Они долго говорили по-польски, а когда лицо на экране пропало, Франческа вдруг заплакала. Моя сильная, жизнерадостная Франческа сидела и утирала слезы! К тому моменту я успел покинуть ее колени, но тут же кинулся назад. Женщина обняла меня и прижала к груди. Меня окатила волна сочувствия к Франческе; хоть я и не склонен заводить любимчиков, она почему-то была мне ближе остальных.
– Ох, Алфи, – проговорила Франческа между всхлипами. От ее слез у меня разрывалось сердце. – Я так скучаю по маме. По всем скучаю. По папе, по сестрам. Иногда мне кажется, что я никогда их больше не увижу.
Я смотрел на Франческу, не зная, как сказать, что прекрасно ее понимаю. Потому что действительно понимал. Я сжился с горечью утраты и повсюду носил с собой свою печаль: она пропитала мою шерсть и мое сердце.
– Я люблю Томаша и мальчиков, – продолжала плакать Франческа. – Я знаю, что здесь нам будет лучше, и Томаш любит свою работу. Он потрясающий шеф-повар, и такая возможность выпадает не каждому. Когда я выходила за него замуж, я знала про его амбиции, знала, что он мечтает о собственном ресторане – и я верю, что однажды он его откроет. Я понимаю, что должна поддерживать Томаша, и я стараюсь, но… Мне так страшно и одиноко… Я держусь, когда дети рядом, но если никого нет, то все наваливается… Не хочу, чтобы Томаш знал: он так много работает, так устает. Работа здесь лучше, но и жизнь дороже, и об этом он тоже беспокоится. Мы все боимся, и иногда я спрашиваю себя: правильно ли мы поступили? Почему не остались дома? Но я понимаю, что мой муж мечтает о большем. Для себя, для нас, для детей. – Франческа уронила голову на руки и разрыдалась.
Не знаю, сколько мы просидели вот так. Наконец она аккуратно поставила меня на пол и пошла в ванную, где умылась и чем-то намазала лицо, как делает Клэр. Потом выпрямилась и изобразила перед зеркалом улыбку.
– Пора с этим завязывать, – вздохнула она, и я задался вопросом, часто ли Франческа плачет, когда никто не видит. Хотелось верить, что нет. Правда, до сих пор мы ни разу не оставались наедине; иногда она уходила в свои мысли, и я ловил ее взгляд в никуда, но такое случалось очень редко.
Едва Франческа успела привести себя в порядок, как в дверь позвонили. Босоногая, она сбежала по застеленной ковром лестнице и обнаружила на пороге улыбающуюся Полли с бутылкой вина.
– Привет! – воскликнула Франческа, удивленная не меньше моего: Полли редко бывала в хорошем настроении, а такой беззаботной улыбки я у нее на лице вообще никогда не видел.
– Угадай, что случилось? Мы встречали Мэтта после работы и по пути домой столкнулись с твоим Томашем. – Полли взволнованно вздохнула. В тот миг она выглядела еще прекраснее, чем обычно, если это возможно. – Мужчины разговорились, начали болтать про футбол, и Мэтт захотел показать Томашу какой-то матч на нашем огромном телевизоре. Ты знаешь, этот телевизор – гордость моего мужа. Так вот они пошли к нам и взяли с собой детей! Так что у нас есть час свободного времени – и бутылка вина! Вуаля! – торжествующе закончила Полли.
Франческа не сразу поняла, о чем она говорит, но потом улыбнулась.
– Заходи скорее, пока они не передумали! – позвала она подругу.
– Я знаю, что обычно не выпускаю Генри из виду, но он в последнее время хорошо ест прикорм, и молоко я заранее сцедила, поэтому Мэтт сказал, что нет никаких причин лишать себя отдыха. И вина.
Полли прошла за Франческой на кухню, где обе дамы налили себе по бокалу.
– На здоровье, – сказала по-польски хозяйка квартиры, поднимая бокал в воздух.
– Кажется, я догадываюсь, что это значит, – улыбнулась Полли и последовала ее примеру.
Женщины устроились в гостиной, и я присоединился к ним. Полли не обращала на меня внимания, и я уже перестал на нее обижаться. Кажется, она воспринимала меня как неизбежное зло, но дело было не в том, что я ей не нравился. Насколько я понял, ее в принципе мало что радовало. В глубине души я знал: Полли хорошая (в отличие от тех двоих, что недавно появились в моей жизни).
– Как ты, нормально? – участливо спросила Франческа.
– Просто отлично! Знаю, это прозвучит ужасно, но с тех пор, как родился Генри, я не отходила от него ни на шаг. Нет, я иногда спала, пока Мэтт занимался с малышом, но чтобы куда-то пойти? В первый раз со мной такое!
