Касавир вздохнул и посмотрел куда-то поверх ее головы.
— Почему бы тебе не сказать все, как есть, не мучая меня. Я не собираюсь предъявлять своих прав на то, что мне не принадлежит. Кто мы друг другу? Командир и заместитель, которые иногда целуются и купаются в речке?
При этих словах кровь бросилась в лицо Эйлин, и она сделал над собой усилие, чтобы не взорваться.
— Это Бишоп для меня такой же член группы, как и все, — сдержанно произнесла она, — разве что проблем от него больше, чем от других. Но он по-своему полезен. А ты… ты же знаешь, что к тебе я отношусь по-особенному.
— Не знаю, — упрямо ответил паладин.
Он чувствовал, что его несет, но какая-то глухая, затаенная в сердце обида заставляла его не только произносить эти несправедливые слова, но и верить в них. В первый раз за много лет он был не в состоянии контролировать себя.
— Ты слишком много внимания уделяешь Бишопу и его душевному состоянию. Позволяешь себе нянчиться с ним, когда он лыка не вяжет, отвлекаешь солдат, чтобы они носили его в постельку, а то, не дай бог, он встретит рассвет на полу таверны. Думаешь, я не знаю? Ты постоянно пытаешься разговорить его. Естественно, у него в крепости масса свободного времени, почему бы ему не потрепаться с тобой о наболевшем?
Эйлин покачала головой и мягко сказала, попытавшись взять его за руку:
— Послушай, все не так, как тебе кажется. Я же не считаю каждую минуту, проведенную тобой с кем-то другим. Да и разговаривать по душам ты не особо стремишься.
Но Касавир отдернул руку.
— Да, я не силен в таких вещах, мне трудно говорить о своих чувствах, но это не значит, что у меня их нет.
Он долго молчал, машинально перекладывая костяшки домино с места на место. Затем, не поднимая головы, произнес:
— Знаешь, иногда я сомневаюсь, что за твоими поцелуями стояло что-то большее, чем…
— Чем что? — Резко перебила его Эйлин. — А, понимаю, пьяная командирша забавы ради набросилась на невинного паладина и сбила с пути истинного. Ты это хочешь сказать? А может быть, дело в том, что поцелуи тебя не устраивают?
Касавир молчал. Она по-настоящему разозлилась — да что этот фальшивый праведник себе позволяет!
— Тогда вот что я тебе скажу, — Эйлин резко встала из-за стола, — мне, конечно, плевать на эту Хезебель, ей до меня как до луны. Но когда она меня унижала, Бишоп был единственным человеком, который за меня заступился, до сих пор понятия не имею, почему. Но я это обязательно выясню!
Она вышла из таверны, с грохотом хлопнув дверью. Касавир мрачно посмотрел на Бишопа. Тот спокойно дул свой эль, как будто и не догадываясь, что стал причиной их ссоры. «Взять бы его сейчас и лицом об стол. Раз пять. А потом элем полить. Заступник. И сам хорош. Нашел, что сказать, — он вздохнул, — логика меня последнее время подводит. Да и откуда ей взяться? С ума бы не сойти. От чего ушел — к тому и пришел».
Плохие сны сбываются
Под утро Эйлин приснился Касавир — какой-то тихий, молчаливый и очень бледный. Глаза его были воспалены, и он смотрел на нее так, словно просил о помощи. Это видение заставило ее проснуться и резко подняться, от чего у нее потемнело в глазах. Через несколько секунд, сфокусировав взгляд, она сорвалась с кровати и стала быстро одеваться. Уж чему-чему, а своим снам она доверяла. Чем более опытным бардом она становилась, тем чаще ей снились такие красноречивые сны. Интуиция не обманула ее. Кана доложила, что еще до рассвета в крепость прискакал человек в одежде последователей Тира. Он оказался одним из паломников, возвращавшихся в Невервинтер из Крепости Преданных в Тетире, и собиравшихся остановиться у них. Он рассказал, что на границе земель крепости на них напал небольшой, но хорошо вооруженный отряд разбойников. Что им было нужно от бедных паломников — неизвестно, но половину каравана они перебили, остальных увели. Возможно, неграмотный сброд принял их за торговцев. Паломник попросил помощи у крепости. Касавир, приказав не будить Эйлин, велел седлать коня и возглавил патруль. Эйлин собиралась было наброситься на Кану с руганью за то, что ее не предупредили, но вовремя спохватилась. В конце концов, лейтенант Кана подчиняется заместителю капитана так же, как и самому капитану. Да и удержать Касавира она бы все равно не смогла. Он оставался паладином Тира, и помочь паломникам было его долгом. Больше всего ее тревожило то, что, как ей поведал Бивил, стоявший в это утро на страже, Касавир не взял с собой зелий и даже не стал тратить времени на переодевание. Он лишь накинул на потное после утренней пробежки тело тунику и защищавшую торс легкую полукирасу. Один пропущенный удар по корпусу мог стать роковым. Все, что оставалось Эйлин — это надеяться, что угроза не очень серьезна. Сначала у нее возникла мысль броситься следом, но паломник, указывавший путь, уехал вместе с отрядом, а на следопыта надеяться не приходилось: еще ночью он куда-то ушел, как обычно, никому ничего не сказав.
