Цзян Чун еще не до конца пришел в себя.
— Я всегда думал, что поскольку Аньдинхоу редко подолгу задерживается в столице, их отношения приемного отца и сына носят формальный характер. Но они и правда искренне привязаны друг к другу.
Заслышав про «искреннюю привязанность», Шэнь И отвлекся от мыслей о том, что Гу Юню так и не удалось стать строгим отцом. Про себя он в сердцах подумал: «Стоит чужой красоте вскружить ему голову, и Гу Цзыси начинает вести себя недостойно. Но что он сегодня творит при свете дня?»
У Гу Юня, павшего жертвой чужой красоты, зачесался нос. Он чихнул. Когда Гу Юнь оглянулся, то заметил, что господин Цзян взирает на двух высокопоставленных чиновников с умилением и искренним восторгом. Зато у командующего Шэня на лице было написано «следи за своим поведением, если не хочешь опозориться».
Янь-ван вернул себе благообразный вид и получил приглашение явиться во дворец еще до того, как выбрался из повозки.
Шэнь И осуждающе смотрел на Гу Юня. Теперь понесший национальный позор и полностью утративший суверенные права Гу Юнь пожалел о том, что согласился на столь унизительную и постыдную авантюру.
— Чего вытаращился? — сердито спросил он.
Командующий Шэнь, этот старый педант, преисполнился праведного гнева и воскликнул:
— Не мне тебя судить, но иногда ты ужасный бесстыдник!
— Да что я такого сделал?
— Ты как сластолюбец, увлекшийся лисицей-оборотнем.
Гу Юнь промолчал.
Обвинение свалилось на него совершенно неожиданно и незаслуженно, как гром зимой или снег летом, еще и оправдаться не дали... Ему действительно хотелось разорвать дружеские отношения.
К счастью, генерал Шэнь И вспомнил о деле раньше, чем Гу Юнь в сердцах его прибил.
— Я предполагал, что вы скоро прибудете, так что не стал посылать гонца. У меня есть для тебя две важных новости. Во-первых, Цзялай Инхо из племени северных варваров отправил к нам посла.
Гу Юнь переменился в лице.
С тех пор, как Черный Железный Лагерь подавил восстание государств Западного края [1] и получил небольшую передышку, он снова наконец стал северным сторожевым постом. Это значительно облегчило положение оборонительных гарнизонов на северной границе. Для Цзялая Инхо всю его жизнь Черный Железный Лагерь был главным ночным кошмаром. Пока они находились на посту, он не решался на безрассудные поступки.
Однако, земли на северных границах были бесплодны, и местным племенам приходилось молиться своим богам, чтобы прокормить коров и овец. В последнем сражении Великая Лян исчерпала все ресурсы, не говоря уж об охваченном жаждой мести Цзялае, который плевать тогда хотел на снабжение.
Понятно, что это временное затишье не могло продолжаться долго.
— Посол приехал, чтобы заключить мир? — спросил Гу Юнь.
Шэнь И согласно кивнул и добавил:
— Его предложение еще не рассматривали на императорской аудиенции. Государь вызвал нас во дворец, чтобы обсудить условия мирного соглашения. Знаешь, что мне это напомнило?
Брови Гу Юня приподнялись.
— Точно так же поступил старый Лан-ван, когда пообещал нам цзылюцзиневую дань и заложниц. Предложение сделано в вежливой, красноречивой и искренней манере. Условия крайне выгодные. Цзыси, ты им веришь?
Гу Юнь задумался, а затем, чуть погодя, ответил:
— Нет. Дикари не похожи на жителей Запада. Если иностранцев ведет лишь жажда наживы, то варвары на протяжении нескольких поколений нас ненавидят. Особенно Цзялай Инхо.
— На что ты намекаешь? — тут же переспросил Шэнь И.
— С тех пор, как Цзялай встал во главе восемнадцати племен, он неустанно ищет способ отомстить жителям Центральной равнины, — напомнил Гу Юнь. — У них могут быть всего две причины, чтобы сейчас отправить к нам посла для мирных переговоров. Или Цзялая сместил кто-то из соплеменников, или же он что-то замышляет.
— Нельзя исключать и то, что восемнадцать племен просто оказались в бедственном положении... — предположил Шэнь И.
