Ирка! Бедная Ирка! Сколько тайн она хранила все эти годы!
Из подземного перехода вынырнула Бэтла. В синей ветровке, полноватая, чуть запыхавшаяся после ступенек, она походила на многих других женщин, возвращавшихся с работы. Разве что была чуть более радостной. В каждом глазу по веселинке. Обычная сонливость исчезла.
Меф подбежал к ней.
— И как там? Ты ее видела? Новую валькирию-одиночку?
Бэтла качнула здоровенной сумкой. Еще две сумки тащил оруженосец. Они не умели приходить с пустыми руками. Хороших же подарков должно быть мно-о-го. И, конечно, съедобных.
— Само собой. Мы с Гелатой ходили знакомиться. Копье, щит и шлем уже у нее.
— И что? Она тоже..? — Меф, замявшись, посмотрел на свои ноги.
— Нет, — сказала Бэтла. — Но у нее было что-то с кожей. Лицо как коркой покрыто. И шея, и руки… Трескается, мокнет, нарывы. В школу не ходила — училась дома. Совершенно измученный человек, но не озлобленный. Собак кормила, больных голубей подбирала. Но это понятно. Человек, наступивший на себя, всегда светел.
Меф недоверчиво хмыкнул.
— Ну хорошо, а эта вот… не наступила на себя? — Меф кивнул на женщину-пьянчужку.
Бэтла остановилась, чтобы достать из сумки и быстро сунуть пьянчужке палку колбасы.
— Нет, не наступила. Она себя растоптала, — сказала она грустно. — Но и для нее еще не все потеряно, пока цел эйдос. Надо только захотеть.
До Ирки они добрались быстро. Бэтлу приветствовали так радостно и громко, как бывает только в гостях, где все чувствуют себя неуверенно. Меф прошел в комнату к Ирке и стал говорить о чем-то бодром. На ее колени под пледом он старался не смотреть. Колени были не просто худыми — они напоминали кости из супа.
В комнате негде яблоку упасть. Все стулья и кухонные табуретки заняты. На подоконнике помещался упитанный оруженосец Бэтлы.
Ирка всех удивляла. Она не выглядела подавленной, разве что на вопросы отвечала невпопад. Шуткам улыбалась с запозданием и порой казалось, что она вообще не видит своих собеседников.
«Вот это сила духа!.. Даже не воля! Именно сила духа!» — подумала Дафна, незаметно любуясь полыханием ее эйдоса. Теперь она понимала, почему Ирка была валькирией-одиночкой и почему все валькирии-одиночки обязательно выбираются из людей перестрадавших.
Дафна заметила, что Антигон ведет себя странно. То оживленно хлопочет, то замирает и по нескольку минут стоит истуканчиком.
— Чего такое с Антигоном? — улучив момент, когда Ирку выкатили в коридор, спросила она у Бэтлы.
— Он должен перейти к новой валькирии. Уже завтра-послезавтра!
— Отнять у Ирки Антигона? Что, трудно найти какого-нибудь другого пажа? — вознегодовала Дафна.
Бэтла языком провела по своей щеке сверху вниз. Была у нее такая привычка. Снаружи казалось, что под щекой перекатывается шар.
— Одиночка — самая уязвимая валькирия. Ее никто не страхует. «Просто какой-нибудь паж» тут не подойдет. Даже если это будет детина из спецназа. Что он знает о стражах мрака, о нежити? Представь, будет он делать хмырю залом руки, а у того и суставов никаких нету. Удар кулака в голову он принимает проглотом этого самого кулака с последующим его откусыванием. Не поверишь, сколько ребят на этом пустяке попались, — сказал с подоконника оруженосец Бэтлы.
Дафну больше интересовало другое.
— А Ирка знает про Антигона?
Бэтла щелкнула ногтем по пустой чашке.
— Нет пока. Поэтому он и дергается, что рано или поздно ему придется об этом сказать. Только сейчас разве скажешь? Это все равно, что взять и добить ее.
Чимоданов, взявшийся непонятно откуда, прикатил здоровенную трехколесную коляску, больше похожую на велосипед, в котором педали крутились руками. В коридор она протиснулась едва-едва и моментально его закупорила.
Ирка удивленно моргнула. С Чимодановым они никогда особенно не дружили, так, случайные знакомые, а тут… Почему-то часто так бывает: когда ты в беде, внезапно приближаются те люди, которых ты раньше едва знал, и исчезают многие из тех, кто прежде был якобы близок. Может, и хорошо, что так. Иначе бы не разобрались.
— Классная штука! — с гордостью заявил Петруччо.
— Ты ее купил? — спросил Меф, знавший, что у Чимоданова никогда нет денег.
Петруччо на секунду замялся.
— Подчеркиваю: тут такое дело… У одного парня брат, у брата девушка… А у этой девушки соседка, натурально тупая лошадь, которой нужно было отодрать, плинтуса… — издали начал он.