Она теперь вряд ли могла бы вспомнить, как прошел тот день. Что она делала, с кем говорила, куда ходила. Сплошной туман, и одна мысль, тяжелым молотом стучавшая в голове: «Касавир… Касавир… Касавир…». К вечеру, когда отряд так и не вернулся, она пожалела, что не рискнула. Возможно, основные силы бандитов оказались большими, чем ожидалось. Когда она уже собиралась приказать капитанскому отряду седлать коней, стражник на воротах крикнул, что кто-то направляется в крепость. Эйлин выбежала из ворот и увидела далеко на дороге семерых всадников. Посадка одного из них была не очень уверенной. Вдруг он завалился набок и едва не упал на землю, но умное животное перешло на шаг, и товарищи успели поддержать его. Эйлин, полная дурных предчувствий, побежала к нему. Да, это был Касавир. А с ним — двое солдат и спасенные паломники. На боку его была кое-как прилажена красная от крови повязка. Край кирасы с той стороны был разрублен, весь бок и бедро были в засохшей крови. «Боги, он ранен! — пронеслось в голове Эйлин. — И ранение серьезно, если он не смог излечить себя».
— Касавир! — позвала она.
Он был без сознания, но дышал. Она попыталась сотворить заклинание, но из-за волнения не смогла сконцентрироваться.
Тогда она взяла лошадь под уздцы и, поддерживая Касавира, повезла его в крепость. Она надеялась, что отец Иварр сможет помочь ему. Солдаты помогли ей отнести раненого в лазарет.
Отец Иварр был невысокого роста, крепким и коренастым стариком с волнистыми седыми волосами до плеч и такой же седой бородой, которую он заплетал в две косички, на северный манер. Он был священником Тира и раньше жил в храме в Невервинтере. Эйлин знала, что они были близко знакомы с Касавиром. В свое время, когда встал вопрос о строительстве храма, она, не раздумывая, решила отдать его служителям Тира и пригласить Иварра. Он был еще и замечательным лекарем, что было очень полезно для крепости.
Несмотря на протесты святого отца, она отказалась уйти. Тот внимательно посмотрел на нее большими, глубоко посаженными серыми глазами, хмыкнул, но ничего не сказал. Сейчас для него важнее было заняться раненым. Иварр снял мантию, оставшись в рубашке, закатал рукава, обнажив жилистые, необычно сильные для его возраста руки, и, закрыв глаза, положил ладонь на лоб Касавира. Через пару минут веки раненого задрожали. Он приходил в сознание.
— Его необходимо раздеть и осмотреть, — сказал Иварр и многозначительно посмотрел на Эйлин, — я бы предпочел помощь кого-нибудь из паломников.
Она ответила чуть резче, чем хотела:
— Брось, святой отец. Я здесь не для того, чтобы смотреть на его наготу, я хочу помочь тебе…и ему.
— Не стоит так щетиниться, — мягко ответил священник, улыбнувшись ей, — будь по-твоему.
Им пришлось повозиться. По хриплым вздохам Касавира и выступившим на его лбу капелькам пота, Эйлин поняла, что движение доставляет ему боль. Когда он был полностью раздет, Иварр снял повязку и, попросив Эйлин подержать таз, смыл кровь с его тела. Девушка едва подавила вскрик, когда рана обнажилась. Она была не очень глубокой, но обширной, в полторы ладони. Разорванная кровоточащая плоть была кое-где прикрыта лоскутами кожи. Кроме того, рана была очень грязной и издавала слабый запах ядовитых жабьих желез. Накрыв бедра Касавира простыней, Иварр принялся осматривать повреждение.
Взяв себя в руки, Эйлин заметила:
— Видимо, он был ослеплен или силы совсем покинули его, если он пропустил такой удар.
Иварр кивнул, продолжая осматривать рану.
— К счастью, печень не задета. Но поврежденная поверхность велика, он потерял много крови. Он смог остановить ее и кое-как перевязать рану, но в дороге она опять открылась. Неудивительно.
Эйлин заметила красноватую припухлость чуть выше раны.
— Ему больно двигаться. Посмотри, это не перелом?
