– Поел? – грубо бросил гласень.
– Да.
– Тебя отведут обратно в карету. Встал и пошел.
– Не годится, – возразил Орлис. – На вечер у нас запланирована тренировка с оружием.
– С оружием? – тупо переспросил гласень. – Каким еще оружием?
– Чтобы ты не подавился и не околел, – фыркнул мальчик, – всего лишь с палками.
За соседними столами закашляли, глотая смех. Гласень зашипел, встал и обвел взглядом зал. Повисла тяжелая тишина. Серебряный удалился, сделав жест сотнику: сторожи и не спускай глаз. Воин обреченно кивнул. По его личному мнению, явно обозначенному на лице печатью уныния, невозможно помешать побегу пленника, избавившегося невесть каким способом от оков.
– Сотник, мне действительно надо в столицу, – заверил Арха. – К маэстро. Если вам станет легче, я могу принести клятву. Вы воин, исполняете приказ и делаете это неплохо. Я уважаю ваше рвение и не желаю вам никаких бед.
Светец тяжело вздохнул. Огляделся по сторонам и присел за опасный стол, к врагу. Чуть переместил табурет, чтобы оказаться подальше от форха, обгладывающего найденный в кладовой телячий хребет. Смотреть, как зубы относительно некрупного зверя художественно точат крестцовые кости, – зрелище не из приятных. Особенно когда сомневаешься в добродушности поддельного форха.
– Клятву я приму с благодарностью, хоть ты и проклятый вампир, коему верить нельзя, – тихо и твердо молвил сотник.
– Почему же нельзя?
– Потому что нелюдь ты, – твердо заверил светец. – Роллу родня. Из-за вас вся жизнь у нас перевернутая. Беззаконная. Что ни день, войны ждем. Поэтому север от руки эргрифа отказаться готов. И лучедар наш на северную столицу, что по ту сторону канала, все чаще смотрит. Ты верно сказал: он Серебряный. И при нынешнем маэстро не получит власти. А вот опала ему на руку. Обиженный он северянам милее. Пожалеют, не разобравшись.
– Зачем ты мне говоришь об этом? – удивился Арха.
– Да не повезет он тебя к маэстро, – совсем тихо прошептал сотник. – Или отравит, или северянам отдаст. Скорее первое. Я давно служу, в Адалора верую. Если и правда в столицу хочешь попасть, давай свою клятву. Молви, что не сбежишь и что маэстро лечить станешь. Плох он, а мы время в дороге тратим, еле тащимся. Пять дней на острове вовсе зазря проторчали… Сейчас коней велю седлать, верхами уйдем. Карету возьмем утром, на ближнем подворье.
Арха задумчиво кивнул. Чуть помолчал и заговорил напевно, произнося клятву серьезно и в полную силу. Сотник остался доволен. Ушел, едва иссякли слова. Велел выходить во двор чуть погодя. Ампари улыбнулся Орлису, когда зал опустел:
– С людьми почти всегда так. У нас даже поговорка есть: "Сколько людей, столько и истин". Бьемся, объясняем, стараемся наладить мир. Глядь – а нас уже травят. Или того обиднее: собеседник состарился, на его месте сидит молодой и желающий славы сынок… Ты ведь не человек, Орлис?
– Нет, в общем-то. Хотя у нас все расы живут вполне мирно. И люди – тоже.
– Приятно слышать. Идем. Не верю я сотнику ни на медяк. Но гласеню не верю трижды. Держись поближе. Ты хоть и ловок, но все же пока мальчик, а не воин.
– Думаешь, он нас попробует убить?
– Посадить в клетку. Для него так понятнее и привычнее. Кстати, чем ты открыл замки на оковах?
– Магией.
– Хорошо. Значит, с тобой у меня неплохие шансы выжить и достичь столицы.
– С Бафом тоже. Он ваши железяки перекусывает без усилий.
– Он ведь не форх.
– Мы зовем таких жбрыхами. Только мой еще маленький, и я пока что не хочу его выращивать крупным. Ему семь лет. То есть зим. Почему вы меряете время в зимах?
Арха первым выглянул на улицу и кивнул сотнику. Прошел через двор, принял повод коня. Проследил, как устраивается в седле Орлис. Как забирается ему на колени Баф. Отметил, что сотник берет с собой два десятка светцов. Что еще десяток тихо и быстро уводит коней. Улыбнулся, представив себе утреннее настроение гласеня, проспавшего решительно все события. Пешего!
– Пора, – шепнул сотник, выслушав повторившийся дважды крик ночной птицы с дальнего поля. – В седло, роллово отродье.
– Меня зовут Арха, – негромко сообщил ампари, вскакивая на свободного коня. – Нам еще дней семь общаться, не меньше. Может, выучишь.
– Больно надо, – прошипел сотник, сплюнул и уехал вперед.
Ампари чуть улыбнулся и обернулся к своему беловолосому спутнику. Голова Орлиса сияла в ночи, как блик далекого Адалора, скрытого скругленным боком мира. Синева глаз тоже выглядела удивительной, подсвеченной изнутри.
– Мы меряем время зимами, поскольку лето у нас – злое время, – задумчиво сказал Арха. – Летом нет настоящей ночи. Адалор после заката уходит, чтобы светить в иной части мира. И поднимается Ролл. Он напаивает краски тонами багрянца. Смотреть на мир становится тягостно. Нет отдыха глазам. Нет покоя душе. Обучая балансу, обычно говорят, что Адалор – разум и душа, а Ролл – необузданное темное начало. Эдакое второе "я", скрытое в каждом из нас.
– Надо же, не врешь, – нехотя буркнул сотник, слушавший внимательно и даже придержавший ради такого случая коня. – Пожалуй, получше гласеня объяснил. Только время следует мерить кипами. Потому что зима слишком холодна и погодой отвратна, чтобы ей уделять название. А кипа – она вроде обещания тепла. Тонкие палки дней, сложенные в очаге жизни. Накопил, поджог – и уходи к Адалору на суд.
– Мама с папой обсуждали ваши светила, – припомнил Орлис. – И говорили, что когда планета… то есть ваш мир, находится точно между ними, нестабильность поля достигает наивысшего уровня. Это может лишать сна и даже приводить к помутнению рассудка. А полное перекрытие Ролла белым светилом – время избыточной холодности. Поэтому у вас так важно иметь этот самый – баланс.
– Почему ты повторяешь "у вас"? – нахмурился сотник.
– Я родился в свете иных звезд. Мир, который я знаю с детства, он другой. В нем маленькое солнышко. Зима не имеет смысла совсем. Это не время и не сезон. Просто когда надо, ее вызывают для отдыха деревьев. Возле нашего дома никогда не было зимы, ни единого раза. Я и сбежал-то сперва, главным образом чтобы увидеть снег, который лежит повсюду, – тоскливо вздохнул Орлис. – А настоящего снега нет! Одно расстройство.
– Нет зимы? – дружно охнули сотник и Арха, переглянулись и пожали плечами.
Ампари задал второй вопрос:
– А какие тогда у вас светила?
– Оно одно, золотистое, как твоя кожа, – улыбнулся Орлис. – Очень доброе. Его ведь папа создавал.
Сотник снова жалобно глянул на ампари. Не верить малышу почему-то оказалось сложно. Ведь отчетливо видно: не пытается выдумать помудренее, само так говорится. Только, вот ведь беда, еще сложнее представить себе мальчика, папа которого умеет зажечь солнце. Орлис понял причину затянувшегося молчания, охнул и смутился:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});