскольку Рудольф принадлежал к цистерцианскому ордену самого Бернара, в своем письме архиепископ умолял аббата Клервоского положить конец бессмысленной резне.
Бернар поспешил в Германию, и тамошняя ситуация быстро подтвердила истинность слов архиепископа. Антисемиту Рудольфу было велено водвориться в свой монастырь, не высовывать оттуда носа и не разевать рта. На том проблема, из-за которой прибыл Бернар, разрешилась, но раз уж он оказался в Германии, то решил заодно воспользоваться случаем и призвать германскую знать к участию в грядущем крестовом походе.
Немецкие бароны отнеслись к идее без энтузиазма, считая, что с них довольно и крестового похода в родных пределах. Поколение за поколением вели они неустанные войны против языческих племен на восточных рубежах, так что им не требовалось преодолевать тысячи верст, чтобы выказать любовь к Христу на чужой земле – разве они и так не обратили насильно покоренных варваров, истребив тех, кто отказался принять Христа? Да и король Конрад выказал ничуть не больше энтузиазма. Заключив сделку с Папой Евгением, Конрад согласился изгнать из Рима инакомыслящих, дабы вернуть его папству, и указать Рожеру II надлежащее место. В обмен Евгений помазал бы Конрада на престол Священной Римской империи, поставив его превыше всех королей крещеного мира. Разумеется, Конраду не хотелось, чтобы уговор расстроился. Бернар уяснил это, встретившись с Конрадом, которого не тронули мольбы аббата о помощи Второму крестовому походу. Однако Бернар, обладавший неукротимой волей, желал во что бы то ни стало поддержать репутацию. И хотя ему приходилось просить немецких епископов предоставить толмачей, он совершил объезд земель Конрада, проповедуя по пути – и, надо сказать, проповеди его пользовались успехом, особенно у простолюдинов. Поэтому Конраду пришлось согласиться снова встретиться с ним в конце года. Бернар назначил свою проповедь с просьбой помочь крестоносцам на день Рождества, но ответа от германского короля не получил. В припадке гнева Бернар сам явился ко двору Конрада два дня спустя. На сей раз он метал громы и молнии. Он накинулся на Конрада, описывая великие блага, дарованные ему щедростью Господа. Наконец, Бернар поставил германскому королю вопрос, исходящий непосредственно от Христа. «Человече, – громогласно вопросил он, – что я должен сделать для тебя, чего еще не сделал?» Конрад не устоял, и победа осталась за Бернаром Клервоским. Германская армия примет участие в этом великом крестовом походе.
Отправляясь из Витербо во Францию в январе 1147 года, Папа Евгений еще не получил вестей о Конраде, и по-прежнему считал предстоящий крестовый поход сугубо французским, особенно после самостоятельной попытки вернуться в Рим. Прибыв туда в уповании на теплый прием, через пару дней он был вынужден бежать ради спасения собственной жизни. Папа все еще рассчитывал, что Конрад поможет ему восстановить древний папский престол, но прибыв в марте в Лион, получил известие, которое счел отступничеством Конрада: решение германского короля отправиться в Иерусалим сорвало планы Папы вернуться в Рим. Когда же пару недель спустя посланец Конрада прибыл к нему с просьбой Конрада о личной встрече, Евгений наотрез отказался встречаться с германским королем, предавшим его.
Следуя цели своего визита, Папа составил компанию королю Людовику VII в Сен-Дени во время Пасхальных празднеств. Событие было обставлено с большой помпой. Среди прочего, в нем принял участие отряд из трехсот рыцарей-тамплиеров, по большей части новобранцев, ехавших стройными рядами в своих белоснежных плащах, под командованием французского магистра, который возглавил их в грядущей кампании. Аббат Сугерий, которому во время Второго крестового похода предстояло исполнять обязанности регента Франции, преподнес Людовику VII великолепный ало-золотой стяг – знамя Святого Дениса – каковой надлежало нести перед французским воинством. Папа же Евгений III приготовил специальное подношение своей личной армии рыцарей-тамплиеров.
Геральдика как раз вошла в моду, так что дворяне и короли с гордостью демонстрировали эмблемы своего положения и власти. Монахам, разумеется, подобная символика была чужда, да они и не заслуживали ее, а вот рыцари-тамплиеры – дело другое. Все они вели род от рыцарей и вращались в свете. Будучи воинами Христа, они имели право на то, чтобы каждый христианин узнавал их во всякое время, – и необходимость быстро узнавать друг друга на полях сражений. Посему Папа провозгласил, что с сего дня и впредь рыцари-тамплиеры – и только рыцари-тамплиеры – будут носить особый красный крест с расширяющимися концами на левой стороне груди своих белых одеяний. Этим Евгений создал и первую в мире военную нашивку, заявив, что уменьшенную версию этого легко узнаваемого красного креста тамплиер должен носить на левом плече.
Это событие чрезвычайно укрепило стремление неофитов вступить в святой орден тамплиеров. Они и не чаяли увидеть Папу хоть раз в жизни, а тут не только лицезрели Святого Отца, но и получили его личное благословение. Он не только помолился за них, но и удостоил чести носить свой собственный знак, какого нет ни у кого больше. С той поры, украшая свои белоснежные одежды красными крестами, всякий рыцарь заново преисполнялся гордостью за свою присягу тамплиера.