Дальше Меф не слушал. Он понял, что они вступили в зону бесконечных чимодановских комбинаций натурального обмена. При желании Петруччо достал бы даже вертолет, променяв его на беременную крольчиху, три мешка цемента и выкопанный в парке куст роз.
Ирка уставилась на трехколесную коляску, как на гремучую змею. Еще позавчера она за двадцать минут пробегала Сокольники, а тут эти пухлые, пахнущие резиной колеса, ручки и рычаги. Ирка держалась отлично, но челюсть у нее начала дрожать.
Чимоданов ничего не замечал. Он был под впечатлением от своего подарка.
— Сорок километров в час, однозначно!
Все уставились на Чимоданова. Тот по-прежнему не понимал, что означают все эти взглядики. Да и не собирался понимать.
— Да чо такое-то? Ну пусть тридцать пять! Да я от Битцы сюда на ней ехал! Натурально! Кто не верит — пошли выйдем! — заорал Чимоданов.
Меф представил, как Петруччо несется на инвалидной коляске по запруженным московским улицам, перестраивается через три полосы и орет на водителей.
— Откуда ты узнал? — спросил он у Чимоданова, дождавшись, пока тот выйдет в коридор.
— Про Ирку? Ната сказала.
— А она откуда?
— А ей Мошкин сказал.
— А Мошкину — я, — влезла Дафна. Меф кивнул. Обычный телеграф.
— Значит, надо ждать Евгешу, — сказал он. Чимоданов шумно почесался и ушел на кухню питаться. То, что он в чужой квартире, волновало его мало. На кухне он мгновенно познакомился с Бабаней и принялся пожирать заготовленные для второй шарлотки яблоки.
Евгеша Мошкин, приход которого Меф предугадал заранее, долго не мог решиться появиться у Ирки. То есть прийти-то он пришел, но вот чтобы подняться и позвонить… А вдруг выгонят? Вдруг косо посмотрят? А вдруг он вообще ошибется квартирой?
Все эти «вдруг» были невыносимы для мнительного Евгеши. Чем больше он думал, тем больше находилось всяких «а если». Через десять минут Мошкину стало мерещиться, что и Меф не Меф, и Ирка не Ирка, и дом не дом.
Он бродил по газону сложной восьмеркой. Параллельно грыз ногги, обкусывая их по очереди, начиная с мизинца. Со стороны казалось, будто он сравнивает, какой палец у него вкуснее, и никак не может определиться. Внезапно Мошкин наткнулся на вытоптанную в траве дорожку. Казалось, какой-то человек ходил здесь всю ночь, а потом ушел.
Бедный Евгеша заметался. Он не желал находиться на газоне, по которому ночами ходят непонятные люди и творят непонятные дела. А вдруг его примут за того, другого, и мало ли, к чему это все приведет? Мошкин встряхнул головой и, выбрав из двух зол наименее зубастое, резво зашлепал к подъезду.
Евгеша начал подниматься по ступенькам, но случайно обнаружил под лестницей низкую дверь. Из приоткрытой двери тянуло сыростью. Хотя это было нетипично для Евгеши, он осторожно всунул голову, потянул носом, робко окликнул: «Есть тут кто, а?»
Никто не отозвался. Мошкин стал спускаться. Сердце терялось в груди. После десятой ступеньки лестница закончилась. Тянулись куда-то скучные забинтованные трубы. Подвал тускло освещался единственной лампой. Настойчиво пахло кошками. Изредка то одна, то другая длинная тень пересекала подвал и ныряла в щели под трубами. Евгеша прошел шагов десять и решил возвращаться.
В этот момент чья-то рука коснулась его голени сразу над ботинком. Мошкин был не Ахилл, но пятки свои берег. Задыхаясь от ужаса, Евгеша сделал скачок и обернулся, готовый отразить нападение. На него никто не нападал. Под толстой трубой, на старом женском пальто, валявшемся здесь с незапамятных времен, спал Матвей Багров, некромаг и сын гусарского полковника.
Мошкин осторожно обошел его вдоль стены и поспешно убрался из подвала. В квартиру к Ирке он попал без сложностей, хотя страшно переживал, думая, как будет нажимать на кнопку и как представится тому, кто к нему выйдет.
— Здравствуйте! Меня зовут… — громко начал он, услышав в коридоре шаркающие шаги.
В дверь просунулась полубандитская рожа Чимоданова.
— Да знаю я, как тебя зовут!.. Ты чего людям по мозгам звонишь? Не видишь: открыто?
Ирка поздоровалась с Мошкиным отрешенно-приветливо, как до этого с остальными. Бывшая валькирия о чем-то говорила, кому-то кивала, но была как мумия: ей хотелось забиться под одеяло и никого не видеть.
Наконец у Бабани закончилась шарлотка, а у Ирки — способность притворяться, что она рада. Улыбка у нее стала совсем кривая, как у человека, которому сделали заморозку десен. Гости почувствовали, что пора расходиться. Они уже переглядывались, когда Ирка, толкнув обода коляски, оказалась рядом с Мефом.
