– Убери руку! – приказала она.
Я неторопливо вытащил руку из чужого кармана. Карло зашевелился, полуповернулся и издал громкий гортанный звук.
– Отойди от него! – резко бросила она.
Я встал и попятился. Карло поднялся на четвереньки, потряс головой, потом с трудом встал. Он постоял, пошатываясь, будто на ватных ногах, затем обрел устойчивость, снова потряс головой и посмотрел на меня.
Я ожидал увидеть на его лице бешеную злобу, но он вдруг снова улыбнулся.
– Вот не думал, что ты такой смелый, – проговорил он и скорбно потрогал голову. – Давненько уже меня так не били. Неужто ты и вправду подумал, что я такой дурак, что стану таскать эту записку?
– Попытка не пытка, – ответил я.
– Что все это значит? – нетерпеливо спросила Майра. – Что еще за игры? Кто он?
– Это Досон, я тебе о нем рассказывал. В пятницу он повезет товар в Ниццу. – Карло снова потрогал голову и поморщился.
– Посмотрите, что вы, обезьяны, натворили. Убирайтесь отсюда! – закричала она. – Ну, выметайтесь оба!
– Ну хватит, – остановил ее Карло. – Вечно ты шумишь. Мне надо поговорить с тобой. – Он повернулся ко мне. – Давай отваливай. И не вздумай повторить этот номер. В следующий раз я тебе не спущу.
Я снова напустил на себя удрученный вид.
– Ухожу, – сказал я и понуро направился к двери.
Майра окинула меня презрительным взглядом и повернулась ко мне спиной. Проходя мимо, я выхватил у нее пистолет и так двинул ее плечом, что она отлетела на одно из кресел, а сам быстро развернулся и взял Карло на мушку.
– Отлично, – воскликнул я, – дай-ка сюда бумажник!
Он долго стоял как завороженный, а потом запрокинул голову и как захохочет, да так громко, что аж стекла задрожали.
– Ну и ну! Ну, умора! – проревел он, хлопая себя по ляжке. – Вот это наглость!
– Давай бумажник! – заорал я, и в моем голосе зазвенели нотки, от которых он оцепенел.
– Слушай, дурашка, записки здесь нет, – процедил он, и в его лице появилась жестокость.
– Не хочешь схлопотать пулю в ногу – бросай сюда бумажник.
Мы уставились друг на друга. Он понял, что я не шучу. Он вдруг ухмыльнулся, вытащил бумажник из заднего кармана и швырнул к моим ногам.
Держа Карло на мушке, я наклонился, поднял бумажник и, опершись о стену, просмотрел его содержимое. Он был набит банкнотами по десять тысяч лир, но других бумаг я не обнаружил. Майра с ненавистью смотрела на меня.
– Ничего парень, а? – бросил ей Карло. – Почти такой же крепкий, как я. Но мы подрезали ему крылышки, и ему придется сделать то, что ему велят. Правда, корешок?
Я швырнул ему бумажник.
– Похоже на то, – ответил я. – Но смотри: это будет не так легко.
Я положил пистолет на стол и вышел. Вслед мне донесся смех Карло.
Когда я спустился по ступенькам и оказался на аллее, все еще шел дождь. У парадного стоял темно-зеленый «рено», за ним – «кадиллак».
Я пустился бегом, добрался до улицы и продолжал бежать, пока не добежал до своей машины. Я быстро доехал до дома, оставил машину на улице, взбежал по лестнице и – в гостиную. Не снимая плаща, я позвонил в сыскное агентство и попросил Сарти. Застать его на месте я особенно не рассчитывал, так как было уже почти половина одиннадцатого, но он чуть ли не сразу же взял трубку.
– Тот «рено», о котором я говорил, стоит на подъездной аллее виллы Палестра на бульваре Паоло Веронезе, – сообщил я. – Немедленно приставьте к нему несколько человек. Я хочу узнать, куда поедет водитель. Поосторожней, он, вероятно, будет ожидать «хвост».
Сарти сказал, что немедленно этим займется. Я слышал, как он отдавал кому-то распоряжения послать людей к вилле Майры.
Когда он закончил, я спросил:
– У вас есть новости для меня?
– Завтра к утру кое-что будет, синьор.
– Я не хочу, чтобы вы приходили сюда. Моя квартира под наблюдением. – Иначе бы откуда Карло знать, что днем ко мне заглядывал Карлотти. Я велел Сарти прийти в десять утра в пресс– клуб. Он сказал, что придет.
Сбросив плащ, я отнес его в ванную, а сам вернулся в гостиную, налил себе приличную дозу виски и сел. Челюсть болела, мне было тошно от самого себя. Вытащить меня из переделки, в которую я попал, мог только я сам.
Завтра воскресенье, в понедельник предстоит лететь в Неаполь, чтобы присутствовать на дознании у коронера. А в пятницу мне придется отправляться в Ниццу, если только к тому времени я не смогу доказать, что Хелен убила Карло. Времени почти не оставалось.
