на спецоперацию спецслужб НАТО» – «…президент Азербайджана Ильхам Алиев даже позволил себе хамство в адрес России, заявив, что наша страна якобы пыталась замять дело» – «Чем объяснить подобное внезапное хамство от того, кто ещё совсем недавно радушно принимал у себя в гостях президента России Владимира Путина?» – «Понятно теперь стало и хамство президента Алиева в адрес России. "Торопятся, времени у них всё меньше", - подытожил эксперт» Позвольте… кто куда торопится? Это осталось непонятным, но икzперды резво нашли «британский след»: – «Расчёт был именно на то, чтобы подставить борт,- отметил военный эксперт» – «Онуфриенко полагает, что цель этой и "других готовящихся в настоящее время провокаций - заставить Китай и Индию публично осудить Россию и объявить ей бойкот"» – «Торопятся, времени у них всё меньше. Коллективный Запад всё больше напоминает крысу, загнанную в угол, - подытожил свою мысль эксперт» – «…политтехнолог, профессор Марат Баширов, …придерживается мнения, что в этой истории "слишком много совпадений". Он также припомнил трагедию с крушением МН17 и то, что "сбивать и взрывать гражданские самолёты - это любимый теракт британцев"» Политолух Марков кобенился на «Царьграде», упустив возможность промолчать и радуясь обстрелу Киева в тексте «Русские подали "крутой сигнал" Киеву. Взрывы в 200 метрах от офиса Зеленского» (tsargrad., 02.01.2025). – «В Киев наконец пришла СВО. Мощные взрывы прогремели всего в 200 метрах от офиса нелегитимного президента Украины Владимира Зеленского» – «Удар пришёлся в здание Национального союза писателей Украины, которое находится на улице Банковой - как раз неподалёку от кабинета украинского начальства» – «Сегодня из центра Киева весело съезжают жильцы элитки, пересаживаясь в экспресс до Варшавы» – «Тем временем политолог Сергей Марков обратил внимание на сам факт того, что "три года СВО центр Киева был безопасным городом", а "с 1 января 2025 года центр Киева стал местом взрывов и пожаров". Крутой им сигнал, - заявил политолог» Ну а на «Военном обозрении» красный яzтреб Aлександр Самсонов пел гимн и рыдмя рыдал в тексте «Великий и оболганный Советский Союз» (topwar., 30.12.2024). Как раз к нашей вчерашней теме «Как мы жили в СССР». – «Западники ненавидят любую Россию – монархическую, коммунистическую или демократическую. Ведь это Россия – держава суперэтноса русов-русских, главных противников западного проекта в Большой игре, где ставка – это планета Земля» – «Почему западники, включая российских власовцев и бандеровцев, всеми силами пытаются оболгать СССР? Дело в страхе перед советской цивилизацией» – «Это была альтернативная модель развития человечества, на основе социальной справедливости и этики совести, причём показавшая свою эффективность в борьбе с вершиной западного капитализма и империализма – сумрачным гением гитлеровцев (магия плюс танковые дивизии)» – «Более того, после во"ны СССР так быстро восстановился и бурно развивался, что капиталистический мир снова оказался на грани краха. Кризис капитализма в 1970–1980-е годы грозил перерасти в катастрофу» – «Только разрушение и освоение богатств Советского Союза и других стран социалистического лагеря спасло западный мир от новой Великой Депрессии» – «Красный проект русских коммунистов во главе с Лениным и Сталиным решительно порывал с прошлым миром, с грабительским капитализмом» – «Идеалом был коммунизм, община людей, живущих по правде и совести. Рай земной, близкий христианским идеалам. Поэтому многие христианские мыслители того времени были одновременно и социалистами» – «Очень важным элементом Красного проекта был тот факт, что он выступал против социального паразитизма, эксплуатации человека человеком» – «Революционные изменения совершались в интересах трудовых масс, производящих основной продукт страны» ... И убубу.
Елена Иваницкая - Обзор-980. Каникулы – дело хорошее, но пора... | Facebook
January 03, 2025 02:25
Лучший из нас... «НЕ ТЕРЯЙТЕ ОТЧАЯНИЯ» Лев... - Виктор Шендерович | Facebook
Лучший из нас... «НЕ ТЕРЯЙТЕ ОТЧАЯНИЯ» Лев Рубинштейн на InLiberty, 2016, «Честно говоря, я в отчаянии», — говорит один. «А я все чаще впадаю в уныние», — говорит второй. «Ну, это более или менее одно и то же», — говорит третий. «Да нет, — говорит четвертый, — это совсем не одно и то же». Этот четвертый, допустим, — я. Потому что я действительно полагаю, что это разные вещи. «Вот что мне иногда не нравится в вашем поколении, — разоткровенничался однажды, лет пять-шесть тому назад, один симпатичный интеллектуал из молодых. — Мне не нравится то, что вы упорно продолжаете мыслить в категориях противостояния всему советскому. И продолжаете питаться энергией этого противостояния. А ведь сейчас совсем другое время...» — «Другое, согласен...» — «Совсем другие вызовы...» — «Вызовы другие, да...» — «И поймите, наконец, что советское исчезло навсегда и больше никогда не вернется» — «Не вернется, ага, с чего бы ему возвращаться...» Конечно, не вернется, зачем? Ничего никогда не возвращается в буквальном виде. Иногда возвращаются, вернее вспоминаются, и порой необычайно ярко и пронзительно, лишь забытые или полузабытые ощущения. В последнее время я ловлю себя на тех давних, но прочно засевших в памяти ощущениях, которые постепенно, но неуклонно возвращаются, поочередно высветляя все детали и мелкие подробности, на тех ощущениях 70-х–80-х годов, когда дистанция разрыва с социальной реальностью достигла такого масштаба, что ровную брезгливую тоску незаметно сменило нечто вроде веселого отчаянного любопытства: «Ну? А теперь они чего удумают? А теперь что будет? А дальше что? Вот просто интересно…» Это было именно отчаяние. А вовсе не уныние. Уныние парализует творческую и социальную волю. Отчаяние иногда мобилизует те внутренние творческие ресурсы, о которых мы и сами не подозреваем. В тридцатые годы прошлого века в интеллигентской среде была необычайна популярна пущенная кем-то мрачная острота — «Не теряйте отчаяния». Была она популярна и в годы моей молодости. Этика и поэтика той среды, принадлежностью к которой я бесконечно дорожил и дорожу по сей день, ее культурные и поведенческие коды и кодексы формировались в поздние советские годы, формировались на ровном, монотонном и привычном, как вечная ржавая полоска на дне кухонной раковины, фоне экзистенциального отчаяния. Оно, отчаяние, как ни странно, необычайно способствовало нашему сплочению и жадному взаимному интересу, властно стимулировало и провоцировало новые художественные идеи. «Можно пьянеть от ощущения внутреннего родства», — написал я однажды в одном из своих текстов 70-х годов. И мы действительно хмелели от этого ощущения. Хотя
