— Для чего записывал? — спросил кто-то. Маленков не ответил.
— Резолюцию вы, товарищ Шепилов, писали или нет? — воспользовавшись паузой продолжил допытываться Суслов, понимавший, что ему представился уникальный шанс уничтожить своего конкурента, набиравшего силу на ниве пропаганды.
— Не давал мне лично никто такого поручения, — окончательно сник Шепилов и обреченно добавил: — не привлекался и не писал.
— Я — Первый секретарь ЦК и буду докладывать на Пленуме обо всем, что здесь произошло, — отец сделал вид или на самом деле не обратил внимания на перепалку о резолюции. — Вы все тоже изложите свою позицию. Товарищи заслушают нас и примут решение.
«То есть вместо вопроса “О неудовлетворительном руководстве Первого секретаря ЦК Хрущева” на Пленуме ЦК поставили абсолютно противоположный, надуманный вопрос “Об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова”», — задним числом возмущается Каганович.
— Давайте голосовать, — жестко произнес отец.
Проголосовали единогласно и всем Президиумом перешли из боковой комнаты в зал заседаний. Там их уже заждались.
— Для волнений нет ни малейших оснований, — успокоил отец делегатов. — Пленум открывается завтра, 22 июня в 2 часа дня, по внутрипартийному вопросу.
Зал заседаний Президиума опустел. За столом оставались только участники уже закончившихся многодневных дебатов, но чем заняться теперь, они себе не представляли. Отец же закрывать заседание не спешил. Молчание, ставшее мучительным, снова прервал секретарь, он передал отцу какую-то записку.
«Хрущев надел очки, — Мухитдинов описывает происходящее до мельчайших деталей, — прочитал… “Это от Брежнева, — произнес Хрущев, — вот что он пишет… ” — и начал читать записку.
В записке говорилось (Мухитдинов воспроизводит ее по памяти. — С. Х.), что Леонид Ильич глубоко сожалеет, что заболел. Он полностью поддерживает Никиту Сергеевича, считает, что последний должен оставаться Первым секретарем, осуждает поведение заговорщиков, предлагает вывести их из состава Президиума и строго наказать.
Никто не сказал ни слова, но думаю, все будто заново увидели истинное лицо автора. Поразила его осведомленность о происходящем, вплоть до последних часов. Эта весьма своевременная поддержка опять изменила мнение Хрущева о Брежневе и опять перед ним открылась дорога наверх».
Очень интересное свидетельство Мухитдинова. Мне же Брежнев всегда представлялся стойким и последовательным сторонником отца, по крайней мере, до 1964 года. Оказывается, я ошибался.
В шесть часов вечера, как и в предыдущие дни, председатель, теперь уже не Булганин, а Хрущев, объявил заседание закрытым. Отец предложил встретиться завтра прямо на Пленуме в два часа дня в Свердловском зале Кремля.
Никаких протокольных мероприятий на вечер 21 июня не планировалось, и из Кремля отец отправился в ЦК. За ним потянулись его сторонники. Им следовало условиться насчет завтра, к тому же у отца за два вынужденных дня «простоя» поднакопились неотложные дела.
Оппонентам отца тоже надо было определяться с завтрашним днем. Они привычно собрались в Кремле, в кабинете Булганина.
Завершив дела и распрощавшись с посетителями, отец решил позвонить из ЦК Булганину. Ему очень не хотелось терять старого друга, они вместе уже двадцать с лишним лет. Тогда Николай директорствовал на Московском электрозаводе, а его, Хрущева, сделали секретарем райкома. Так они и шли по жизни, отец чуть впереди, Булганин — за ним в кильватере. И тут такое… Что же касается обид… За свои неудачные шуточки отец готов извиниться. Он набрал номер кремлевского кабинета Булганина.
Николай Александрович откликнулся после первого гудка, но, узнав голос отца, сник. Он не один, сообразил отец. Кто может в такой час сидеть у Булганина в Кремле, особой загадки не составляло, но отец решил прояснить все до конца.
— Николай, это я, Хрущев, хотелось бы поговорить, — бодряческим голосом начал отец.
Булганин засопел в трубку.
— Ты один? — ставил точки над «и» отец.
— Нет, — Булганин еще сильнее засопел и выдавил, — у меня Молотов, Маленков, Каганович.
— И чем же вы занимаетесь? — желание договариваться со старым другом у него пропало.
— А-а-а, — протянул неуверенно Булганин, — мы собрались, собрались… Отец, не попрощавшись, положил трубку. Примирения не получилось.
Все закончилось в субботу, 22 июня
Открывшийся в субботу, 22 июня, Пленум ЦК подвел итог четырехдневным баталиям. Из 130 членов ЦК присутствовало 121, из 117 кандидатов — 94 и из 62 членов Ревизионной комиссии — 51. Вполне достаточно для принятия любого решения.
В момент открытия произошла курьезная сцена, если ее можно назвать курьезной. После формальностей открытия первого заседания председательствовавший Хрущев перешел к рассмотрению повестки дня и следующее заседание назначил на понедельник 24 июня на 10 часов утра. Тут Молотов заволновался, начал допытываться, зачем устраивать однодневный перерыв между заседаниями? Беспокоился он не без причины. В недавнем прошлом они со Сталиным использовали такие безобидные с виду антракты для ареста неугодных. На следующем заседании Пленума ЦК или сессии Верховного Совета те просто не появлялись. Никто тогда не интересовался почему. Отец понял опасения Молотова, но вида не подал. Предложил Молотову, если тот не согласен, внести альтернативное предложение, он его проголосует. Молотов стушевался, пробормотал, что не возражает.
Вопреки вчерашнему обещанию отца все лично рассказать Пленуму, докладывал Суслов. Так они решили вчера вечером в ЦК. С нелегкой руки Суслова «молотовцев» стали официально именовать антипартийной группой. Текст выступления Суслов подготовил всего на нескольких страничках, но на трибуне простоял долго. Из зала задавали вопросы, сыпались реплики. Затем говорили Жуков и министр внутренних дел Дудоров. Следом с покаянием выступил Маленков, он от всего открещивался и одновременно выражал готовность «нести за все ответственность», но вины за собой не признавал. За ним взахлеб каялся Каганович.
В шесть часов вечера, как и предусматривалось регламентом, Пленум свою работу приостановил до понедельника.
Заранее запланированное на воскресенье, 23 июня, празднование 250-летия Ленинграда прошло более чем скромно, а для непосвященных — непонятно. В Ленинграде отсутствовал даже собственный секретарь обкома Козлов, всеми делами заправлял, докладывал, возлагал венки председатель облисполкома Смирнов. Москву представлял Андрей Андреевич Андреев, старый член партии и Политбюро, к тому времени уже давно сошедший с политической сцены.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
