— Саксонка, — еле слышно позвал девушку Меррик.
Помедлив, с не свойственной ему нерешительностью он слегка потряс ее за плечо.
— Саксонка, — произнес он снова, уже чуть громче.
Но девушка так и не пошевелилась.
Она смертельно устала, мрачно догадался рыцарь, и это вовсе не удивительно! Ведь Алана отказывалась позволить кому-либо другому ухаживать за Симоном. Никогда прежде не встречалась ему такая упрямая девица! Меррик думал о ней со смешанным чувством раздражения и невольного уважения. Нет, он не мог не оценить ее заботу о Симоне. Если бы не она, парень, наверное, уже лежал бы в сырой земле!
Меррик сошел вниз, чтобы позвать служанку, которая должна была бы посидеть с Симоном, и вернулся в комнату. Поколебавшись, он наклонился и взял Алану на руки. Боже милостивый! Да она была не тяжелее ребенка!
В своей спальне он откинул меховое одеяло с постели и осторожно опустил девушку на ложе, быстро снял с ее ног жалкое подобие башмаков и бросил на пол, неодобрительно поджав губы. На этом он не остановился и снял с нее платье, а затем и рубашку. Одежда у нее оказалась такой поношенной, что кое-где просто расползалась на нитки, и это не ускользнуло от взгляда Меррика. Хотя его руки действовали осторожно и неторопливо, белью Аланы был нанесен непоправимый ущерб.
Сердце у него странно сжалось. Алана лежала перед ним — удивительное пиршество, приготовленное для него одного. Меррик не был бы мужчиной, если бы это чудесное зрелище не вызвало у него желания. Она немного пополнела за то недолгое время, что провела в замке.
Грудь девушки поднималась и опадала с каждым вздохом. Маленькие округлости совершенной формы были увенчаны бледно-розовыми сосками. Внизу ровного живота темно-золотистые завитки прикрывали сладостное сокровище, таившееся между смыкавшимися бедрами. Несмотря на хрупкость девушки, была в ее теле женственная мягкость, которая затронула изголодавшуюся мужскую сущность рыцаря. Безупречная кожа саксонки казалась бледной. Меррик знал, что прикоснись он, к ней, и сразу почувствует теплоту и шелковистость кожи. Кровь закипела в его жилах и прилила к чреслам, заставив затвердеть плоть.
Он ничего не мог с собой поделать. Нежные полные губы девушки, влажные, как утренняя заря, были слегка приоткрыты, словно она просила, чтобы ее поцеловали пылко и проникновенно. И как хотелось ему самозабвенно поцеловать саксонку, пока она в беспамятстве, ощутить вкус этих губ и неосознанный отклик девушки на его прикосновения… глубоко и сильно погрузиться в нее, изливая свою страсть…
Подушечкой пальца он дотронулся до маленького тугого бутона. Глаза Меррика удовлетворенно блеснули: даже во сне Алана отзывалась на его ласку. Она могла без конца бросать ему вызов и сколь угодно долго противиться, но тело ее не было так равнодушно к нему, как она притворялась.
Улыбка скользнула по губам рыцаря. Если бы саксонка видела, что он так смотрит на нее и так нежно прикасается к ней, то уже дала бы волю своему острому язычку! Мрачная решимость вдруг овладела Мерриком.
Он не прикоснется к девушке этой ночью — даже пальцем! — потому что хочет подвести ее постепенно к вершине наслаждения и услышать сладостные стоны и слова страсти, которые невольно сорвутся с ее уст. Он хочет почувствовать, как горячо смокнется ее плоть вокруг его плоти…
Подавив сожаление, Меррик разделся, но когда собрался потушить свечу, уловил сверкание золотистых глаз, поглядывавших на него из-за спинки кресла. Это был кот Аланы, тот самый, чьи когти оставили отметины на его плечах.
Рыцарь пересек комнату и распахнул дверь. Схватив свою рубаху, он замахнулся на кота.
— Пошел отсюда! — пробормотал он. — Ну ты, чертово отродье!
Шипя и размахивая хвостом, кот выскочил из своего укрытия и выбежал в распахнутую дверь.
Успокоившись наконец, Меррик забрался в постель и лег рядом с Аланой. Он отвел волосы с ее лица, крепко прижал к себе, закрыл глаза и вскоре заснул.
Однако сон Аланы не был безмятежным. Дремота отуманила сознание и сковала измученное усталостью тело, но забытье не оказалось целительным бальзамом. В глубинах мрачной бездны, где девушка искала убежище, беспокойный разум не давал отдыха. Темная сторона духа накрывала ее своей тенью, и пришел тот сон, которого она так боялась…
Рыцарь вновь настигал ее… тот самый… и все же чем-то отличавшийся от прежнего.
Она находилась на берегу моря. Острый солоноватый запах раздражал ноздри, порывистый ветер развевал волосы и юбки. Шум прибоя звучал в ушах. Повсюду, насколько хватало глаз, простирались просторы моря и небес.
Но вдруг запах моря обернулся смертным смрадом, удушающим и тошнотворным. Наплывающие друг на друга образы и формы передвигались, угрожающе громоздились и окружали со всех сторон. Тьма смыкалась вокруг Аланы и давила так, что едва можно было дышать. Отчаянно стараясь вырваться, она пустилась бежать, как будто ее преследовали демоны и исчадия ада. Да, может быть, так оно и было, потому что снова рыцарь оказался перед нею.
Он сидел на своем огромном вороном коне. Глаза сверкали из-под шлема. Кровь застыла у нее в жилах от ужаса. Меч рыцаря высоко поднялся над ее головой. Она стояла, застыв от страха, а тяжелый клинок, повиснув на мгновение в воздухе, стал стремительно опускаться… Она не могла пошевелиться. Могла только кричать, кричать и кричать…
— Саксонка! Проснись! Что с тобой? Слышишь меня, девочка? Ничто тебе не угрожает! Проснись!..
Ничто не угрожает? О, ей знаком этот голос! И эти сильные руки, сжимающие ее в объятиях! В отдаленных уголках сознания затаилась догадка, что она уже проснулась. Колыхался свет от свечи над постелью. И взбудораженный разум отказывался принимать утешение… от этого голоса и этих рук!
Нет, мелькнула смутная мысль, никогда, видимо, не отделаться ей от преследующего ее рыцаря. В этот страшный миг Алана понимала лишь то, что больше всего на свете боится она Меррика. Больше всего на свете!
— Не прикасайся ко мне! Говорю тебе, не трогай меня! — со сдавленными рыданиями разомкнула она кольцо его рук и прижалась к стене, комкая меховое одеяло у груди.
Губы Меррика сжались.
— Какое безумие на тебя нашло, что ты шарахаешься от меня? Что за кошмар тебе приснился? Во сне все неправда! Сны не могут причинять людям зло.
Алана яростно замотала головой.
— Ты ошибаешься. Это не просто сон. Он сбудется. Говорю тебе, сбудется. Это вещий сон.
Глаза Меррика сузились.
— Расскажи мне о своем сне, саксонка!
Она молчала, пристально глядя на него. Леденящий ужас застыл в крови. Меррик снова настойчиво попытался заставить ее заговорить.
