— Привет, меня зовут Сеффи. — Я улыбнулась.
Носорог приветственно взмахнул барабанной палочкой. Сонни подошел пожать мне руку и сказал:
— Добро пожаловать в нашу веселую команду.
На перевернутом деревянном ящике сидела рыжая девушка с невероятно длинными кроваво-красными ногтями и глядела на меня исподлобья.
— А это Эми, — сказал Джексон.
Я улыбнулась и ей, но от этого температура ее взгляда, устремленного на меня, только упала еще ниже. Это что, подружка кого-то из музыкантов? Что она так взъелась на меня?
— Мы тут репетировали, пока ты не пришла, — сообщил мне Джексон.
— Ну что ж, спасибо, что пригласили. — Я приветливо оглядела всех. — Джексон говорит, вам нужна певица?
— Чего?! — Эми вскочила.
— Оп-паньки, — вполголоса проговорил Сонни.
Чтобы не уловить внезапной перемены атмосферы в сарайчике, я должна была бы быть толстокожей, как политик.
— Как это — певица? — спросила Эми. — Это же я.
— Уже нет, — заявил Джексон. — Пожрать есть чего? Помираю с голоду.
— Так-так, Джексон, погоди, — начала я. — Ты сказал…
— Какого дьявола?! — Эми грозно надвинулась на меня.
Я вытянула перед собой руку.
— Эй, эй! Джексон сказал, что у него группа и они ищут певицу. Больше я ничего не знаю.
— Так и есть. — Джексон пожал плечами. — Нашей группе нужна певица.
Эми огрела его взглядом, потом ощерилась на меня, и внутри у меня все сжалось. Ну вот, приехали.
— У вас уже есть певица, — напомнила ему я. — По-моему, ей женская компания на сцене не нужна.
Я развернулась и шагнула к двери. Всю дорогу до дома Джексона я сомневалась, правильно ли поступаю, но теперь, когда все пошло прахом, почему-то огорчилась. Словно сдулась. Вообще-то мне понадобилось собираться с духом даже для того, чтобы прийти сюда.
— Стой, стой, Сеффи. — Джексон схватил меня за руку и развернул обратно. — Мы с ребятами всё уже обсудили. Мы давно думаем, что надо бы найти новый голос. Эми нам не подходит.
— И ты выбрал именно этот момент, чтобы сообщить ей? — уточнила я.
— С каких это пор я вам не подхожу? — в ярости крикнула Эми, слово в слово повторив его утверждение.
— Эми, опомнись! У тебя никакого диапазона, чуть выше или ниже первой октавы — и ты уже плывешь. Ни лица, ни фигуры, а главное — ты не смотришься на сцене.
— Как это — ни лица, ни фигуры? — взвилась Эми. — По ночам ты мне последние полгода говоришь совсем другое!
Джексон развел руками:
— Зимние ночи такие долгие и холодные. Но теперь наконец пришла весна.
Мы с Эми разом втянули воздух. Это же надо — вести себя настолько по-свински! Или он всегда такой?
— Джексон, это перебор, — сказал Сонни. — У Эми отличная фигура.
Я отметила про себя, что о ее вокальных данных он не сказал ничего.
Джексон отмахнулся:
— Да ты посмотри на нее! Сиськи как две таблетки аспирина на гладильной доске. А задницы просто нет. Кончаются ноги, и сразу начинается спина, безо всякого перехода.
— Ах ты…
Если бы Сонни не ввязался в драку и не удержал Эми, Джексон недосчитался бы как минимум глаза.
— Вообще-то не стоило мне держать ее! — выпалил Сонни. — Черт возьми, Джексон, нельзя так с людьми обращаться!
— Эми, ну что ты как маленькая? Нам было весело, но ты же понимала, что это не навсегда, — сказал Джексон.
— Джексон Роббинс, ты скотина, и я надеюсь, что эта девица вырвет тебе сердце! — процедила Эми сквозь зубы.
И пулей выскочила за дверь — и я для разнообразия была с ней солидарна. Я подняла бровь на Джексона: интересно, он понимает, как ему повезло? Дешево отделался. Если бы он обошелся так со мной, катался бы сейчас по полу, держась за самое дорогое.
— Джексон, какая муха тебя укусила? — Сонни покачал головой. — Эми хорошо к тебе относилась. Она не заслужила такого обращения.
— Ой, ладно тебе. Мы же всё обсудили и согласились, что выступать с Эми в роли солистки больше не можем, — возразил Джексон.