— Нет. Зима ведь еще не наступила. Не верю, что все у них настолько плохо, — возразил Гу Юнь. — Послушай, этот Цзялай — бешеный пес. Такие что угодно сожрут — хоть мясо, хоть траву. Они только кусаться и умеют. Кстати, а что сказал на это Император?
— Император... — Шэнь И осекся и понизил голос. — Это вторая новость. Здоровье Императора в последнее время заметно ухудшилось.
Гу Юня потрясла эта новость.
— Теперь императорская аудиенция проходит раз в пятнадцать дней. Первого и пятнадцатого числа каждого месяца. Остальные важные вопросы поднимают на встречах в малом зале [2], после чего передают в Военный Совет. Пока государь не дал письменный ответ, все дальнейшие обсуждения по делу проводятся в западной зимней комнате. Похоже, государь устал от крикунов, устраивающих свары на императорской аудиенции, — тихо заметил Шэнь И. — В начале месяца после окончания аудиенции государь споткнулся, запутавшись в золотом облачении, и практически скатился вниз по лестнице с трона. Хорошо, что его сразу же подхватили телохранители. В итоге... — Шэнь И показал на свою ногу: — В итоге Император сломал ногу и до сих пор не может встать с постели. Думаю, именно поэтому Янь-вана и вызвали срочно во дворец.
— Неужели достаточно споткнуться, чтобы сломать ногу? — удивился Гу Юнь. — Не похоже на случайность.
— Придворные лекари не распространяются на эту тему. Недавно во дворец вызвали барышню Чэнь, чтобы она его осмотрела. Она заявила, что из-за многолетних переработок и нерегулярного питания кости государя стали хрупкими. Обычное падение оказалось чревато переломом. Ходят слухи, что и покойный Император тоже...
Неудивительно, что лекари хранили молчание. Лишь Чэнь Цинсюй, часто бывавшая за пределами столицы, осмелилась сказать государю правду.
Управление страной действительно ухудшило здоровье их правителя.
Оглядевшись по сторонам, Шэнь И заметил, что все солдаты с лошадьми, что пришли поприветствовать Янь-вана, ушли вместе с Цзян Чуном. Свою охрану Гу Юнь оставил в северном гарнизоне. Рядом шли всего несколько генералов. Шэнь И понизил голос и шепотом сказал Гу Юню:
— Из-за скандала с семейством Люй, на драгоценную супругу Императора тоже пала тень, и она лишилась занимаемого высокого положения. С виду ничего не изменилось, но ее фактически выслали в Холодный дворец [3]. Наследный принц еще так юн, а от его матери мало толку. Сам-то как думаешь, зачем Император вызвал Янь-вана во дворец? Государь готов доверить ему сына или...
Гу Юнь так на него посмотрел, что Шэнь И невольно прикусил язык.
Когда они едва не потеряли столицу, Ли Фэн действительно собирался отречься от трона, но не в пользу наследного принца, а в пользу Янь-вана.
Если бы страну действительно захватил враг, маленький наследный принц не смог бы взвалить на свои плечи ответственность за династию Ли. Теперь, когда Великая Лян еще не до конца восстановилась, северные варвары отправили посла, предлагая заключить мир. Спустя несколько лет они снова смогут начать войну. Неужели Император передаст трон своему младшему брату, а не родному сыну?
Ни с того ни с сего Гу Юнь вспомнил, как в день восстания императорской гвардии Ли Фэн вдруг бросил: «А-Минь рассказывал нам о том, как над ним в детстве издевалась варварка...»
Ли Фэн вряд ли стал бы расспрашивать о подобном, возможно, Чан Гэн сам ему рассказал. При каких обстоятельствах это могло произойти?
Хотя Чан Гэна и Ли Фэна связывали братские узы, теплыми их отношения назвать было нельзя. Гу Юнь прекрасно знал этого волчонка Чан Гэна — тот подпускал к себе только самых близких. Он бы ни за что не стал рассказывать о детских травмах, чтобы снискать сочувствия, но... Вдруг у Гу Юня появилась еще одна идея. Точно! Принц ведь достиг брачного возраста, несколько лет назад ему пожаловали титул цинвана. Почему никто до сих пор не пытался его женить? Если остальные не смели поднимать тему, неужели Ли Фэн никогда об этом не задумывался?
Должно быть, в тот день Император Лунань собирался продолжить тему следующей фразой: «Из-за пережитых страданий он не готов жениться и заводить детей».