Я был уверен, что убил ее он, но я не понимал почему. Безусловно, не ради того только, чтобы подцепить на крючок меня. Эта мысль пришла ему уже после убийства и, вероятно, после того, как он обнаружил оставленную мною записку.
Так почему же он ее убил?
Она приносила ему прибыль. Он помыкал ею, как хотел. Торговец наркотиками всегда помыкает своими жертвами… Если, разумеется, жертва случайно не узнает о торговце что-то такое, что дает ей большую власть над ним, нежели он имеет над ней.
Хелен была шантажисткой. Неужели она до того обезумела, что попыталась шантажировать Карло? Она бы не пошла на это, если бы не обнаружила то, что оказалось для Карло сущим динамитом; она была уверена, что Карло придется подчиниться ее требованиям. Неужели она обнаружила какую-то улику, которая действительно поставила Карло в опасное положение? Если так, она бы, прежде чем нажать на Карло, где-то надежно спрятала эту улику.
Тот факт, что он ее убил, доказывал, что либо он нашел эту улику и уничтожил ее, либо Хелен просто не успела сообщить ему, что улика у нее надежно спрятана. А он, как только она принялась угрожать ему, сбросил ее с утеса.
Неужто все именно так и произошло? Сомнительно, хотя и возможно. Заполучи я эту улику – и я бы обезвредил Карло. Если улика действительно существует, то где же Хелен ее спрятала? На квартире? В банке? В сейфе?
Насчет квартиры я ничего не мог поделать: там Карлотти выставил охрану. Узнать, был ли у нее сейф, тоже не так просто, но, прежде чем в понедельник улететь в Неаполь, я мог заглянуть в ее банк. Вероятно, я понапрасну тратил время, но мне нужно было обдумать все варианты. Этот казался многообещающим.
Я все еще продумывал его, когда зазвонил телефон. Снимая трубку, я глянул на часы у себя на столе: было 23.10.
– Я выследил «рено», синьор Досон, – сообщил Сарти. – Владелец – Карло Манкини. У него квартира на виа Брентини, над винным магазином.
– Он сейчас там?
– Он заходил переодеться. Уехал пять минут назад, в вечернем костюме.
– Оставайтесь на месте. Я сейчас приеду, – сказал я и положил трубку.
Натянув промокший плащ, я вышел, сел в машину и через двадцать минут добрался до виа Брентини. Оставив машину на углу, я быстро зашагал по улице, пока не увидел толстую фигуру Сарти, укрывшегося от дождя в темном проеме у входа в магазин. Я вышел из-под дождя и стал рядом с ним.
– Он не вернулся?
– Нет.
– Я зайду посмотрю.
Сарти скорчил гримасу.
– Это противозаконно, синьор, – сказал он без всякой надежды.
– Спасибо за информацию. Вы не знаете, как туда войти?
Винный магазин находился напротив. Там была боковая дверь, которая, очевидно, и вела к квартире наверху.
– Замок несложный, – заключил Сарти и, порывшись в кармане, сунул мне в руку связку отмычек.
– Это тоже противозаконно. – Я улыбнулся.
Вид у него был удрученный.
– Да, спасибо. За мою работу возьмется не каждый.
Я пересек пустынную улицу, глянул, задержавшись на мгновение, в оба ее конца, вытащил фонарик и осмотрел замок. Как и сказал Сарти, он оказался несложным. Механизм сработал с третьей или четвертой попытки. Я толкнул дверь и тут же закрыл ее за собой. Я снова включил фонарик и быстро поднялся по оказавшейся передо мной лестнице.
На площадке стоял запах вина и пота, а также сигарного дыма. Моему взору предстали три двери. Открыв одну, я увидел маленькую грязную кухню. В раковине были свалены грязные кастрюли и две сковороды, вокруг которых хлопотливо жужжали мухи. На столе на куске промасленной бумаги лежали остатки еды – хлеб и салями. Я прошел по коридору и заглянул в небольшую спальню: двуспальная кровать, незаправленная, с почерневшими простынями, засаленной подушкой, по полу разбросана одежда. Пол был усыпан табаком, а от вони в комнате я чуть не задохнулся.
Я попятился и прошел в гостиную. У нее тоже был такой вид, как будто в ней какое-то время жила свинья. Под окном стояла большая кушетка и у камина два кресла. Все три предмета мебели казались грязными и засаленными. На столике шесть винных бутылок, три из них пустые. На пыльной каминной доске ваза с увядшими гвоздиками. Стены заляпаны жирными пятнами, пол усыпан табачным пеплом.
На одном из подлокотников кресел примостилась большая пепельница с окурками от сигарет и тремя окурками от сигар. Я взял один окурок и осмотрел. Он показался мне в точности похожим на тот, что я нашел на вершине утеса. Я положил его в карман, оставив два других.