— Я не о том, и ты это прекрасно понимаешь, — сказал Сонни. И посмотрел на меня так, будто во всем, что сейчас произошло, была и моя вина.
— Джексон, когда ты сказал, что хочешь, чтобы я выступала с твоей группой, я думала, этим все и исчерпывается. Я вообразить не могла, что ты воспользуешься мной, чтобы прогнать кого-то, — ледяным тоном сказала я.
— Вообще-то задумано было иначе, — ответил Джексон. — Ты сказала, тебе неинтересно. Если бы ты сначала позвонила мне сказать, что передумала, ее бы тут не было задолго до твоего появления.
— Твои отношения с Эми — твое личное дело, я не лезу, — сказала я. — Но если я вступлю в группу, а ты попробуешь обойтись со мной так, ты пожалеешь.
— Ой, ой! Каждая мать в душе львица! — Джексон изобразил, будто дрожит от страха. Я только хмыкнула. Вот поганец!
Я повернулась к Сонни и Носорогу:
— Если вы предпочли бы, чтобы я ушла, и хотите вернуть Эми или пригласить еще кого-то, так и скажите.
— Я бы сначала послушал, как ты поешь, а потом решал, — ответил Сонни.
Что ж, разумно.
Носорог так ничего и не сказал. А я пусть и медленно, но соображаю. Носорог на мой счет, мягко говоря, сильно сомневался.
— Если ты считаешь, что это плохая затея, так и скажи, — обратилась я к нему напрямую.
— Может и получи́ться, — осторожно ответил Носорог, оставив многое за скобками.
— Что будем делать? — спросила я Джексона.
— Хочешь — можем сесть и поговорить часа три, чтобы как следует узнать друг друга, — ответил Джексон.
— Да ну тебя! — вырвалось у меня.
— Вот и нам не хочется. — Джексон засмеялся. — Давай за работу. Знаешь «Красный свет — зеленый свет»?
— Песня Гибсона Делла?
— Да, она, — кивнул Джексон.
— Вроде бы знаю, — ответила я.
— Тогда попробуем ее для начала. Ты на чем-нибудь играешь? — спросил Джексон.
Я мотнула головой. Три года уроков саксофона и рядом не стояли с опытом профессиональных музыкантов вроде этих ребят.
— Ладно, поехали, — сказал Джексон. — Сеффи, твой микрофон вон там, посередке.
Я подошла к микрофону, сердце в груди так и бухало. Во что я только ввязываюсь? Раньше я пела под настроение — в ванне, в душе или перед зеркалом, когда дурачилась. Что я здесь делаю? Собираюсь выставить себя полной дурой, вот что!
Джексон сказал: «Три, четыре», и заиграла музыка. Я дождалась конца проигрыша, едва дыша. От перепсиха я пропустила момент, где вступать, и попыталась втиснуть первые две строчки в две секунды без малого.
— Спокойно! — Джексон поднял ладонь, все перестали играть.
— Извините, — промямлила я.
— Давай еще разок, — улыбнулся Джексон.
Я подышала, чтобы успокоить нервы и голос. И запела. На этот раз я так твердо решила вступить вовремя, что первую строчку просто проорала, и микрофон не выдержал — запищал и зашипел в знак протеста.
— Извините, — пролепетала я.
— Джексон, это безнадежно, — впервые подал голос Носорог. — Она ничего не умеет.
— Дай ей шанс, — ответил Джексон. — Начнем еще раз с начала.
Я покосилась на Носорога и Сонни, которые глядели на меня безо всякого восторга. Повернулась к микрофону. Джексон подошел ко мне с искренней улыбкой — это меня удивило — и сказал:
— Сеффи, забудь, что мы здесь. Пой для себя. В свое удовольствие. Договорились?
Я кивнула. Джексон вернулся к своему микрофону, и снова зазвучала музыка. Я закрыла глаза. Настала пора вступать. Я запела нормальным голосом. Микрофон не запищал в ответ, поэтому я продолжала петь, все так же закрыв глаза. «Красный свет — зеленый свет» — одна из тех песен, которые начинаются тихо, а потом звучат все громче и громче, и я такие как раз люблю. Ко второму куплету я забыла обо всем, кроме того, как мне нравится эта мелодия. Когда она кончилась, я даже не сразу сообразила, что не одна. В сарае еще затихало эхо финальных гитарных аккордов. Я заставила себя повернуть голову и посмотреть на остальных. Если они засмеются, уйду отсюда, и все.
