Воронцову снова стало не по себе. Она дословно повторила тот же самый вопрос, что и в Замке. А подумать, так чему удивляться? Один и тот же человек, одинаковые обстоятельства, и вопрос самый естественный, имея в виду их общее прошлое. Он тоже ответил почти по-прежнему:
– В основном нормально. А адмиральство мое там же, где и многое другое-прочее. Я теперь исключительно в мирных целях используюсь. Из порта А в порт Б. Туда руду, оттуда зерно.
– Жаль… – с искренним сочувствием в голосе сказала Наташа. – Ты же всегда хотел быть только военным. Кому же, как не тебе?
– Значит, нашлось кому. Да и вообще это не тема. Давай о чем другом. Тем более, служи я на ВМФ, уж точно тебя не встретил бы сегодня.
– Давай расскажи, как у тебя. Женился, дети есть? – При этих словах Воронцову показалось, что голос ее чуть заметно дрогнул.
– Не пришлось как-то. Кому я такой нужен? По году в море, ни кола ни двора…
В этот момент машина вывернулась из переулка на Кутузовский проспект, Воронцов резко прибавил скорость – так, что Наташу вдавило в кресло. Вцепившись в подлокотники, она с замиранием сердца ждала, что вот сейчас, в следующую секунду, Дмитрий врежется в любую из тех машин, которые он обгонял, или его остановит первый же милиционер. Все ее друзья-автовладельцы боялись сотрудников ГАИ почти панически, она не раз видела, как лощеные, знающие себе цену мужики становились заискивающе-жалкими, как только их тормозил и подзывал к себе повелительным жестом лейтенант, а то и сержант с полосатым жезлом. И ей бы очень не хотелось увидеть в подобной роли Воронцова.
Но их не останавливали, вопреки всякой логике, а на одном из перекрестков, который Дмитрий проскочил под перемигнувший с желтого на красный светофор, стоявший у патрульной «Волги» офицер отдал им честь.
Это было загадочно, но приятно, и Наташа спросила, что такая вежливость означает.
– Наверное, на флотах со мной служил. И до сих пор забыть не может…
Накренившись, как торпедный катер на циркуляции, «БМВ», едва не столкнувшись с троллейбусом, прошел поворот на Садовое кольцо.
Наташа тихо вскрикнула.
– Все, все, больше не буду. Раз взялся, значит, живой довезу. Ты где, собственно, обитаешь, я так и не спросил?
– Пока правильно едем. Я думала, ты знаешь…
– Откуда? – простодушно удивился Воронцов.
…В прихожей он помог Наташе снять плащ, повесил его на крючок и, повернувшись, увидел через открытую дверь свой портрет на книжной полке. «Вот это действительно сюрприз…» Он непроизвольно оглянулся.
Наташа, опустив голову, расстегивала «молнию» на голенище. Почувствовав его взгляд, выпрямилась, тоже увидела фотографию, досадливо прикусила губу и, кажется, даже покраснела, но в полумраке прихожей Воронцов мог и ошибиться.
Он сделал несколько шагов, остановился перед глянцевой картонкой, навек зафиксировавшей давно исчезнувшее мгновение жизни. Ни корабля, здесь снятого, давно нет на свете, ни бравого лейтенанта в нахимовской фуражечке. Однако самым поразительным для Дмитрия оказался сам факт, что, вычеркнув из жизни оригинал, Наталья сохранила фотографию, да еще держит в красном углу.
Наташа подошла к Воронцову, неслышно ступая по паласу. Услышав ее неровное дыхание, Дмитрий повернулся и, еще секунду назад имея совсем другие планы и намерения, вдруг привлек ее к себе, сомкнул руки у Наташи на спине, начал жадно, пожалуй, даже слишком, целовать. Она успела только коротко ахнуть от его внезапного порыва, потом сама прижалась к нему грудью, ответила на поцелуй.
Как будто не было ничего между их последней встречей и этим моментом. Под пальцами Воронцова оказался язычок застежки платья, с тихим шелестом он пошел вниз.
Наташа не сопротивлялась, скорее напротив, но, оторвавшись от ее губ, чтобы перевести дыхание, Дмитрий вдруг увидел широко открытые глаза. Они словно кричали: «Да, да, милый, все правильно, я твоя, только твоя, но если можно – не сейчас…»
Он вздохнул глубоко и отстранился, убрал руки. Воронцов понял, что с ней происходит. Она просто не готова к безоговорочной капитуляции. Ему показалось даже приятным сделать такой жест. Как полководцу, который давно потерял надежду осадой или штурмом взять крепость, от взятия которой зависели его судьба и карьера, и вдруг узнавшему, что неприятельский комендант только и думает, как бы сдаться, но только сдаться прилично, сохранив оркестр и знамена.
