— Тебя это волнует?
— Значит, правда, — рассмеялась она. — Пять лет было не нужно и вдруг приспичило. Или залетел на старости? Надо срочно жениться?
Мне всегда было сложно сохранять спокойствие, разговаривая по телефону. Глаза в глаза — без проблем. Чем больше злился, тем меньше это показывал. Но когда не видел собеседника, заводился с пол-оборота. И Полина это прекрасно знала. Но доставлять ей такое удовольствие я не собирался. Все это осталось в прошлом.
Подумалось как-то отстраненно, что у нее на редкость противный смех. Будто вилкой по зубам шкрябнуло. А ведь когда-то с ума от него сходил. Особенно ночью — в темноте.
— Мы с тобой договорились, что разведемся, если кому-то понадобится. Считай, что мне понадобилось. По какой причине — это не твое дело. Дети взрослые, делить нам нечего. Думаю, проблем быть не должно.
— Да?! — фыркнула Полина. — Ты уверен, что нечего делить?
— Ну ты, девушка, и наглая, — изумился я. — А не ты ли мне день и ночь твердила, что я нищий голодранец? Так вот умойся. Совместно нажитого имущества у нас как не было, так и нет. В Калининграде квартира мне от отца досталась по наследству, в Питере — от матери. Машина — подарок. Я все тот же нищеброд. Только на пенсии.
— Печалька, — вздохнула она. — Ну ладно, черт с тобой. Но учти, я в ваше болото не поеду. Хочешь — приезжай сам.
— Пришли мне нотариально заверенный бланк заявления, я все сделаю. Или могу тебе прислать, выбирай.
— Присылай, — подумав, решила Полина. — Хоть свидетельство о разводе получу сразу, а не по запросу. Правда, мог бы и сам приехать. С дочерью повидаться.
— С дочерью? — я почувствовал, что еще немного и все-таки сорвусь. — Чтобы она в очередной раз дала мне понять, что не горит желанием со мной общаться, а ты порадовалась? Могу представить, что ты им обоим тогда наговорила обо мне. Чтобы свою жопу прикрыть. Объясняя, почему сначала ты от меня свалила, а потом я уехал.
— Я от тебя свалила, Лактионов, потому что ты мне всю жизнь испоганил. Институт бросила, пятнадцать лет в лесу — как росомаха. Это я еще долго терпела.
— А я тебя что, насильно в лес увез? Или обманул? Обещал золотой дворец, а привез в щитовой дом с сортиром на улице? Тебе все было известно, кто я и что. «За тобой хоть на край света». Декабристка хренова! Может, я тебе и мужика в постель подкинул?
Все это не имело никакого смысла. Далеко не первый разговор на эту тему. Каждый все равно оставался при своей правоте.
— Знаешь что?! — она зашипела, как будто чайник закипел и заплевал плиту.
— Знаю. Поэтому все, хватит. На днях отправлю тебе заявление. Постарайся не затягивать. В конце концов, я могу все это и через суд сделать. Без твоего согласия. Просто гемора будет слишком много.
Буркнув что-то злобно-невнятное, Полина отключилась. Я бросил телефон на стол, откинулся на спинку кресла, зажмурился. Странно, даже не мог вспомнить, как она выглядит. Голубые глаза, светлые волосы, нос, рот — все по отдельности, а вместе расплывалось. А ведь казалось, что жить без нее не могу. Куда все девалось?
Когда мы познакомились, мне было восемнадцать, Полине на год меньше. Я после первого курса приехал в Питер к бабушке. Она — из Смоленска, поступать в педагогический. Маленькая стройная блондиночка. Белые ночи, разведенные мосты, магия первой любви… Полгода писем и телефонных звонков. Зимой я приехал к ней на две недели, а вернулся… женатым. Поскольку был курсантом, месяц ждать не понадобилось — в загсе пошли навстречу.
Полинины родители со мной познакомились только через полтора года, когда родился Мишка. До этого не хотели. Мои тоже были в шоке, но отнеслись сдержанно. Летом она перевелась на заочное и приехала ко мне в Кёниг. Жизнь семейная у нас была очень своеобразная. Полина жила у нас дома, а я в казарме. Впрочем, с третьего курса увольнения давали чаще, и через два месяца она уже была беременна. Мы этого не планировали, но… так уж вышло.
