Поезд ушел, затарахтев, прочь от маленькой станции. До сих пор он стоял темной стеной вдоль платформы, защищая их, но теперь свет от снежных полей хлынул на них, выставляя напоказ, и они опомнились.
— Что… что случилось? — лепетала Леора. — Ни одного письма! Я так тревожилась.
— Я бродяжничал. Декан выставил меня на время… за то, что я надерзил профессорам. Ты огорчена?
— Конечно, нет, если ты сам того желал…
— Я приехал жениться на тебе.
— Не знаю, дорогой, удастся ли, но… Прекрасно. Будет славная драка с папашей. — Она рассмеялась. — Он бывает всегда так изумлен и обижен, когда случается что-нибудь, не входившее в его расчеты. Хорошо, что ты будешь подле меня в этой схватке, потому что ты ведь не обязан был знать, что мой отец считает нужным строить свои расчеты относительно всех и каждого во всех их делах… Ох, Рыжик, я так по тебе скучала! Мать вовсе не больна, ни чуточки даже, но меня отсюда не отпускают. Я думаю, пошли пересуды, и кто-нибудь намекнул отцу, что он, видно, близок к разорению, если его любезная дочка вынуждена уйти из дому и учиться на сестру, и он этого до сих пор не переварил — Эндру Джексон Тозеру нужно около года, чтобы что-нибудь переварить. Ох, Рыжик! Ты здесь!
После грохота и лязга дороги поселок показался совсем безлюдным. Мартин мог бы обойти всю Уитсильванию в десять минут. Для Леоры, возможно, между строениями была какая-то разница. Она, по-видимому, отличала оптовый склад Нормана от склада Фрезира и Лэмба, но Мартину двухэтажные деревянные домики, бесцельно расползшиеся по Главной улице, казались неопределенными, лишенными лица.
— А вот и наш дом, в конце следующего квартала, — сказала Леора, завернув с Мартином за угол у лавки «Фураж и Утварь», и Мартин чуть не остановился в испуганном замешательстве. Ему чудилась надвигающаяся буря: мистер Тозер обзывает его бездельником, задумавшим погубить Леору, миссис Тозер плачет.
— Скажи, ты им… ты… ты говорила обо мне?
— Да. Вроде того. Я сказала им, что ты — краса и гордость медицинского факультета, и когда кончишь и пройдешь стаж, то мы, возможно, поженимся, а потом, когда пришла твоя телеграмма, они пожелали знать, почему ты послал ее из Висконсина, и какого цвета был на тебе галстук, когда ты понес ее на почту, и я не могла растолковать им, что не знаю, и все! Они стали обсуждать это весьма обстоятельно. Это они умеют. Обсуждали в продолжение всего ужина. Торжественно. Ох, Рыжик, ругайся каждый раз за столом да покрепче!
Он порядком струхнул. Ее родственники, прежде лишь забавные персонажи в повести, стали угнетающе реальными, когда вырос перед глазами просторный коричневый дом с крыльцом. Большое окно с зеркальными стеклами и крашеным наличником было недавно прорезано в стене, как символ процветания, и гараж был новый и внушительный.
Мартин плелся за Леорой, ожидая взрыва. Миссис. Тозер открыла дверь и сокрушенно уставилась на Мартина — худая, увядшая женщина, не умеющая смеяться. Она поклонилась с таким видом, точно он был не столько нежеланным, сколько непонятным и подозрительным гостем.
— Ты сама проводишь мистера Эроусмита в его комнату, Ори, или мне проводить? — прочирикала она.
Дом был из тех, где красуется большой граммофон, но нет книг, и если были в нем какие-нибудь картины (как не быть — были, конечно!), Мартин их не запомнил. Кровать в его комнате была вся в колдобинах, но под целомудренным узорным покрывалом; цветастый кувшин и таз стояли на скатерти, по которой были вышиты красным ягнята, лягушки, водяные лилии и благочестивое изречение.
Мартин постарался как можно дольше распаковывать вещи, вовсе не требовавшие распаковки, и нерешительно спустился вниз. В гостиной, где пахло печным накалом и пачулями, не было никого; потом, непонятно откуда, появилась миссис Тозер и захлопотала вокруг него, стараясь придумать какие-нибудь вежливые слова.
— Как вы доехали? Удобно было в дороге?
— О да! Мне было… В вагоне было битком.
— Ах, битком?
— Да, было очень много пассажиров.
— Вот как? Я «полагаю… Да!.. Меня иногда поражает, куда они могут ехать, все эти люди, которые вечно разъезжают с места на место. А вы… очень было холодно в Городах — в Миннеаполисе и Сент-Поле?
— Да, довольно холодно.
— Ах, было холодно?
