Однако шляпа является лишь атрибутом, никак не влияющим на, допустим, зрение волшебника. Поэтому Ринсвинд не заметил рисунка, проявившегося на полускрытом в кустарнике камне.
Сначала могло показаться, что рисунок этот напоминает птицу. Но потом, продолжая выглядеть давними, якобы случайными мазками неведомого художника, использовавшего уголь и охру, изображение вдруг стало меняться.
Быстро покончив с завтраком, Ринсвинд пустился в сторону высившихся на горизонте гор. Прошло уже несколько дней, с тех пор как он впервые их увидел. Ринсвинд не имел ни малейшего понятия, зачем туда нужно идти, но, по крайней мере, эти горы представляли собой хоть какую-то цель.
Земля под ногами слегка подрагивала, и продолжалось это вот уже несколько дней кряду: несколько раз в день земля обязательно начинала дрожать, что было весьма странно, поскольку ландшафт вокруг совсем не выглядел вулканическим. Наоборот, в такого рода местности вы несколько сотен лет можете таращиться на какую-нибудь скалу, а потом, когда с её вершины упадет камешек, это станет главной темой всех соседских разговоров на ближайшие пару веков. По всем признакам, местная местность давным-давно завязала с геологической аэробикой, успокоившись и остепенившись. В иных обстоятельствах тут даже могли бы жить люди.
Некоторое время спустя Ринсвинд заметил, что с вершины небольшого камня за ним следит кенгуру. Кенгуру попадались ему и раньше: гигантскими прыжками они мчались прочь сквозь кусты, улепётывая со всех лап. Привычки ошиваться в непосредственной близости от людей за ними не водилось.
А эта зверюга, похоже, охотится на него. Но разве кенгуру не придерживаются вегетарианской диеты? Или одежда на нем вдруг позелёнела?
Ринсвинд осторожно двинулся дальше. И он совсем не испугался, когда, выпрыгнув из кустарника, кенгуру вдруг приземлился перед самым его носом.
Коснувшись лапой уха, зверь многозначительно посмотрел на Ринсвинда.
Затем, коснувшись другой лапой другого уха, кенгуру сморщил нос.
— Да-да, просто отлично, — сказал вместо приветствия Ринсвинд.
Он было попятился, но тут же остановился. В конце концов, это всего лишь большой… допустим, кролик с очень длинным хвостом и ногами, которые, как правило, весьма идут красному носу и мешковатым штанам.
— Я тебя не боюсь, — решительно заявил Ринсвинд. — С какой стати мне тебя бояться?
— А с той, — отозвался кенгуру. — К примеру, я могу сделать так, что твой желудок мячиком вылетит у тебя из хлебальника.
— А-а! Ты говорящий?
— Быстро соображаешь, — похвалил кенгуру и опять коснулся лапой уха.
— Что-то не так? — осведомился Ринсвинд.
— Да не, это я по-кенгуриному. Практикуюсь помаленьку.
— И что же это за язык? Один раз почешешь ухо — «да», два раза — «нет»?
Кенгуру опять почесал ухо, но потом опомнился.
— Точняк, — кивнул он. И наморщил нос.
— А сморщенный нос что значит?
— Это значит: «Бежим скорее, кто-то упал в глубокую яму».
— Наверное, очень распространенное выражение?
— Ты офигеешь, насколько.
— А как на кенгурином будет: «У меня для тебя есть задание чрезвычайной важности»? — вкрадчиво-невинно поинтересовался Ринсвинд.
— Кстати, хорошо, что спросил…
Сандалии почти не шелохнулись. Ринсвинд вылетел из них, будто стартующая ракета из поддерживающих опор, и приземлился на уже бегущие в воздухе ноги.
Некоторое время спустя зверь догнал его. Кенгуру передвигался легкими длинными прыжками.
— Почему ты убегаешь? Ты ведь даже не дослушал.
— У меня длительный опыт пребывания в собственной шкуре, — огрызнулся Ринсвинд. — Я ЗНАЮ, что будет дальше. Меня опять втянут в историю, которая меня не касается. А ты просто-напросто галлюцинация, вызванная сытной едой на пустой желудок, так что даже не пытайся остановить меня!
— Остановить тебя? — удивился кенгуру. — А на фига? Ты движешься как раз в нужном направлении.
Ринсвинд попытался было затормозить, но у него не получилось, поскольку его весьма эффективный метод бега основывался на аксиоме, гласящей, что торможение — это то, чего надо всеми правдами и неправдами избегать. Продолжая по инерции двигать ногами, некоторое время он бежал по воздуху, после чего улетел вниз.
Кенгуру глянул ему вслед и не без удовлетворения наморщил нос.
* * *
— Аркканцлер!
