Для начала Альбер Фалько, капитан Гурлауан, Клод Богар, Боб Бронбек и доктор Бурбудакис изготовили в карьере, выходящем прямо к морю, большую железную раму размером 12×14 метров и разбили ее на 42 квадрата, каждый 2×2 метра. Эта «стальная паутина» спущена на воду и поддерживается на плаву буями, затем ее привязывают к шаланде и буксируют к «Калипсо». Все свободные ныряльщики мобилизуются для операции затопления рамы. Иван Джаколетто замедляет спуск конструкции с помощью парашюта. Рама, погружение которой направляет вся группа ныряльщиков, медленно приближается ко дну и ложится на него. К раме прикрепляются четыре ножки, чтобы компенсировать уклон дна и избежать разрушения амфор от ее тяжести. Каждая из 42 клеточек получает свой номер и снабжается этикеткой. Укрепленный на конце парашюта треножник служит для установки стереофотографической системы, обеспечивающей съемку каждого квадрата на всех этапах работ. Эти фотографии, составляющие гигантскую мозаику, будут использованы для изготовления калек, и в частности перенесены на грифельные доски, которые ныряльщики берут с собой на дно.
Поглощенная водами цивилизация
— Мы уходим под воду попарно, — рассказывает Колен Мунье. — Тот, кто погружается, ждет, пока идущие на поверхность не закончат выдержку на остановке, чтобы точно знать, на какой глубине следует ее сделать.
Перед тем как поднять амфору со дна и уложить ее в корзину, ныряльщики должны тщательно определить ее местоположение и перерисовать на грифельную доску. На палубе керамику очищают и переносят в трюм; образцы классифицирует и описывает на понятном ему одному языке греческий археолог. Когда я наблюдаю за работой доктора Колонас а, у меня возникает ощущение, что амфоры сами выстраиваются в ряд, как камни у норы осьминога…
Доктор Колонас и доктор Критзас время от времени совершают погружение вместе с ныряльщиками «Калипсо». Каждый их «полет» над подводным раскопом словно придает им новые силы. Судя по всему, они восхищены размерами залежи. Иногда они замирают рядом с какой-нибудь красивой амфорой и долго любовно поглаживают ее. Когда глядишь со стороны, поражаешься, с какой неохотой они прерывают «ласку».
От каждой амфоры остается небольшое углубление в рыхлом песке. Пока на площадке не появились новые ныряльщики, туда устремляются рыбы. Особенно настойчива стайка барабулек, и каждый день она пополняется новыми экземплярами. С рыбками мы сдружились, а вот осьминоги по-прежнему боятся отсоса и ныряльщиков. Ищут убежища подальше от сутолоки и робкие креветки.
Первая группа амфор, поднятая на поверхность, в ряд л и была грузом с затонувшего судна: над местом, откуда их извлекли, есть небольшой обрывчик — с его вершины они и скатились вниз. Предметы, лежащие ниже, похоже, выпали из пробоин в борту корабля. Мы подводим заборник отсоса к внутренней границе рабочей площадки, чтобы освободить из-под ила огромный сосуд — над песком торчит только его горлышко. Под ним лежат амфоры помельче. Мы надеемся добраться до остатков деревянного корпуса. Но возникают непредвиденные трудности — под песком скопилась масса намертво спекшихся конкреций. Имея разрешение, мы проводим несколько точечных обследований вокруг квадрата поисков — после долгих усилий в корзине оказывается несколько деревянных обломков. Нам удается очистить от ила только концы трех досок. Но этого недостаточно, чтобы определить, как ориентировано затонувшее судно. Мы даже не знаем, одно или несколько судов затонули в этом месте.
А на рабочей площадке продолжается сбор урожая амфор. Каждый раз, когда трюмы «Калипсо» заполняются доверху, мы совершаем рейс в Ираклион. Теперь во время выгрузки на набережной стекается громадная толпа. Все помещения, предназначенные для приема нашего «сбора», буквально трещат по швам. Археологические сокровища денно и нощно охраняются полицейскими. Мы извлекли со дна моря более 500 амфор.
После завершения работ мы поднимаем раму и тщательно маскируем место раскопок. До сих пор ныряльщики старались не поднимать осадочной «пыли» («дыма» хватало и от отсоса!). Теперь же они «танцуют» на дне как бешеные, поднимая тучи песка, чтобы заровнять углубление. Здесь лежат целые горы археологических богатств, и нам не хочется, чтобы сюда нагрянули грабители амфор… Альбер Фалько, сидя на дне, дергается, словно полишинель [9], взбаламучивая песок руками и ногами, к вящему удовольствию несущихся со всех сторон барабулек. Затонувшее судно постепенно укрывается саваном из белого песка.
Пора присоединяться к команде «Улисса», которая тоже заканчивает свою работу. На пару дней мы останавливаемся над судном II, где уже были. Альбер Фалько и Ремон Колл собираются проверить, как работает новая подводная техника очистки. Для этого они используют насос мини-подлодки. Проходит несколько минут, и гонимая насосом струя воды обнажает шпангоуты и кусок корпуса затонувшего судна. Но стенки углубления прочностью не отличаются: явившаяся на пир стайка барабулек вызывает целую серию лавин — и судно вновь погребено под илом. Альбер Фалько обнаруживает амфору с четырьмя ручками и амфору в виде бочонка. Он также замечает две бронзовые пушки XVII века. Эти венецианские фальконеты длиной 1,17 метра имеют на казенной части номер и герб, на одном с буквами «LC», на другом — «NC».
В этот день вода в бухте невероятно прозрачна: наклонясь над планширем «Калипсо», мы видим подлодку, а ведь она работает на глубине 55 метров! Этот рекорд вертикальной видимости, несомненно, вызван редчайшим совпадением многих физических факторов, и прежде всего очень низкой (не по сезону) температурой различных слоев воды.
Мы заканчиваем работы в глубине бухты Сен-Жорж. Команда «Улисса» сделала очень много. Пройдя 2,5 метра осадочного слоя (в таком порядке: песок, мелкий гравий, густой ил и еще один слой песка), они наткнулись на непроходимое скалистое основание. Они удалили более 200 кубических метров земли и гравия. Подняли 534 крупных предмета, в частности 330 керамических сосудов турецкого и византийского происхождения, более 100 венецианских изделий, римские и родосские амфоры, восемь великолепных амфор классического греческого периода (на них сохранились слой лака и украшения) и 30 предметов, испещренных надписями, которые доктор Критзас и его ассистенты тщательно скопировали.
Но сокровище из сокровищ лежало чуть ли не на самом скальном грунте. Оно состояло из десяти простеньких чашек и кубков минойского периода. Кто-то может сказать: мало, но ведь в те давние времена люди мало и производили и с большой неохотой расставались со своим добром, чем резко отличались от последующих цивилизаций, которые научились бездумно сорить богатствами.
