– А мы привыкли! – с вызовом ответила мать. – Мы люди простые, наукам не обученные. Нам не воняет. А кому воняет, тех милости просим отсюда вон!
– Давно говорю, почини колонку, – неожиданно хмуро поддержал Маринку Расул.
– Что «почини», что «почини»? На какие такие вши? – Мать демонстративно потерла пальцы, как будто пересчитывала деньги. – Ты мне, что ли, дашь?
– Не дам, – холодно ответил Расул, глядя на подругу с мрачной ненавистью. – Пропиши меня, тогда починю. С чего это я в чужой квартире стану колонку чинить?
– Пропиши его! – Верка хмыкнула и обратила к дочери раскрасневшееся, заплывшее нездоровой пухлостью лицо. – Его пропиши, а он потом своих пащенков сюда жить наведет. И бабу свою усатую.
Расул не ответил. Молча отправил в рот очередной кусок пережаренного мяса, в бешенстве задвигал челюстями.
– Ну а ты, доченька, чем меня порадуешь? – Верка хохотнула, картинно сплетя руки на груди. – В подоле не принесла еще?
Маринка мимоходом обняла и поцеловала Вальку – брат дернул головой, пытаясь спастись от поцелуя, но тщетно. Ленка придирчиво оглядела новую вязаную шапку сестры, и глаза ее завистливо блеснули.
– Учусь в педучилище, подрабатываю уборщицей, – как будто не слыша последнего вопроса, поведала Маринка. – Конечно, трудно, но ничего…
– А денег что же не высылаешь?
– Самой на еду едва хватает.
– А на шмотки новые хватает? – обидчиво заметила мать, приметив обнову. – Мать ее оборванкой ходит, некому даже тапки новые справить… – Она надрывно всхлипнула.
Расул отправил в рот очередной кусок мяса и мрачно покосился на сожительницу.
– А я, мама, замуж выхожу, – с видимым спокойствием ответила Маринка.
– Да ну? И за кого? Небось за своего студента голоштанного? Ну ладно, пусть хоть за него. Когда привезешь жениха-то?
– Весной, наверное, – ответила дочка. – Вот распишемся…
– Ну и ладно, – неожиданно просияла мать. – Давай тогда выпьем за это. Вот счастье-то! Доченька ты моя любимая, счастье мое! Соскучилась мамка за тобой…
Обычная сварливость внезапно сменилась в ней алкогольной назойливой сентиментальностью. Маринка тайком отерла губы после мокрого поцелуя.
– Ой, пить будем, гулять будем, во дворе столы поставим, весь поселок пригласим! – пообещала мать. – Радость-то какая!
– Нет, мама, не хочу я здесь никакой свадьбы, – твердо возразила дочь. – Дорого.
– Ну и ладно, – неожиданно легко согласилась мать и плеснула в стакан водки. – Тогда выпьем!
***
– Ну почему так пахнет газом? (Студентка беспокойно ворочается.)
– Это у вас положительный соматик. Мы подобрались к очень важной грамме. Что вы слышите сейчас? Есть у вас соник, звук?
– «Хорошая парочка, петух да ярочка!.. Ну, чисто голубята…» (Студентка морщится, беспокойно ворочается на кушетке.) Горько! Очень горько. Я не могу, какая-то горечь во рту…
– Вернемся к началу этой граммы и попробуем пройти ее снова. Давайте посмотрим, сможем ли мы прочно установить контакт с соматикой. Вернитесь в начало, и, когда я сосчитаю от одного до пяти, первая фраза вспыхнет у вас в сознании. Один, два, три, четыре, пять…
– «Как детей строгать – он первый. А как жениться – нет его». Нет его… Нет его… Нет его…
– Пройдите это еще раз, пожалуйста.
– Нет его… Его не-ет!
***
Встречи Маринки и Игореши в бревенчатом доме на окраине города, который солдаты снимали у столетнего деда для любовных свиданий и хранения «гражданских» вещей (чтобы было в чем прогуляться по городу, не опасаясь бдительных патрулей), продолжались всю зиму и начало весны. На последние копейки девушка покупала на рынке еду, чтобы накормить своего любимого. Ведь он вечно голодный, а ему учиться надо, ему нужны витамины. Вон он какой худенький. Студенты все такие бедные, несчастные… Она бы на всех наготовила, настряпала, ей не жалко. Только Игореша отчего-то не знакомит ее со своими друзьями. Может, стыдится?
К весне Маринке уже совсем стало невмоготу. После общежитских казенных стен и вороватых свиданий захотелось ей семейного размеренного быта. Чтобы никого рядом: только они – и их маленький. Их сынок или доченька…
– А жить-то где? – тоскливо отвечал Игорек на ее упреки, старательно отводя унылый взгляд. Он лежал на жестком топчане, заложив руку за голову и задрав к потолку острый подбородок.
– Да хоть здесь! – Маринка обвела руками пропахшие мышами хоромы. – Приятель твой все равно тут не живет, а я здесь все вымою, вычищу, абажур из бумаги сделаю… Я ведь уже и матери сказала, что мы приедем…
– Некогда мне! – раздраженно нахмурился Игореша. – Сама пойми, экзамены на носу. Зверяев звереет не по дням, а по часам. Постоянно придирается, зачеты вне очереди назначает…
– Бедненький, – вздыхала Маринка, прижимая к высокому лбу будущего мужа прохладную ладонь.
Только бы до мая дотянуть, тосковал Игореша, до дембеля… Домой ему хотелось – жуть! С товарищами старыми погулять, на работу зайти, на свою автобазу, с мужиками потрепаться…
Но весной Маринка все же уговорила его съездить в Мурмыш.
Все было так, как мечталось длинными зимними вечерами. Они шли по улице под руку (Игореша с тоской оглядывался по сторонам, чувствуя полную невозможность сбежать, едва волочил ноги, точно его вели на эшафот), бабки смотрели им вслед, тихо переговариваясь:
– Кто ж это такая?
– Маринка, Веркина дочь.
– А с кем это она?
– С мужем никак. Говорили, замуж в Самаре вышла.
– А кто он?
– С галстуком на шее – значит, студент.
Проехал на ржавом велосипеде дядя Гриша, почтальон, от любопытства аж вывихивая шею, – Маринка поздоровалась с ним степенным наклоном головы. Не как сопливая девчонка, а как женщина, будущая мать. Мальчишки гурьбой промчались по дороге с воплями «Жених и невеста, тили-тили тесто», их крики заменяли в Мурмыше торжественный марш Мендельсона. Местные псы-брехуны даже забыли лаять, взволнованные важностью и торжественностью момента.
– Идут, идут! – Валька метнулся к крыльцу, сшиб по дороге валявшийся без дела ящик и заныл, прыгая на одной ноге.
Удивленно просвистел тепловоз-кукушка, пыхтевший по направлению к депо. Показался родной барак – перекошенный на одну сторону, приветливо сиявший открытыми нараспашку по случаю майской теплыни окнами.
Верка появилась в дверях взволнованная, важная, с ярко накрашенными фиолетовым губами. Она была в своих лучших ящерично-зеленых лосинах и серой кофте с розовыми аляповатыми цветами.
– Проходите, гости дорогие, проходите! Заждались уж…
Гости прошли в дом, расселись по стульям. Игореша уставился на календарь с Вероникой Кастро на стене, прямо посреди синего моря, брызжущего пеной (фотообои уже порядком поистрепались, выцвели, местами отстали от стен), и испуганно затих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
