Двери открылись. Музыка, громкий разговор, звон бокалов и смех ворвались в пиршественный зал царей, и все гости, за исключением евнуха, последовали за Эвергетом.
Клеопатра молча смотрела им вслед; только Публию она крикнула: «До свидания!» Коринфянина же царица вернула назад.
— Лисий, — сказала она, — ты затеял это неприятное дело. Постарайся теперь его уладить так, чтобы девушка непременно оказалась здесь. Не отнекивайся! Я буду ее охранять, зорко охранять, положись на меня.
— Она скромная девушка, — возразил Лисий, — и добровольно, вероятно, не пойдет за мной. Когда я предложил ее на роль Гебы, я, конечно, думал, что достаточно одного слова царей, чтобы настоятель храма доверил ее вам на несколько часов для невинной игры. Прости, царица, я должен теперь тебя оставить. Мне необходимо отдать ключи от сундука моему другу.
— Не увезти ли ее тайно? — спросила Клеопатра царя, когда коринфянин вышел.
— Только никаких насилий, никаких посягательств! — озабоченно проговорил Филометр. — Самое лучшее, если я напишу Асклепиодору и дружески его попрошу доверить нам на несколько дней эту Исмену или Ирену, как там зовут это несчастное дитя. Я скажу, что она очень тебе понравилась. А за это я ему пообещаю увеличить надел земли, так как тот, который я ему подарил, гораздо меньше, чем он надеялся.
— Позволь тебя просить, высокий повелитель, — подобострастно начал евнух, один оставшийся с царской четой, — позволь тебя просить не обещать много жрецам, не то Асклепиодор придаст преувеличенное значение твоей просьбе.
— Которого нет и не должно быть, — добавила царица. — Стыдно тратить столько слов и терпеть столько беспокойства из-за какого-то голодного создания, из-за девчонки, носящей воду. Но как положить этому конец? Что ты посоветуешь, Эвлеус?
— Благодарю тебя за этот вопрос, высокая повелительница. Мой повелитель, царь, должен, думаю я, позволить похитить девушку, но не силой и не с помощью мужчины, за которым она сразу не пойдет. Здесь нужна женщина. Я вспоминаю одну египетскую сказку о двух братьях, которая вам, вероятно, тоже известна.
Фараон желал овладеть женой младшего брата, которая жила на кедровой горе. Он послал за ней вооруженный отряд, но домой вернулся только один, остальные были перебиты. А когда была послана женщина с драгоценным украшением, то красавица сама последовала за ней во дворец.
Мы оставим послов и обратимся к женщине. Твоя подруга Зоя превосходно исполнит это поручение. Кто нас может упрекнуть, если девушка польстится на наряды и убежит от своих сторожей?
— Но все увидят ее в роли Гебы, — вздохнул Филометр, — и нас, покровителей храма, объявят святотатцами. Нет, нет, сперва следует хорошенько попросить верховного жреца, и только в случае, если он заупрямится, Зоя может попытать счастья.
— Пусть так и будет, — изрекла царица, точно каждое решение царя требовало ее подтверждения.
— Позволь мне сопровождать твою посланницу и лично представить вашу просьбу Асклепиодору. Пока я буду говорить с верховным жрецом, Зоя должна уговорить девушку, и нам следует это сделать поскорее, уже завтра, иначе нас предупредит римлянин. Я знаю, что он заглядывается на Ирену, а она действительно очень хороша. Он кормит свою птичку фазанами и персиками, одаривает ее цветами, целые часы проводит в Серапеуме и сопровождает торжественные шествия. Мало того, он дарит своей красавице фиалки, которыми ты, царица, почтила его в своей милости…
— Лжец! — крикнула Клеопатра вне себя. Она пришла в такое волнение и негодование, что ее супруг с испугом отступил назад.
— Ты клеветник и презренный лицемер! Римлянин выступает против тебя открыто, с оружием в руках, а ты, как скорпион, ищешь случая неслышно ужалить своего врага. Великий Апеллес [61] предостерегает нас, Лагидов [62], от людей твоего пошиба. Когда я смотрю на тебя, я вспоминаю его демона клеветы. Злоба и ненависть, сверкающие в его глазах, и ненасытимая кровожадность те же, что и у тебя. Тебе бы очень хотелось, чтобы на месте юноши, которого схватил демон, был бы Публий. А ты пришелся бы как нельзя к месту в роли хилой Ненависти с ее верными спутниками, Хитростью и Обманом! Но я хорошо помню поднятые к небу руки бедного юноши, помню его правдивые глаза, и если Публий умеет отразить открытое нападение, то я буду охранять его от измены. Прочь отсюда! Вон, говорю я; или ты увидишь, как мы наказываем клеветников!
Евнух бросился в ноги царице. Она, тяжело дыша, с дрожащими ноздрями смотрела поверх его, как бы никого не видя.
Наконец царь подошел к ней и с теплотой, трогающей сердце, заговорил:
— Не изгоняй его, не выслушав, и подними его! Во всяком случае дай ему возможность смягчить твой гнев, и пусть он достанет эту девушку, как он предлагает. Исполни это дело хорошенько, Эвлеус, и в нас ты найдешь заступника перед царицей.
Царь указал евнуху на дверь. Низко склонившись, Эвлеус, пятясь, направился к выходу.
Оставшись один с Клеопатрой, Филометр сказал ей с нежным упреком:
— Как можно так безмерно предаваться гневу? Такого верного и умного слугу, одного из немногих оставшихся в живых доверенных нашей матери, не выгоняют просто так, как неловкого раба. И какое совершил он преступление? Разве это клевета, если снисходительный старик добродушно рассказывает об увлечениях юноши, которому принадлежит весь мир и которого не пугает мрачный Серапеум? Что дурного в том, что он ухаживает за девушкой и одаривает ее цветами?
— Одаривает цветами? — снова вспыхнула Клеопатра. — Дело не в том, его обвиняют, будто он преследует девственницу, которая принадлежит Серапису! Серапису, повторяю я! Но это неправда, это выдумка, и ты был бы так же возмущен, как и я, если бы только ты мог возмущаться, как мужчина, да не пользовался бы услугами Эвлеуса во многих делах, о которых ты предпочитаешь умалчивать. Пусть он приведет девушку, но если я найду жалобу Публия основательной, то во мне одной хватит разумной строгости за нас обоих. Теперь идем, ведь там нас ждут.
На зов царицы поспешно прибежали слуги, раковина-носилки появились снова, и супругов понесли в большую галерею с колоннами, где на ложах, стоявших длинными рядами, возлежали царедворцы, военачальники, знатные провинциальные чиновники, художники, ученые и послы чужеземных держав. Собственно, ужин был уже окончен, и за кубками вина шел оживленный разговор.
Это пестрое общество состояло наполовину из темнокожих египтян, наполовину из греков, но среди них находилось много израильтян и сирийцев, особенно между учеными и воинами.
Царскую чету встретили громкими возгласами и знаками почтения. Клеопатра улыбалась так ласково, как никогда, и милостиво кивала своим опахалом, но все-таки никого из присутствующих не почтила своим вниманием. Она искала Публия вблизи ложа, приготовленного для нее, потом между эллинами, египтянами, иудеями и послами, но не найдя его, обратилась с вопросом к камерарию [63]. Тот позвал сейчас же распорядителя, очень важного чиновника, на обязанности которого лежало заботиться о представителях чужеземных государств. Он уже стоял около царицы, ожидая случая передать Клеопатре поклон от Публия Сципиона и сообщить от его имени, что он вернулся в палатку, так как пришли послы из Рима.
