Сытые, отдохнувшие лошади, истосковавшиеся по своей лошадиной работе, бежали резвой рысью, время от времени норовя перейти на галоп. Поэтому я не успела опомниться, как добралась до нужного места.
Приказав Степану остановиться, я вылезла из кареты и отпустила его домой, взяв с него слово, что он будет приезжать сюда каждый день по три раза и ждать меня в течение часа. На рассвете, в обед и на закате.
Таким образом подготовив себе путь для отступления, я вошла в лес и, дождавшись, когда стук копыт затихнет, переоделась и спрятала свое платье в огромном дупле, словно специально предназначенном для подобных целей.
Поначалу все складывалось как нельзя лучше. После недавних дождей в лесу действительно были грибы, И хотя я не очень в них разбираюсь, через некоторое время набрала целое лукошко, которое уже оттягивало мне руку.
Через некоторое время нога опять начала беспокоить меня, и все чаще я присаживалась отдохнуть, а при ходьбе снова хромала.
Я уже собиралась выбросить большую часть грибов, но в это самое время услышала чьи-то голоса.
Лес принадлежал Орловскому и, скорее всего, это был кто-нибудь из его людей. Во всяком случае я надеялась на это, хотя настоящая крестьянка на моем месте скорее испугалась бы. Грибы, ягоды и прочие дары леса по закону тоже принадлежали хозяину леса, и он вряд ли оставил бы эту потраву без наказания.
Но именно в этом и состоял мой план. Во всяком случае, это был единственный пришедший мне в голову повод для «знакомства» с хозяином леса.
Я постаралась как можно натуральнее изобразить ужас на своем лице и даже попытку бегства при встрече с двумя бородатыми мужиками с топорами в руках.
– Эй, хромоножка, ты куда поскакала? – смеясь, крикнул один из них.
– Ату ее, кикимору, – в тон ему гикнул другой и пробежал несколько десятков шагов в моем направлении.
Судя по всему, они искали развлечений, и хромая девушка в лесу как нельзя лучше подходила для этих целей.
Я решила им подыграть и довольно натурально упала и закрыла лицо руками. Жест вполне естественный для робкой крестьянки в подобной ситуации.
Разумеется, изображая ужас, я только провоцировала их на озорство и демонстрацию своей силы и власти. Но меня совершенно не устроило бы, если бы они отпустили меня, пожелав счастливого пути. А поначалу они, кажется, именно это и собирались сделать. Во всяком случае, интерес ко мне у них появился лишь тогда, когда они подошли ко мне вплотную и заставили оторвать руки от лица.
– А она хорошенькая, – игриво заметил более молодой из них и сделал попытку погладить меня по голове.
– Не обижайте меня, – испуганно попросила я.
– Да ты и так Богом обиженная, – миролюбиво заверил меня второй, намекая на мою хромоту.
– Я ногу подвернула и идти не могу, – пожаловалась я и убила таким образом двух зайцев. Объяснила причину хромоты и сообщила, что не обладала врожденным уродством.
– Ну-ка, дай посмотрю, – с видом знатока предложил «добряк».
Я стыдливо прикрыла ноги юбкой и отползла в сторону, уронив при этом лукошко и рассыпав грибы.
– А ты откуда будешь-то? – явно заинтересовался его молодой товарищ.
– Из Лисицына я. Иду мимо, смотрю – грыбы…
– Грыбы-ы, – передразнил меня парень. – А ты знаешь, что тебе за эти грыбы положено?
– Так я же чуток… Самую малость…
– Да брось ты, Митя, пущай себе хромает, – заступился за меня старший. Он явно был настроен миролюбиво.
Но молодого его слова только раззадорили:
– Это как же – оставь. Если каждая девка начнет в нашем лесу грибы собирать – так это что будет? Ну-ка пойдем со мной.
Последние его слова были обращены ко мне, но по его лицу я видела, что он еще не решил, как со мной поступить, и пока только пугает. Но сделала вид, что переполошилась насмерть.
– Да возьмите вы эти грыбы, чтобы им пусто было. Вот ведь нечистый меня попутал…
– Нечистый, говоришь? – усмехнулся парень. – А может, ты ведьма?
– Брось, Митя, не балуй, – снова попытался защитить меня второй.
– Это что значит – не балуй… – не унимался молодой. – А вот барин-то узнает, что мы ее отпустили, так он тебе покажет «не балуй».
Я прислушивалась к каждому их слову, потому что в этот момент решалась моя судьба. И от того, кто победит в этом споре, зависело, попаду ли я сегодня к Орловскому, или мой план потерпит фиаско.