«Если надеешься остаться в управлении, то зря, — сказал отец. — И вообще головой надо думать, а не одним местом. Девке еще в куклы играть, а ты ее с дитем на заставу потащишь. Мы с матерью через все это прошли. Не хухры-мухры».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
На заставу в Заполярье я отправился один. Полина осталась в Калининграде с двухлетним Мишкой и годовалой Жанной. И приехала ко мне с ними через год. Так что, если посчитать строго, «в лесу» она со мной прожила не пятнадцать лет, а всего одиннадцать. Норвежская граница, монгольская, польская… Дети, когда пошли в школу, жили в интернате, приезжая даже не каждые выходные.
Потом меня перевели в Армению, на турецкую границу. Полина забрала детей и уехала к родителям в Смоленск. Написала, что ей надо немного отдохнуть, подумать… Наверно, не имело смысла ее винить. Что я мог ей дать — кроме себя и своей любви? Видимо, этого было мало. У погранцов крепкие семьи редкость. Из моих друзей кто вообще не женился, кто развелся. Но у нас последние два года перед разрывом все шло совсем уж погано. Такое бывало, что лучше не вспоминать. И когда Полина ушла, это не стало громом среди ясного неба. Возможно, даже облегчением. Вот только дети… Это оказалось хуже всего.
Я посмотрел на часы. Официально рабочий день закончился. Можно было поехать в спортклуб и выложиться по полной. Выплеснуть все. Чтобы потом только в душ и отрубиться до утра. Или закатиться в какой-нибудь бар, пропустить полтос коньяка. Нет, не хотелось, ни того, ни другого. Вообще ничего.
Собрался, вышел. Вымуштрованная Вячеславом Лена покорно сидела за столом в приемной и ждала, когда я разрешу ей уйти. Конец рабочего дня был не для нее. Прямо как звонок с урока в школе — для учителя. Отпустив ее, я пошел по коридору к лифту. Мог спуститься и по лестнице, но как магнитом тянуло пройти мимо отдела перевозок. Хотя разумнее всего было обходить его по параболе. Ничего не мог с собой поделать. Как школьник. Злился на себя, а ноги все равно несли туда.
— Когда эта овца тупая вам все запорет, в следующий раз меня не просите. Мне за замену не платят.
Выпалив это, из перевозок выскочила черноволосая женщина лет сорока. Едва не натолкнулась на меня, буркнула «извините» и помчалась к лестнице. В лицо я знал уже всех, но имена и фамилии иногда еще путал. То ли Ирина, то ли Марина. Похоже, это она замещала Надю, когда той не было.
Заглянув в дверь, я увидел у принтера высокую толстушку Светлану, радикально свекольного цвета и, кажется, готовую плакать. Надя стояла в проеме своего кабинета, бледная до прозрачности и злая, как фурия. Взгляд, которым она меня одарила, был похож на лезвие опасной бритвы.
=33
— И что это за клоунада? — поинтересовался я, зайдя в отдел. Делая вид, что не замечаю злые Надины взгляды в свою сторону.
— Рабочий момент, Денис Аркадьевич, — буркнула она. — Разберемся.
— Не сомневаюсь. Девушки, — я обернулся к спейсу, обитательницы которого таращились на меня, как стая сов, — рабочий день закончился. Или кто-то не укладывается в отведенное время?
Запищали, выключаясь, компьютеры, зашуршали сумки — не прошло и нескольких минут, как всех словно ветром сдуло. Хотя наверняка кто-то что-то не закончил.
— Ну а теперь давайте поговорим, — предложил я Наде и Светлане.
— Да не о чем тут говорить, — уперлась Надя. — Обычно меня замещала Зарина Алиева. Но она не тянет. Я об этом вам еще месяц назад сказала. Когда вы меня вызвали и спросили, почему такой спад по цифрам.
Спасибо, дорогая, напомнила.
Я за тот разговор потом готов был себя убить. Но так психанул, когда ее увидел, да не просто, а с Лисицыным в обнимку, что… в общем, Надю тогда тоже руки чесались немножко убить. А уж когда она так в лоб намекнула на ту ночь, решил, что лучше сразу все оборвать. Очень резко и обидно. Чтобы для нас обоих соблазнов не было. Но… получилось как в том анекдоте про лошадь: «Ну, не шмогла я, не шмогла». Для нее-то вряд ли, а для меня соблазн очень даже остался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