Наташа благодарно опустила ресницы, сама потянулась к нему и коснулась губами его щеки. Доверчиво повернулась спиной, и Дмитрий, усмехаясь над собой, подчеркнуто медленно застегнул ей платье.
На улице как-то сразу пошел дождь, капли забарабанили по оцинкованному козырьку подоконника, под ветром зашумели, раскачиваясь, ветви вытянувшейся до третьего этажа березы. В комнате стало почти темно.
Совсем как в Замке, подумал Воронцов, только между нами нет стекла.
Наташа за руку подвела его к дивану, села в уголке, положила голову на плечо Дмитрия. Он осторожно обнял ее за талию.
– А ты правда из-за меня не женился? – шепотом спросила Наташа.
«Везде вам нужно найти повод для тщеславия», – чуть не ответил он то, что вдруг пришло ему в голову, но сдержал готовую сорваться фразу. Сказал иначе:
– Обязательно тебе нужно знать – почему, отчего… Угадай лучше, в чем смысл. За столько лет ни разу не встретились, а именно сейчас это вдруг случилось. В мой прошлый приезд ничего бы у нас не вышло. Нет?
Наташа не ответила. Она думала о своем.
– Все-таки почему ты тогда так бесповоротно отказался от меня? – неожиданно спросила она. – Сейчас я вспоминаю… Я ведь ничего по-настоящему не решила. Если бы ты приехал, пусть на день, на два, все могло бы получиться совсем по-другому.
– Брось. Не обманывай себя. – Воронцов посмотрел в потолок, по которому скользили зеленоватые тени. – Ничего бы не было. В твоем тогдашнем возрасте отвергнутых поклонников обратно не принимали. Их тем больше презирали, чем они настойчивее добивались. Это с годами вы начинаете ценить каждого влюбленного в вас мужчину. А в двадцать лет жизнь кажется бесконечной и за каждым углом чудится новый капитан Грей… Только, правда, разговоры эти сейчас ни к чему, теория…
Они снова начали целоваться.
Потом Наташа, совсем, кажется, потерявшая голову и свою обычную сдержанность, вдруг резко отстранилась, высвободилась из объятий Воронцова, встала, одернула платье, провела обеими руками по лицу, убирая с глаз волосы, и, ничего не сказав, вышла из комнаты.
Дмитрий подумал, что она сейчас вернется, но ее все не было, а с кухни стали доноситься характерные звуки.
– Иди, я тебя обедом буду кормить, – позвала Наташа. – Если хочешь в комнате, выдвинь стол на середину.
– Придумала – в комнате. Тарелки-то мне придется носить, а я отвык. Давай на кухне.
За столом они вели легкий, совершенно нейтральный разговор, молчаливо согласившись, что еще не время обсуждать перспективы дальнейших отношений. Воронцов заодно решил не делать пока и попыток пробудить ее память о встрече в Замке, хотя средство для этого имел безотказное. Он просто не видел необходимости в таком шаге. Достаточно и тех проблем, которые возникли сами собой и которые предстоит решать. С Левашовым, его друзьями и пришельцами, буде они себя проявят. Если и Натали окажется сюда замешанной, у него просто не хватит душевных сил. Пока он может отвечать и решать только за себя. А Наташа – пусть она останется его запасной позицией, тем рубежом, куда можно отступить.
Мыслю только фронтовыми категориями, с иронией подумал он, но ирония, признаться, получилась вымученная.
– Давай куда-нибудь сходим сегодня, – предложила Наташа. – Сто лет никуда не выбиралась. В театр, например, или даже в ресторан…
Ему очень не хотелось ей отказывать.
– Давай, – согласился он. – Только вот встреча у меня одна назначена. Исключительно деловая, с товарищем и коллегой… – Он посмотрел на часы. – Можно бы ее, конечно, отменить, но там еще и другие люди завязаны, я же не знал, что тебя встречу… Давай так. Я туда быстренько сбегаю, постараюсь в час или два уложиться. И – в полном твоем распоряжении. Идет? А ты пока думай, что и как. Полный тебе карт-бланш. Но ежели хочешь знать мое мнение, так я за ресторан. На искусство не очень тянет. А вот «Прага», к примеру, зимний сад… Помнишь?
– Помню, конечно, – вздохнула она. – Только мы туда не попадем. Отстал ты от жизни, сейчас не семьдесят первый год.
– Как раз здесь вопросов нет, – успокоил он ее. – Не бывает ресторана, куда не пустили бы капитана Воронцова, тем более – с дамой.
Он вздернул подбородок жестом не то Цезаря, не то Остапа Бендера.
– Ох, Дим, какой ты был, такой остался…
– Чем и хорош. Жаль, что, кроме тебя, это никто не ценит.
Наташа наморщила лоб.
– Слушай, опять то же ощущение. Мучительно стараюсь вспомнить. Кажется, в том сне ты очень похоже говорил… Вообще, как будто все уже второй раз повторяется.