Молодой мужик оказался более настырным и все-таки настоял на своем. Он припугнул своего товарища, что доложит барину про его доброту, и тот порядком струхнул:
– Да я-то что? Разве против закону? – оправдывался он. – Просто связываться неохота.
– Неохота ему… – удовлетворенно проворчал парень, добившись своего. – А от барина нам за это благодарность будет. Или не понимаешь?
И по тому, как он игриво подмигнул, кивнув в мою сторону головой, мне стало не по себе. Я только теперь по-настоящему поняла, что моя игра может оказаться небезопасной. Одному Богу известно, что за нравы царили в поместье Орловского и каким образом он «благодарит» своих мужиков. Но отступать было уже поздно.
Мои конвоиры с самым серьезным видом взяли меня под белы ручки и чуть не волоком потащили за собой. Некоторое время я уговаривала их отпустить меня с миром, но решение ими было принято окончательно и бесповоротно, и, убедившись в этом, я замолчала.
Мой план сработал. Но особой радости по этому поводу я уже не испытывала. Тем более что, вопреки моим ожиданиям, тащили они меня не из леса, а в прямо противоположную сторону.
Шли мы очень долго, лес становился все темнее, и в какой-то момент я заподозрила их в невесть каких намерениях и уже прикидывала, смогу ли при необходимости противостоять без оружия двум здоровым выносливым мужикам.
Но не успела прийти к окончательному выводу, поскольку через некоторое время увидела какое-то строение в глубине леса. На первый взгляд оно напоминало крепость, острог или что-то в этом роде. Недаром Орловский называл его своим Лесным Замком. Но об этом я узнала значительно позже.
Хозяина в данный момент на месте не было, это я поняла сразу. Меня втолкнули в маленькую полутемную комнату с лавкой у стены.
– Вот ужо пусть с тобой барин разбирается, как приедет, – произнес один из моих конвоиров, запирая дверь на засов.
«Вот приедет барин —
Барин нас рассудит…» —
не совсем к месту вспомнились мне строчки известного стихотворения.
Такого поворота событий я совершенно не ожидала и не была к нему готова. Я оказалась настоящей пленницей – меня заперли в темнице. Для полноты ощущений не хватало только кандалов на руках, кувшина с водой и черствой корки хлеба в качестве угощения.
Несмотря на недостаточное освещение, я сумела разглядеть свою темницу, и по некоторым признакам поняла, что это самая настоящая тюрьма.
Крохотное оконце под самым потолком, земляной пол и весьма неприятный запах не оставляли сомнений в том, что я недооценивала грозящей мне опасности. Здесь в лесной глуши Орловский мог сделать со мной все, что придет в его грешную голову, и ни один человек никогда об этом не узнает, если сам Орловский того не пожелает.
«Во всяком случае, пока никто не мешает мне спокойно обдумать свое положение», – попыталась я отнестись к происходящему с иронией, но, честно говоря, получилось у меня это не очень убедительно. Поскольку именно в процессе обдумывания я пришла к окончательному выводу, что, приехав сюда, поступила, мягко говоря, не слишком благоразумно.
Степан, в соответствии с моим приказом, в течение нескольких дней будет послушно приезжать на условленное место, не поднимая тревоги. Я была настолько легкомысленна, что даже не ограничила этот срок конкретной датой.
«А если даже потеряет терпение и заподозрит неладное, – с унынием подумала я, – то и в этом случае положение мое не намного улучшится».
Весь ужас состоял в том, что ни Степан, ни кто бы то ни было даже не предполагали, что мне может грозить какая-то опасность. Степан даже не подозревал, куда я отправилась, да и с какой стати я стала бы посвящать его в свои планы?
А при мысли, что, кроме него, никто на много верст вокруг не знает моего настоящего имени, мне стало совсем не по себе.
Для синицынских крестьян я была Натальей Павловной, других знакомых у меня в этих краях не было.
Представив себе, как Степан пытается объяснить синицынским крестьянам, что их пропавшая хозяйка на самом деле никакая им не хозяйка, я не сумела сдержать стона отчаяния.
Я действовала исключительно на свой страх и риск и теперь могла жестоко поплатиться за свое легкомыслие.
Никогда не понимала смысла слов «положение хуже губернаторского», но на этот раз именно они пришли мне в голову.
Я прислушивалась к каждому шороху, ожидая с минуты на минуту появления хозяина темницы, и предчувствие не обещало мне от этой встречи уже ничего хорошего.
Прошло, должно быть, около двух часов, прежде чем я услышала шаги за дверью. Надо ли говорить, с каким чувством я ожидала, когда дверь откроется? На всякий случай я отошла в самый дальний угол темницы и притаилась.
