Так, слово за слово, их взгляды становились все более многозначительными. Тетушка Вэнь накрыла стол и поставила вино.
— Это мой первый визит, — для вида начал отказываться Симэнь. — Я пришел к вам с пустыми руками и было бы неприлично злоупотреблять вашим гостеприимством.
— Я не ожидала, что вы удостоите меня визитом, сударь, — заверяла его хозяйка, — и не приготовилась должным образом к приему. Но выпейте хотя бы чарку простого вина, чтобы разогреться в такой холод.
Горничная стала разливать вино. Когда она наклонила золотой кувшин, в нефритовых кубках запенился искристый дорогой напиток. Госпожа Линь поднесла кубок Симэню.
— Разрешите прежде мне угостить вас, сударыня, — говорил он, вставая из-за стола.
— Вы еще успеете поднести, батюшка, — вставила тетушка Вэнь. — Пятнадцатого будет день рождения хозяюшки, вот тогда поднесете подарки и пожелаете сударыне долгих лет жизни.
— О! — воскликнул Симэнь. — Что ж ты раньше не сказала? Сегодня уж девятое. Шесть дней остается. Непременно воспользуюсь случаем засвидетельствовать почтение.
— Не стоит, право, так утруждать себя, — говорила, улыбаясь, Линь. — Вы так великодушны, сударь!
На столе появились огромные блюда и шестнадцать чаш. От горячих яств шел аппетитный аромат. Были тут разваренный рис, вареные куры и рыба, жаренные в масле гуси и утки, изысканные закуски, свежие фрукты и редкие плоды. Рядом в высоких подсвечниках ярко горели красные свечи. На полу из золотой жаровни вздымались языки пламени. Над столом порхали кубки. Веселым смехом и шутками сопровождались тосты и игра на пальцах. А вино ведь будит чувства и страсти. Шли часы, и в окно заглянула луна. Одним желаньем горели их сердца, одна и та же страсть их волновала. Тетушка Вэнь вовремя удалилась. Ее не раз звали, чтобы принесла вина, но она не откликалась.
Оставшись наедине, Симэнь и госпожа Линь сели рядом, их разговор становился все интимнее. Симэнь пожимал ее руку, потом прильнул к плечу и обвил руками ее нежную шею. Госпожа Линь молчала, только улыбалась. Немного погодя она чуть приоткрыла алые губы, и он припал к ним, звучно играя языком в ее устах. Они слились в страстном поцелуе. Нежные ласки приблизили сладостный миг. Госпожа Линь заперла дверь в спальню и, сняв с себя одежды и украшения, слегка приподняла парчовый полог. На узорном покрывале лежали подушки с вышитыми на них неразлучными уточками. От постели пахнуло тонким ароматом. Симэнь прильнул к ее нежному, как яшма, телу, обнял ее пышную грудь.
Надобно сказать, что Симэнь, наслышанный об умудренной в любовных делах госпоже Линь, прихватил с собой из дому узелок с приспособлениями для утех и принял снадобье чужеземного монаха. Когда госпожа Линь убедилась в его мощи, а он прикоснулся к ее прелестям, у них от радости еще сильнее разгорелась страсть.
Она ждала его на постели под газовым пологом, он же под одеялом готовил свой черенок к делу. Затем он подхватил прекрасные ножки женщины, расправил плечи и, как шальной мотылек или пьяный шмель, вступил в сражение.
Да,
Копье и щит скрестились в поединке,Рассыпались ковром златые шпильки.
Тому свидетельством стихи:
В спальне над жаровней вьется ароматный дым,Мой возлюбленный проснется — с ним поговорим.Пробудился — побледнела в небесах луна,Надоело мне без дела мерзнуть и без сна.Равнодушен друг — я тоже с другом холодна.А случится молодого принимать купца —Спасу нет от озорного, ласки без конца.Заманить бы мне Сун Юя на вершину Тан,[1197]Как ворота распахну я — то-то будет рьян.Окроплен пион росою, ляжет сыт и пьян.
Симэнь приложил все умение, чтобы продлить утехи до второй ночной стражи и доставить госпоже Линь полное наслаждение. После все же проистекшего завершения у нее рассыпались волосы и упали шпильки. Она напоминала увядающий цветок или надломленную ветку ивы. Ее голос, нежный, как щебет иволги, над самым ухом Симэнь Цина прерывался. Она едва переводила дыхание. Их тела сплелись, они некоторое время лежали, обняв друг друга, потом встали, чтобы привести себя в порядок. Господа Линь поправила серебряный светильник и открыла дверь. Уложив у зеркала прическу, она кликнула горничную и велела подать тазик с водой. Ей удалось заставить Симэня осушить три чарки лучшего вина, и он стал откланиваться. Как ни уговаривала его хозяйка остаться, он низко ей поклонился, обещал навещать и, извинившись за беспокойство, направился за ворота. Она проводила его до калитки.
