— Вон я бегу. — Питер указал на едва шевельнувшуюся в кустах тень и зашагал к крыльцу прямо по запущенному газону. — Лили обожала ухаживать за садом, но они тут год не появлялись…
— Ты не в курсе, их прятали вместе с Лонгботтомами?
— Может быть. Я тогда старался знать про них как можно меньше. И что домой вернулись, нипочем бы не узнал, если б гребаный Блэк не прислал гребаный вопиллер… — Он свернул вдоль стены к террасе. — Сюда, крыльцо под заклятьем. Тут тоже пароль, но я его не помню.
— Ничего, нам с тобой до фени. — Гарри прошел сквозь увитые плющом перильца. — Сейчас июнь?
— Июль. Через три недели тебе исполнится год.
— Блин…
— Мне очень, очень жа…
— Я уже понял, заткнись, ага?
Питер сник, и Гарри пришлось ободряюще хлопать его по плечу.
— Мне тоже жаль. Так жаль думать об этом тяжело, не то что говорить. Давай уж молча…
В узком коридорчике вспыхнул свет.
— Петтигрю, морда крысья, где ты шаришься? — Молодой, сердитый Сириус стоял руки в боки над Скабберсом и, казалось, готов был его пнуть. — Сказано в десять, уже без семи полночь, придурок! Мозгов не хватает даже на часы посмотреть? Быстро пошли!
Развернулся, эффектно обмахнув мантией стены (блин, Северус там с ума сходит…) и полетел в глубь дома. Скабберс безропотно засеменил следом. Гарри тоже прибавил шагу.
— Ты хоть раз пробовал дать ему отпор?
— Нет…
— Почему? Неужели нравилось это свинство?
— Не нравилось, но… вряд ли Джеймс выбрал бы меня.
— С чего вдруг ему выбирать? Я говорю по мордасам надо было Сириусу съездить, это всего лишь драка, а не крест на дружбе.
— Где ты видел дружбу? Блэк меня терпел только из-за Джеймса, я его тоже не выносил. Психованный самовлюбленный красавчик, корчил гриффа, из кожи лез, а голубые кровя так и хлещут…
— Хватит.
— Ну да, конечно! — Питер вдруг остановился. — Опять я урод, а Сири душка-охи-ахи! — Он несильно ткнул затормозившего Гарри кулаком в грудь. — Знаешь, как он меня называл? Эдипчик! Любить свою мать это, по-блэковски, ненормально! Вот у Джеймса предки приличные, таких можно, а мою извращение!
— Это потому что… ты его мать видел?
— СЕМЬЮ НЕ ВЫБИРАЮТ! — почти завизжал Питер. — Что тебе Господь послал, то и люби! А не способен, так хоть не кичись убогостью и других не дергай…
— Пит!
Гарри аж воздухом подавился столь резко физиономия Питера сменила выражение злости на откровенный щенячий восторг.
— Джеймс… — одними губами прошептал он и бросился к распахнувшейся в глубине коридора двери, откуда прозвучал зов. Гарри поплелся следом он знал, чем грозит ему новое свидание с памятью о родителях. Затяжным депресняком. Вот за что он был от души благодарен Дамблдору, так это за урок с Зеркалом Еиналеж.
Заглянув через косяк в небольшую, тускло освещенную свечами комнату, Гарри тут же отвернулся чтобы не видеть, как мама обнимает своего пусть и невольного, но все-таки убийцу.
— …ждали тебя, ждали, Гарри еле угомонился! Ты единственный дядя Мародер, которого он еще не трепал за нос и за уши…
— Лили, у нас осталось полторы минуты. Пит, рад тебя видеть, старина, садись сюда скорее, начинаем. Бродяга, держи книгу, будешь подсказывать.
— А что тут…
— Потом, Хвост, сиди прямо. Одна свечка лишняя… Поехали.