Чудакулли проснулся и сел. К нему, шумно отдуваясь, спешил профессор современного руносложения.
— Мы с казначеем отправились прогуляться по бережку, — сообщил он. — И можешь себе представить, где мы в итоге очутились?
— На Развеселой улице в Щеботане, — ядовито отозвался Чудакулли, смахивая с бороды особо любопытного жучка. — Сразу после чайной, направо, к деревцам.
— Я не нахожу слов, аркканцлер. Потому что, как это ни поразительно, мы очутились совсем не там. Пройдя вдоль всего берега, мы оказались на том же месте, с которого начали! Мы на крошечном островке. А ты здесь отдыхал?
— Раздумывал над делами насущными, — поправил Чудакулли. — Какие-нибудь идеи по поводу того, где мы находимся, господин Тупс?
Думминг оторвался от записной книжки.
— С большой степенью точностью я смогу это выяснить только на закате, аркканцлер. Но полагаю, мы где-то неподалеку от Края.
— А ещё мы нашли лагерь профессора жестокой и необычной географии, — встрял профессор современного руносложения. Он покопался в безднах кармана. — Да, лагерь и костровище. А также бамбуковую мебель и массу других вещей. Например, носки на верёвке. И ещё вот это.
Он извлёк из кармана крайне потрёпанный блокнотик стандартного университетского формата. Чудакулли вёл строгую отчётность и выдавал новый блокнот, лишь когда предыдущий будет исписан вдоль и поперёк на всех страницах с обеих сторон.
— Валялся на земле, — сказал профессор современного руносложения. — Но, боюсь, муравьи добрались до него раньше нас.
Чудакулли открыл блокнот и прочел запись на первой странице.
— «Интиресные наблюдения на Моно-Острове. Уникально-уиденённое место».
Он перевернул пару страниц.
— Списки растений и рыб, — сообщил он. — Как по мне, я не нахожу в этой информации ничего особенного, но я ведь не географ. И почему, интересно, он называет остров «Моно»?
— Это означает «Один Остров», — объяснил Думминг.
— Конечно один, а сколько ж ещё? Хотя, по-моему, я вижу неподалеку парочку похожих островов. Налицо острая нехватка воображения. Называл бы уж весь архипелаг. — Аркканцлер затолкал блокнот в карман. — Ну что ж… А самого нашего профессора не видно?
— Как ни странно, нет.
— Пошел, наверное, искупнуться и был съеден диким ананасом, — усмехнулся Чудакулли. — А как поживает наш общий друг библиотекарь, господин Тупс? Ему здесь, кажется, неплохо?
— Думаю, аркканцлер, вам лучше знать, — пожал плечами Думминг. — Вы уже больше получаса на нём сидите.
Чудакулли опустил глаза на шезлонг, кое-где покрытый рыжим мехом.
— Так это?..
— Да, аркканцлер.
— А я думал, это наш географ с собой принёс.
— Купил в специальной лавке, специализирующейся на шезлонгах с подбитыми черной кожей ножками?
Чудакулли снова посмотрел вниз.
— Так мне, думаешь, лучше встать?
— Как знать, он ведь теперь шезлонг. И процесс сидения на себе должен воспринимать как совершенно естественный.
— Нужно срочно найти лекарство, Тупс. Это переходит все границы…
— Господа-а-а-а, эге-е-ей!
В окно ванной лезло некое видение в розовых тонах. Тона были достаточно мирными, но само видение сделало бы честь даже самым хаотичным галлюциногенам.
Теоретически для дамы определённого возраста не существует достойного способа пролезть в окно. Тем не менее, розовая дама очень пыталась таковой способ изобрести. И следует признать, она перемещалась в пространстве с чем-то большим, чем так называемое достоинство, которое бесплатным приложением идет ко всяким королям и епископам, — о нет, эта особа передвигалась с веской респектабельностью домашнего сталелитейного разлива. Однако момент, когда часть её лодыжки могла быть увиденной всеми, неминуемо приближался, и дама, пытаясь предотвратить сие ужасное событие, неловко замерла на подоконнике.
Главный философ закашлялся. Рука его невольно взлетела к шее, как будто стремясь поправить несуществующий галстук.
— А-а! — узнал Чудакулли. — Бесценная госпожа Герпес. Эй, кто-нибудь, пойдите и помогите ей, Тупс.
— Я схожу, — вызвался главный философ всего лишь чуть-чуть быстрее, чем сам того желал[99].
Университетская домоправительница повернула голову в сторону ванной комнаты и произнесла несколько слов, обращаясь к кому-то невидимому по ту сторону окна. Когда же она вновь повернулась к пляжу, выражение лица под кодовым названием «ору-на-подчиненных» мгновенно сменилось другим, гораздо более ласковым и называющимся «слушаю-господин-волшебник».