– Порой и мамам нужно отдыхать.
– О да! Правда, я уже чувствую себя виноватой. – Кажется, радость Полли стремительно выветривалась, в глаза вернулась привычная тревога.
– Чувство вины преследует матерей с момента зачатия! – Франческа рассмеялась, но как-то невесело.
– Моя мама тоже так говорит. Я по ней скучаю, – вздохнула Полли.
– И я по своей. Очень сильно.
– Значит, у нас много общего, – улыбнулась Полли, сверкнув идеально ровными белыми зубами. Эта женщина могла бы работать моделью!
– В таком случае мы должны пользоваться возможностью, если мужья дарят нам час свободы! Боюсь, они нечасто будут нас так баловать. Томаш уж точно – он постоянно пропадает на работе.
– С Мэттом та же история. Ладно, хватит ныть! У нас всего час, и нужно потратить его с толком.
– Именно! Знаешь, Полли, ты первая, с кем я подружилась в Англии.
– А ты первая, с кем я подружилась в Лондоне. И моей первый друг из Польши. Я так рада, что ты живешь по соседству! – Женщины расчувствовались, и я вместе с ними. Видимо, такой сегодня выдался день – богатый на эмоции.
Когда Томаш с мальчиками вернулся домой, дамы успели выпить всего по паре бокалов, но для того, чтобы начать глупо хихикать, им хватило. Уходя, Полли выглядела даже более счастливой, чем час назад.
– Пока, Френки, – сказала она, целуя Франческу в щеку. Та призналась, что короткий вариант имени нравится ей больше.
– Мэтт – хороший человек, – сообщил Томаш жене, когда за Полли закрылась дверь.
– Да, приятная семья. Кажется, мы сможем подружиться.
– А я думал, они смотрят на нас свысока, потому что мы поляки, – помрачнел Томаш.
– Наши соседи не такие, нам с ними повезло. – Глаза Франчески затуманились.
– Но другие…
– Давай не будем, Томаш, – резко остановила его жена. – Не хочу сейчас об этом говорить.
Недавнее веселье развеялось как дым.
– Прости, но рано или поздно…
– Томаш, это всего лишь старая женщина, она не понимает, что творится в мире. Уверена, она скоро перестанет, – поджала губы Франческа. Ей явно не нравился этот разговор.
– Но мы не живем на пособия, и я не хочу, чтобы какая-то старуха…
– Томаш, пожалуйста, – взмолилась Франческа, – ты так редко берешь выходной, не надо все портить.
Она ушла к мальчикам, оставив меня недоумевать по поводу услышанного. О чем они говорили? Кажется, кто-то обидел Франческу. Ох, попадись он мне, я его обшиплю, обфыркаю и даже поцарапаю! Будут знать, как огорчать мою хозяйку!
Я уходил из квартиры, исполненный праведного гнева, но вскоре мои мысли обратились к Клэр и Джонатану. Пора было их проведать. А заодно узнать, что на ужин.
Глава 25
Ситуация стремительно ухудшалась, и я уже начинал беспокоиться. До сих пор мой план работал; не без накладок, конечно, но работал. А за последний месяц все разладилось.
Джонатан почти не появлялся дома и постоянно забывал оставить мне еду. Когда он возвращался, то искренне просил прощения, но с лица его не сходила улыбка мартовского кота. И причиной тому была Филиппа, которая по-прежнему относилась ко мне как к досадной помехе. Каждый раз, переступив порог нашего дома, она начинала ворчать по поводу того, что Джонатан разрешает мне лежать на диване, уверяя, что это негигиенично. Наглая ложь! Я был самым чистоплотным котом на Эдгар-Роуд и всегда тщательно следил за своей внешностью. Проблема заключалась в том, что Филиппу раздражал сам факт моего присутствия. Накануне я пришел к Джонатану ужинать, и эта женщина сидела на диване – моем диване! – рядом с хозяином. Он читал газету, она листала журнал, и выглядели они так, будто уже давно вместе. Я недовольно надулся, и Джонатан поднял глаза.
– Алфи! А я уже думал, куда ты пропал. Я оставил тебе поесть на кухне.
Я ответил хозяину недоуменным взглядом – я только что прошел через кухню и никакой еды там не было.
– Ой, я убрала ее в холодильник. Ужасно оставлять еду на полу, – протянула Филиппа. Я сердито на нее посмотрел, и даже Джонатан удивленно поднял брови, но ничего не сказал. Он пошел на кухню, и я побежал за ним. Мой ужин действительно стоял в холодильнике.
– Прости, приятель, – вздохнул он и отправился назад в гостиную.
