Я промолчала, чувствуя, как разогналась кровь, разгорячилась кожа, сжала мышцы внизу живота — трусики намокли, я боялась оставить под собой обличающее моё возбуждение пятно.
Мужчина смотрел на меня внимательно, кончиками пальцев водя по руке от запястья до плеча и лаская шею под волосами. Хотелось откинуть голову, чтобы поцеловал, сжал грудь, раздвинуть ноги и почувствовать его руку там.
Я тяжело вздохнула:
— Зачем ты это делаешь?
— Всему своё время, маленькая. Просто скажи, когда станет совсем невмоготу.
— Я сейчас хочу тебя. — Так трудно признавать свои желания.
— Этого мало. Это не то.
Он ласково коснулся кончика моего носа, встал и пошёл к огню, у которого Теренс, о чём-то непринуждённо разговаривая с Расселом, принялся накладывать на решётки куски мяса.
Глава 10. В теле нет лишних сантиметров
Чужая боль не болит
Больше всего на свете в этот вечер я хотел не выпускать Несси из постели. Но её обморок насторожил. Что с моей девочкой не так? Она молчала, Расс тоже. Пати, как-то само собой организованное с подачи Теренса, пришлось весьма кстати: рядом с Рассом мне легче, а Теренс нехило разряжает любую обстановку — Несси это пойдёт на пользу.
— Никос, пару сетов парной? — спросил стилист, едва я приблизился к ним.
Расс уже примерялся к ракетке, пока Экен и Маури засыпали льдом банки с пивом и бутылки виски и вина. Похоже, друзья решили устроить знатную попойку. Не хватало только Джейка.
Не хватало до зубного скрежета, я чувствовал зависимость от него, а он стремился сбежать в свои чёртовы джунгли всё чаще и на дольше, похоже, специально не выходя на связь, чтобы снизить эту зависимость.
А я ощущал себя неопытным слэклайнером[11] без страховки и балансира над нескончаемой пропастью, дна которой не видно. И теперь балансировал над бездной своего сумасшествия с Несси на руках.
И она бесила меня тем, что всё у неё не так, как должно быть, что я не могу её просто трахать, что я должен решать её проблемы, потому что больше некому. Я злился на неё, что она впилась под кожу и будоражит, будоражит, будоражит… Хотелось её отцепить и вышвырнуть вон из моей привычной жизни, но я почему-то не мог.
Я чувствовал потребность видеть её, трогать, вдыхать её, делать совершеннее, счастливее, успешнее. Во мне брал верх бизнесмен — всё, к чему я прикасался, становилось лучше и работало, как должно.
Но не Несси. Эта чёртова поломанная кукла… Моя новая цель. Моё навязчивое желание наладить, настроить на успех и выпустить, чтобы существовала независимо от меня с другим дирижёром по жизни, а я буду знать, что и эту задачу выполнил. Я не цеплялся за проекты, просто доводил их до совершенства.
И Несси… эта изломанная девчонка… чёртова кукла. Она не молчала, хотя казалась покорной. Она не соглашалась со мной, хотя я предложил ей больше, чем получу от неё. Она — моя невыгодная сделка. Мой крах как бизнесмена.
Моя роковая случайность. Моя убийственная ошибка.
Но как же я её хотел!.. Всю. С её проблемами, болью и страхами. Я, и без того безумный, безумно хотел наполнить её совершенное тело совершенным самоощущением, внутренним светом. Чтобы золотые искорки в её глазах не угасали.
Моя маленькая поломанная девочка… Моя раздавленная кукла… Как же я тебя ненавижу и…
— …да он на это не способен! Ты вспомни прошлый раз!
Я вздрогнул от мелькнувшего невысказанного ощущения, потряс головой, будто смахивал несуществующие ледяные брызги, чувствуя, что внутри все — в противовес — пылало. Трахать и возбуждать эту девочку, не получив удовлетворения уже дважды — это ад. Невыносимая пытка.
Обернулся к Несси.
Она сидела на диванчике, подвернув под себя стройные длинные ножки, и ела меренгу из малины с перцем чили и орехами в воздушном безе из мягкого шоколадного сыра со сливками — Экен, похоже, устал варить мне кашу и капусту, нашёл благодарного поедателя его кулинарных причуд.
А мне остро захотелось попробовать её саму, вымазанную вот в этом аппетитном десерте. Член напомнил о себе ломавшей терпение болью. Взять бы эту… эту… Чёрт!