С первым ударом часов зазвучал латинский текст, в котором Гарри опознал стартовую формулу Фиделиуса. Судя по неуверенной скороговорке и частым запинкам, Джеймс с латынью не дружил, и значит, его сын имеет полное право дать полиглотским наскокам Гермионы от ворот поворот. «Учи ф’ганцу-узский, всякий культу’гный волшебник должен знать хотя бы один иност’ганный язык»… Фигушки, с генетикой не поспоришь. Гарри повернулся было к Питеру за подтверждением, но вопрос языковой бесталанности Поттеров тут же вылетел у него из головы.
Ничего нового, по сути, он не увидел то же крайнее отчаяние, какое пришлось наблюдать на кухне Вероники, и тот же безграничный восторг, что вспыхнул пять минут назад при одном звуке голоса Джеймса… только теперь все сразу. Похожим образом, наверное, выглядел сам Гарри в памятные часы бдения у Зеркала Еиналеж. Раньше ему частенько приходилось гнать от себя мысль «Не родись я они были бы живы», пока повзрослевший разум не отделил зерна от плевел и не высчитал для каждого фигуранта хэллоуинской трагедии правильный процент вины…
…впрочем, выходит, нифига не правильный. Кажется, Питеру Петтигрю видеть давно умерших Поттеров куда больнее, чем мне. Вот уж не думал, что разделю свой пожизненный траур именно с этим человеком.
— Я тебя больше не ненавижу, Питер, — честно сообщил он.
— Джеймс обычно называл меня Питом, — отозвался Петтигрю и обтер полой мантии щеки. — Питером только когда выпендривался или злился. Давай, ты тоже…
Здрассьте, приехали.
— Слушай, вот что меня конкретно бесило в Сириусе это то, что он вечно путал меня с Джеймсом.
Питер перевел взгляд с Гарри на вдохновенно машущего палочкой хозяина дома и обратно.
— Я не перепутаю. Ты очень на него похож… на них обоих… но ты другой. Он, — снова взгляд на Джеймса, — он был хреновым актером. Здорово травил небылицы, но врать совершенно не умел. Терпеть не мог компромиссов: друг значит, друг, враг сразу в драку. Ты уже сейчас старше его на сто лет. Зачем притворялся?
— Жить хотел. А с Ремом вы дружили тоже так… понарошку?
— Сначала вообще никак не дружили. Он почти все время молчал, а я его боялся, потому что не люблю странностей. Пацан регулярно пропадает по ночам, всем фиолетово… думаю, нашу спальню держали под Конфундусом, только на меня он почему-то не действовал. Один раз мы погавкались из-за этого с Блэком, и я с психу пошел следить. Залез под Гремучую Иву… повезло, не дошел, вой услышал… как вернулся не помню. Блэк не поверил, опять разорался, а Джеймс на другой вечер вдруг прямо спрашивает: «Люпин, ты оборотень?» — Питер с обожанием следил за ритуальными пируэтами своего кумира. — Он не умел лицемерить…
Мдась, вот уж над кем Шляпа ни полсекунды не раздумывала.
— А Рем что?
— Рем он… умный, отпираться не стал. Тогда Джеймс полез в сундук и достал свою чудо-мантию. «Давно мы, — говорит, — не наведывались в Запретную секцию. Айда прям сейчас. Рем, покопайся в конспектах, чего там МакГонагалл нам втирала об анимагах?»
— Здорово.
— Джеймс был самый лучший. С Ремом мы подружились… потом, но Джеймс все равно был самый, самый…
— Я понял.
Подружились… На почве общей фобии наверняка оба до смерти боялись, что их бросят. Но когда потребовалось выручать Веронику из психушки, Питер помчался к Джеймсу, потому как только Джеймс способен сломя голову ввязаться в чреватую большими неприятностями авантюру, имея в арсенале причин лишь пресловутое гриффиндорское «друг попросил». Люпин бы сначала полез выяснять, насколько это законно и морально приемлемо, не угрожает ли Статуту Секретности и благополучию маглов, потратил бы уйму времени на поиск альтернативных путей… Рем он и в Африке Рем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