Тетушка Вэнь отперла задние ворота и позвала Дайаня с Циньтуном. Слуги подвели коня, и Симэнь отбыл домой.
Дозорные успели обойти город, и на улицах царила мертвая тишина. Было холодно. Симэнь добрался до дому, но не о том пойдет речь.
На другой день Симэнь явился в управу. После заседания он прошел в заднюю залу и подозвал околоточного и сыщиков.
— Вот какое дело, — обратился к ним Симэнь. — Разузнайте, кто да кто зазывает к певицам молодого господина Третьего из дома полководца Вана, к кому он ходит. Выясните имена и мне доложите. Потом Симэнь завел разговор с надзирателем Ся Лунси. — Видите ли, — говорил он. — Ван Третий совсем, оказывается, бросил учение. Матушка за него сильно беспокоится. Не раз ко мне посыльного направляла, просит помочь. Виноват тут, конечно, не он, а компания бездельников. Это они его заманивают. Их и наказать надо со всей строгостью, а то, чего доброго, пропадет человек.
— Вы совершенно правы, сударь, — поддержал его Ся Лунси. — Надо взять бездельников.
Околоточный и сыщики, получив приказ Симэня, пополудни явились к нему на дом и вручили список замешанных лиц. В нем значились Сунь Молчун, Чжу Жинянь, Чжан Лоботряс, Не Юэ, Шан Третий, Юй Куань и Магометанин Бай, а из певиц были названы Ли Гуйцзе и Цинь Юйчжи.
Симэнь взял кисть и вычеркнул обеих певиц, а также старину Суня и Чжу Жиняня.
— Заберите пятерых: Чжана Лоботряса и оставшуюся компанию, — распорядился Симэнь. — Завтра утром в управу приведете.
— Есть! — отозвались сыщики и удалились. К вечеру, когда им стало известно, что Ван Третий с компанией пирует и играет в мяч у Ли Гуйцзе, они засели близ задних ворот заведения. Поздней ночью компания стала расходиться. Тут-то они и схватили пятерых гуляк: Лоботряса Чжана, Не Юэ, Юй Куаня, Магометанина Бая и Шана Третьего. Сунь Молчун с Чжу Жинянем улизнули в задний домик Ли Гуйцзе, а Ван Третий забрался к ней под кровать и боялся нос высунуть. Сама Гуйцзе и остальные обитательницы дома покрылись холодным потом с перепугу. Они тщетно пытались разузнать, кто распорядился об облаве. Ван Третий так и пробыл всю ночь под кроватью. Хозяйка заведения, мамаша Ли, опасаясь, не исходил ли приказ из столицы, рано утром, в пятую ночную стражу,[1198] велела Ли Мину переодеться и проводить домой Вана Третьего.
Между тем Чжана Лоботряса и остальных задержанных ночь продержали в участке.
На другой день, когда Симэнь и надзиратель Ся открыли утреннее присутствие, рядом уже лежали палки и орудия пыток. Ввели задержанных. Им надели на пальцы тиски и всыпали каждому по двадцать ударов, от которых они покрылись кровоточащими шрамами. Их вопли и стоны раздавались в небе и потрясали землю.
— Эй вы, бродяги! — строго крикнул Симэнь. — Вас следовало бы сурово наказать. Нечего порядочных людей совращать, в непотребные места заманивать. Но я вас на первый раз щажу, а попадетесь в другой раз, в колодки забью. На позор перед заведением выставлю. Так у меня и знайте!
Симэнь велел подручным вытолкать бездельников вон. Очутившись на воле, они бросились наутек, не чуя ног под собою. Надзиратели после заседания прошли в заднюю залу и сели выпить чаю.
— Я получил вчера письмо от столичного родственника секретаря Цуя, — заговорил Ся Лунси. — Доклад об инспекции нашей управы, говорит, в столице получен, но пока еще нет решения. Вот я и хотел с вами посоветоваться. Хорошо бы, по-моему, направить посыльного к коллеге Линь Цанфану в Хуайцин.[1199] Он все же поближе к начальству. Может, что-нибудь слыхал.
— Замечательная мысль! — поддержал его Симэнь и подозвал гонца. Когда тот встал перед ними на колени, Симэнь распорядился: — Вот тебе пять цяней серебра на расходы и визитные карточки, поезжай в Наньхэ[1200] к судебному надзирателю господину Линю. Выясни, заседал ли секретариат редакторов и нет ли решения насчет инспекции управы. Как узнаешь, доложишь нам.
Гонец взял серебро, обе визитные карточки и пошел собирать вещи. Он надел на голову войлочную шляпу столичного покроя и, вскочив на коня, пустился в дальний путь. Симэнь и Ся Лунси разошлись по домам.
А пока расскажем о Лоботрясе Чжане и его дружках. Выбрались они из управы напуганные и по дороге начали упрекать друг друга. Их мучил один вопрос: кто же все-таки уготовил им такую неприятность.