Я перевёл взгляд на стальную ёмкость, наполненную льдом, стараясь дышать ровно и выбросить из головы эту девчонку. Хоть на минуту забыть о ней. А она, будто издеваясь, уже оказалась рядом и положила ладошку мне на поясницу, заглядывая на этикетки бутылок.
— Розовое. «Anthony's Hill. White Zinfandel»…
Дальше не слышал, сердце билось так сильно, так быстро гнало кровь, что разрывало голову, я мгновенно вспотел, внутри растекалась огненная лава похоти и бешенства. Я готов был порвать девчонку на части. Сжал кулаки и, стиснув зубы, отодрал глаза от бесполезного сейчас льда и встретил твёрдый взгляд Расса.
Он смотрел спокойно и уверено — знал, что со мной происходит, и глазами говорил: «Держись. Или я тебя ударю» — однажды только так он привёл меня в чувство. Он взял Несси за руку и потянул её за себя. Едва заметно покачал головой и, не поворачиваясь, произнёс:
— Экен, Маури, Несси, вернитесь в кухню за столовыми приборами.
Так себе причина, но Маури взял девушку под локоть и увёл её. Он наверняка знал о моей проблеме, хотя я никогда не рассказывал ему, жалел меня, но я не любил этого — меня нельзя жалеть. Ни в коем случае! Он чувствовал меня, как отец. Хотя как раз отец давно от меня далёк, существует на параллельной орбите.
— Ник…
— Убей меня, если я… — глотку перехватило от одной мысли, на что я способен, когда теряю контроль над собой.
— Убью, — пообещал друг.
И сказал это так, что я не сомневался — сделает это, не даст мне окончательно стать бешеным зверем. Однажды это почти случилось.
— Я… сейчас вернусь.
Мне нужно сбросить напряжение.
* * *
Я вошёл в комнату Несси, не ожидая увидеть её там. Мне нужен был её запах, я пришёл за ним просто передёрнуть затвор, пока не из меня не выдернуло последние проблески человеческого разума.
— Что ты здесь делаешь?! — процедил, стиснув зубы и чувствуя, как накрывает горячей пеленой мозг.
— Что с тобой происходит, Никита? — она смотрела на меня снизу вверх, сидя на краю кровати, и я сам не понял, как подошёл к ней вплотную.
— Выйди, Несси! Иначе…
— Что? — она не опустила глаза, смотрела прямо и с вызовом. — Ты не кончил в парке, не трахнул меня час назад. Ты на взводе, и от этого тебе плохо? — она расстегнула мои штаны, и я не мог и не хотел ей сопротивляться.
— Мне всегда плохо. Просто… оставь меня в… — Я проглотил слова, захлебнувшись стоном, когда она освободила член из боксеров и провела по нему ладошкой по всей длине, чуть сжав пальцы.
— Долг платежом красен…
Она облизнулась и без лишних слов накрыла губами болезненный конец. И в голове что-то взорвалось, я будто ослеп и оглох, разучился думать. Я не помнил и не чувствовал больше ничего, только её дыхание, губы и язык, только её нежную ладошку и блаженство, завладевшее всем моим существом от её нехитрых ласк.
Не понял, как подгрёб её под себя и впился в губы, чувствуя вкус малины и перца, смешанный с моим собственным. Как мял её руками, кусал и сжимал, как содрал с неё шорты и вонзился в узкое горячее лоно, вбиваясь зло и резко, расшатывая кровать и сжимая её груди.
Я трахал её безумно, остервенело, рыча от боли в яйцах и ломоты в члене, стремился отдать ей эту муку, низвергнуть её в мой личный ад и больше не оставаться в нём одиноким. Трахал с ненавистью ко всему миру и своей одержимости, со слезами бессилия и отчаяния, вцепившись в её плечо зубами. Я ничего не видел, слышал только свои стоны и яростное урчание и… её тихое «Никита…»
Кончил бурно, сжав её до хруста в собственных мозгах, вминая её в постель, хрипя и всхлипывая от наслаждения и короткого удовлетворения.
Только немного придя в себя, увидел в её глазах боль, почувствовал, как сильно вцепился пальцами в её бёдра, словно когтями в упругую плоть, разжал руки и понял, что оставил на её теле следы, обещавшие налиться многочисленными синяками.
