Населения в колониях менее, чем в одной Симбирской губернии в бытность мою там полицмейстером.
Крестьян всего тысячь 10, всё негры да китайцы. Русских немного, да и те в большинстве из отслуживших солдат и проходят по Ведомству военных поселений.
Мещан много более - тысячь до 20 и всё евреи. Остальные - дикие американцы из которых следовало теперь сделать казачье войско. В таком деле решил я не спешить, а дождаться адмирала Путятина или чиновников предназначенных для службы в колониях. Но и тогда исполнить инструкции государя императора без помощи главного правителя было бы очень тяжело. О всей полноте власти его в Американских колониях теперь трудно рассказать, а еще труднее верить…
Видаясь по разным случаям с Митьковым, я всегда заставал его за бумагами и составил о нем себе понятие, что это человек дела. Он всегда был как-то сдержан, очень вежлив, но малейшая несправедливость, плутовство по делам - выводили его из себя. Мошенники для него теряли личность, но зато и боялись его чиновники! Нельзя было не почитать его, нельзя было не уважать честной его деятельности, его бескорыстия; он отдался весь, без остатка, полезному служебному труду. При всей его всемерной власти, власть Митькова не была деспотичной.
Видел я во время службы моей в Иркутске деспотию гражданского губернатора Трескина. Что такое был Трескин в Иркутске, теперь трудно рассказать, а еще труднее верить. Николай Иванович Трескин был губернатором 14 лет в Иркутске, но каким губернатором? Теперь трудно иметь понятие. В текущем столетии называют властителем Наполеона I; по-моему, он был неограниченная власть в войске - при успехе, а власть ограничивалась законами. Трескин и законы - были синонимы, более: был только Трескин, а законы были далеко, далеко! По праздникам Николай Иванович дозволял дамам целовать свою руку; из мужчин допускались к руке только старшие чины и первогильдейцы. Все дамы целовали ручки у его супруги и дочерей. Трескин был деспот безграничный! Страшный корыстолюбец, его считали в десятках миллионов."
Из приведённой цитаты, при всей типичности Стогова для России того времени, хорошо видно его стремление избегать соблюдения многочисленных бюрократических формальностей и добиваться успешного выполнения поручения, свойство достаточно редкое для чиновничества любой эпохи (а тем более для царствования Николая Павловича) свойство. Некоторые источники утверждают, что Стогов получил от Митькова значительную взятку и именно поэтому отказался предпринимать какие либо действия в отношении сложившейся в колониях структуры власти.
Стогов был практичен, но не сребролюбив, а скорее честолюбив и самолюбив. Его можно считать человеком, который служил не ради выгоды (во всяком случае этот мотив не был определяющим), а ради определенной идеи. В первую очередь его поведение на службе определялось стремлением оправдать оказанное ему доверие монарха, возложившего на него обязанность охранять существующий порядок вещей, который к тому же и монархом, и им самим воспринимался как единственно правильный.
Нет, Стогов прекрасно понимал, что в сложившихся условиях управлять "генерал-губернаторством" могут только чиновники Компании, которых он, согласно инструкции, должен был от власти отстранить. Эразм Иванович разумно самоустранился от каких либо действий, решив свалить ответственность на голову Путятина или, если адмирал задержится, хотя бы дождаться обещанных чиновников из России. Тем более, что обнаружилась причина, позволявшая Стогову на законных основаниях увильнуть от исполнения невыполнимого задания. Алексей Пестряков, управляющий Рогорвика, прислал сообщение о готовящемся бунте китайцев на Рожских приисках.
"По прибытие на боте "Колош" в крепость Рогорвик на реке Рог я узнал, что волнения китайцев уже закончились. Да и были они не бунтом против властей, а междоусобною войной…
Поселение старателей располагалось в 3-х долинах южного берега реки Рог верстах в 120 от Рогорвика и напоминал огромный, грязный цыганский табор. Дюжина сложенных из бруса казарм и магазинов Руско-американской компании окруженные многими сотнями составленными из плетня и крытые лубом и рогожами шалашей. Улицы полны были множеством людей самых разных рас, но более всего одинаковыми китайцами в коротких штанах, с длинными косичками и в забавных конических колпаках на голове и различными испанцами из Южной Америки. Я скоро научился отличать мексиканцев в цветастых плащах-серапе и в сапогах с длинными серебрянными шпорами со звездочками величиною с хорошее блюдце, от перуанцев в коротких плащах-пончах из толстой бумажной ткани или от чилийцев в пончах из плотной серой шерсти. Но все они носили тяжелый пояс шириною в пядь, за котором всегда был большой нож или кинжал…
Китайцев специально для работы на прииски завозили компанейские приказчики. Говорят тогда 100 пудов песку давали около фунта золотого песку, неисчислимое богатство. За три года все богатые места, которые тут по сибирски называют карманами, оказались промыты, а на бедных россыпях, которые дают из 100 пудов менее золотника золотого песку, промысел стало вести невыгодно. Тогда Митьков промысел прекратил и разрешил китайцам остаться вольными старателями, выплачивая компании по 20 рублей. А те китайцы, в погоне за наилучшими местами, разбились на несколько кагалов и вот 600 членов кагала Сем Юп дали бой 500 китайцев из кагала Ян Вос.