Миссис Тозер была так тиха, так старательно вежлива. Он чувствовал себя грабителем, которого принимают за гостя, и мучительно гадал, куда исчезла Леора. Она вошла спокойная, неся кофе и громадный шведский крендель, соблазнительно украшенный изюмом и глазурью, втянула всех в почти свободный разговор о зимних морозах и о достоинствах фордов, когда в эту радость вклинился мистер Эндру Джексон Тозер, и разговор опять превратился в обмен любезностями.
Мистер Тозер был такой же худой, незаметный, спаленный солнцем человек, как и его жена, и, как она, он поглядывал, умолкал и ерзал. Ему казалось странным все на свете, что не относилось к его элеватору и маслобойне, к его крошечному банку, к церкви Единого братства и к осторожному вождению «оверленда»[32]. Не удивительно, что он стал почти богат, ибо он отвергал все, что было неестественным и неудобным для Эндру Джексона Тозера.
Он высказал желание узнать, пьет ли Мартин, какие у него средства к жизни и как он мог проделать такой дальний путь, покинув высокоцивилизованный Уиннемак (Тозеры были родом из Иллинойса, но они с детства жили в Дакоте и считали Висконсин самой отдаленной, самой опасной восточной окраиной своего мира). Они были так безукоризненно, так ползуче вежливы, что Мартину удавалось обходить неприятные темы, вроде исключения из университета. Он старался произвести впечатление серьезного молодого медика, который вот-вот начнет зарабатывать большие деньги, достаточные для содержания их Леоры. Но только он приготовился откинуться на спинку стула, как явился Леорин брат и выбил почву у него из-под ног.
Берт Тозер, Альберт Р.Тозер, главный бухгалтер и вице-президент Уитсильванского банка, ревизор и вице-президент тозеровской хлебной компании, казначей и вице-президент маслобойни «Звезда», ни в какой мере не был наделен настороженной молчаливостью своих родителей. Берти был достаточно говорливый и вполне современный деловой человек. У него были большие клыки, и его пенсне снабжено было золотою цепочкой, которая кончалась щеголеватым крючком, заложенным за левое ухо. Он верил в рекламирование городов, в организацию автомобильных пробегов, в бойскаутов, бейсбол и виселицы для ИРМ[33] и крайне сожалел о том, что Уитсильвания (пока что) слишком мала, чтобы учредить в ней Деловой клуб или секцию ХАМЛа. Рука об руку с ним вплыла его невеста, мисс Ада Квист, дочь «Фуража и Утвари». Нос у нее был острый, но еще острее был ее голос и подозрительный взгляд, который она вперила в Мартина.
— Эроусмит? — спросил Берт. — Гм… Ну как? Рады, что попали, наконец, сюда, в божью страну?
— Да, тут чудесно…
— Вся беда Восточных штатов в том, что у них там нет энергии и простора для роста. Посмотрели бы вы настоящую дакотскую жатву. Скажите, как вы оставили занятия в это время года?
— А что?..
— Мне известны все университетские правила. Я посещал коммерческий колледж в Гранд-Форксе. Как вам удалось уехать?
— Взял кратковременный отпуск.
— Леора говорит, что вы с нею думаете пожениться.
— Мы…
— У вас что-нибудь отложено, кроме денег на окончание курса?
— Нет.
— Так я и думал. Как вы рассчитываете содержать жену?
— Рассчитываю получить со временем практику.
— Со временем! Что же проку в разговоре о женитьбе, когда вы еще не в состоянии содержать жену?
— Именно, — перебила возлюбленная Берта, мисс Ада Квист, — в точности то же сказала и я, Ори. — Она, казалось, говорила больше своим заостренным носом, чем бантиком губ. — Если мы с Бертом можем ждать, могут, полагаю, и другие.
Миссис Тозер «захныкала:
— Не будь слишком резок с мистером Эроусмитом, Берти. Он, я уверена, хочет сделать все по-хорошему.
— Ни с кем я не резок. Я только разумен. Если бы вы с отцом думали о деле, а не хлопали ушами, я бы не впутывался. Я не люблю соваться в чужие дела и не допускаю, чтобы кто-нибудь совался в мои. Живи и давай жить другим да смотри за собственными делами — вот мой девиз, и я так и заявил на днях Алеку Инглбледу, когда я сидел и брился, а он попробовал посмеяться насчет того, что мы держим много закладных; но, видит бог, я не позволю человеку, о котором ничего не знаю, увиваться вокруг моей сестры, не выяснив сперва его возможностей.
Леора проворковала:
— Берти, котик, у тебя опять галстук заехал на воротничок.
— А ты. Ори, — взвизгнул Берт, — если бы не я, ты еще два года назад выскочила бы замуж за Сама Петчека!
Далее Берт показал на ряде конкретных примеров, как она легкомысленна, а что касается профессии медицинской сестры… Сестры!..