Сначала случилась у них ссора из-за участка, потом семюпские скатили в яму янвоских огромный валун, который якобы мешал им работать. А в конце и до драк дошло и, хотя китайцы народ тихий и не злобивый, дошло и до оружия. Все кузнецы занялись изготовлением разных копий, ножей, трезубцев. Но если янвоские довольствовались таким старинным оружием, то семюпские купили в Калифорнии 100 ружей и наняли учителей из индейцев.
В схватке было убито 6 или 8 человек и многие ранены. Ко времени моего приезда на прииски все уже успокоилось и Сем Юп праздновали свою победу банкетом закончившимся фейерверком. Был приглашен и я и принял приглашение для знакомства с миром китайцев. Своеобразие этого мира известна, а если скажу, что начинается обед конфектами и кончается супом, то достаточно выражу противоположность всему русскому…
Сосчитал шариками 93 кушанья, какие это кушанья? Право не знаю, но попробовал всего чайною ложечкою, все блюда сносны и многие вкусны. Обратило мое внимание блюдо с турецким табаком, очень пышно наложенным; смотрю, все едят, макая в сою; взял и я, во рту тает, спросил: "Что такое?", сказали: "Свиная кожа!" Мы гордимся изобретением самовара, но едва ли это верно: мы придумали только дать другое употребление самовару. Самовар с незапамятных времен употребляется китайцами, но не для чая, как у нас: у них кипящий самовар подается последним блюдом за обедом. В самоваре кипела разная зелень и коренья; каждому из нас подали на блюде тонко-претонко нарезанные ломтики сырого фазана; каждый палочками брал ломтики, опускал в кипящий бульон и, подержав недолго, кушал. Право, это недурно. Самовар прекрасной формы, не так давно и Тула переняла эту форму. Пили китайцы не больше наперстка, но пили очень часто, пили спирт как огонь острый, думаю, градусов до 70-ти. Невзирая, что я был предупрежден рассказами и чтением, но был очень удивлен миром другой планеты!…
По закону я должен был заковать в цепи старшин Сем Юпа и Ян Воса, но это принесло бы немалый вред. Китайцы могли уйти с приисков принеся тем казне большие убытки. Сознавая вред от буквального исполнения закона, я той же ночью написал к Митькову конфиденциальное письмо, в котором, изложив неправильность исполнения буквально статьи закона, и могущий произойти от того вред, в отвращение вредных последствий, я, на основании секретной инструкции, высочайше утвержденной, остановил его действия по этому делу и принимаю на свою ответственность.
Позже по этому делу состоялся у меня разговор с генерал-губернатором адмиралом Путятиным.
- Что заставило вас соваться в такое рискованное дело и брать добровольно на свою ответственность?
- Бесполезность от иных действий и польза от моей удачи, ведь я русский человек!
Путятин обнял меня и сказал:
- Вы честный и благородный дурак!
- Спасибо.
- На вашем месте я бы не взял на себя!
Утром через старшин я приказал собрать всех китайцев на поле; жандарм устроил небольшой стол и стул, чтобы влезть мне. Сам я был в сюртуке с эполетами, в шарфе, шляпе, но без сабли. Осенний день был очень хорош. Когда я влез на стол, то увидел огромную массу бритых голов и косичек. Около самого стола стояли старшины. Я говорил, может быть, гениально, но толпа ни слова не понимала. Но когда я заявил, что Сем Юп за убитых должен уплатить в казну генерал-губернаторства 10000 рублей, вдруг толпа забормотала, зашумела. Я крикнул: "Молчать!" и потребовал покорности. Толпа сердито бормочет, я будто зажал свои уши и крикнул: "Молчать!" Затихло. Я громко, с расстановкой и, должно быть, торжественно (без смеха не могу вспомнить) сказал: "Еще одно слово, и я лишу вас моего покровительства!" Эти грозные слова ошеломили толпу. Видя влияние, я закричал: "На колени!" Стоявшие тузы около стола стали на колени, толпа, одни за другими, все на коленях. Я подумал: наша взяла, еще попробуем: "Голову на землю, и я ваш покровитель!" (сильно сказано). Все косички легли на землю. Этот момент нравственной силы и победы забыть нельзя. Я помню, может, 20 секунд посмотрел на эту картину и промелькнули в голове Чингиз-ханы, Тамерланы. Приказал встать и милостиво объявил, что за их покорность я один их начальник и больше никого нет. Обрадовались. кричат: "Правителя не будет? Приказчиков не будет?" - "Никого не будет, только я". - "Ладно, тогда ты наш, а мы твои, приказывай". - "Так как вы отдаетесь под мою власть, то нам нужны условия, по которым вы должны повиноваться, а потому выберите депутатов, с которыми я и напишу условия". Выбрали депутатов из старшин. Я развернул Х-й том законов и выписал земские обязанности; согласились, подписал я и депутаты приложили печати.
