Извините за неудобства, мама. Это Я, яйцо, тебя в чувство приводило, пинками. Церемониться некогда было. Боролось за выживание.
– А может это малыш?
– Ну что ж. Ему же шестнадцать недель. Самое время для первых толчков.
– Так это ты, зайка, маму в чувства привело? Спасибо тебе, малипусик!
Я в шоке. Меня услышали. Меня благодарят. Если не общение, то что это? Так вот оно какое – взаимопонимание! Грудь выпячивается. Плечи распрямляются. Я герой! Не хватает только фанфар. Меня понимают. Да мне для тебя, мама, ничего не жалко. Чем тебе еще помочь? Рожусь и буду посуду мыть. Знаю, что это твое самое ненавистное занятие. Мне маму жалко. У нее болит спина. Ноет, как надоедливый больной зуб. Ходит – болит, сидит – болит, засыпает – болит, просыпается – болит. И суставы ломит. Мамина прибавка в весе достигла пяти килограммов. Норма. Только не по ее стандартам! Она уверена, что слишком активно набирает вес. Она страшно нервничает, представляя, как она будет возвращаться в прежние размеры после родов. Впереди еще больше половины пути. Но мама меряет не временем. Килограммами. Впереди еще десять. Как минимум. Покупаем бандаж! Для поддержки живота? Вот это мотивация! Нет, не чтобы облегчить нагрузку на спину или предотвратить межпозвонковую грыжу. Не для моего удобства. Или безопасности. Нет, все для красоты. Для фигуры. Чтобы живот не отвис!
– Вот опять! Еще толчок. Масюня! Ты что там разбушевалось?
Досадствую, маманя!
– Люблю тебя, зайка моя!
А фигуру-то свою больше! Ревность – чувство низкое, но захватывающее! Ручки и ножки так и чешутся. Порезвиться. Попинать. Поплатиться за обиду. А где тут обида? Ну, хочет женщина остаться красивой. Вопреки беременности. Ущерба мне никакого.
– Дорогой, у тебя жена – дракон! Сейчас начну огонь извергать.
– Что это они в бурито положили?
В ее положении и с моей дозой гормонов простой тостик изжогу вызовет.
Мне жалко маму. Мне стыдно за себя. Я хочу помочь. Я знаю как. Я знаю, что надо делать. Кушать медленно. Не забрасывать в себя пять ложек без перерыва, как в жерло паровоза. Жевать тщательно, а не заглатывать словно удав. Есть по чуть-чуть, но часто, а не как тигр после удачной охоты. Покушал – посиди, а не падай спать. Если все же упал на подушку, так на высокую. И никаких бурито. Ничего из меню со знаком перца. Ничего! А главное – Яйцо не раздражать. Опять заносит! Вот она, сладость власти. Захочу и… Сложно. Очень сложно. Бедная мама. Бедное Я. А уж папа и совсем зазря страдает. Привел жену в ресторан развеяться. Отвлечь от мук беременности. А получилось очередное мучение. Хуже нарочно не придумаешь. Даже нога дергается с досады!
Восторг! Внезапно! В папиных и маминых мыслях воцаряется восторг. Полный и безграничный. Причина – моя нога. Дрыгаю ногой. Волна восторга. Еще дрыг. Еще волна. Взрослые родители, а как дети малые. Показываю пятку, и они заливаются. Хохочут на весь ресторан. Забыли даже про правила приличия. Гадают – пятка ли это. Или кулак? Уверены, что не голова. Размером маловата. Понятно. Они-то видят только выступ на мамином животе. Даже не выступ, а так, намек только. Всколыхание. Появился и пропал. Пытаются угадать, где покажусь в следующий раз. А я мысли слушаю. И делаю невпопад – чтоб не скучно. А им – все в радость! Прямо общение какое-то! Не какое-то, а вполне реальное! Чем не способ? Пинок как способ коммуникации? А почему нет? Чем хуже загримированных лиц, махания рукавами или других китайских канонов?
Мама вдохновенно объясняет папе и мне, что теперь-то у нас есть все для полного взаимопонимания. Пинки, конечно, не самый выразительный и доступный для понимания способ общения, но если приноровиться, то вполне можно понимать друг друга. Изучать новый язык, изобретенный малышом, т. е. мной, будем путем проб и ошибок. Демонстрируя заключения на практике, мама спрашивает меня, согласно ли Я с ее рассуждениями. Я в замешательстве. Что делать? Пинать? Или нет? Или несильно? Справа или слева? Мама спешит на помощь, предоставляя выбор. Если Я согласно, то надо пнуть. Если нет, то остаться недвижимо. Я пинаю. Чуть-чуть. Мама хлопает от восхищения в ладоши. Папа сомневается, но ради маминого хорошего настроения он готов и сам попинаться.
Мама подходит к установлению взаимопонимания в семье с методиками развития кадров, отработанными годами. Следующее за выработкой единого способа общения идет определение единой цели. С этим просто. Наша цель – появление на свет здорового ребенка. Здорово. Я согласно. И как хорошо сформулировано! Я бы так ни за что не выпинало! Следующим этапом, согласно маме, у нас идет понимание личности. Всех трех вовлеченных в единую деятельность партнеров. Им с папой легко, они друг друга знают, а мне просто рассказать могут, а вот как они со мной познакомятся? Минутная растерянность и рассеянность мыслей. Ответ прост. Начинаем наблюдение за моими поведенческими особенностями. В дополнение можно воспользоваться гороскопами и прочими личностными путеводителями. К моменту подачи десерта у нас уже готов строго разработанный и одобренный семейный план.
Наше семейное общение стремительно набирает силу. У меня появилось право голоса. Меня уговаривают уснуть, когда Я разбушевалось. Повернуться поудобнее, когда боль от упирающихся под мамино ребро конечностей становится невыносима. Подать признаки жизни, если затихну надолго и мама начнет волноваться, все ли со мной в порядке. А Я сговорчиво. Вполне. Слушаюсь с легким сердцем. Наслаждаюсь общением. Человеческим обращением. Приятно, когда тебя замечают. Когда к тебе прислушиваются. Придают значение твоей, пусть пока и не совсем сформированной, личности. Мама даже пытается угадать мой характер. Опять. Снова. Как всегда. Теперь по движениям.
К моему удивлению, на пути нашего семейного взаимопонимания встает не искаженное восприятие на основе несовершенства новоизобретенного понятийного аппарата, как предупреждала мама, а субъективные, нажитые с опытом предрассудки. Ну как можно сделать вывод, что Я ранняя пташка и не лениво, из того, что я просыпаюсь и, сонно потягиваясь, упираюсь маме под ребро в шесть утра? Я просто предусмотрительно. Они с папой рано утром в освежающий бассейн, а у меня в амнионе температура падает. Уж лучше бодренького, чем сонненького. Для сердца безопаснее. Или, глядя на мою отзывчивость, она решает, что я внимательный и послушный ребенок. Мне, конечно, приятно и лестно, но если я не проявляю признаков жизни на мамин вопрос о здоровье, мама начнет вопрошать вслух, толкать, трясти. Может и на голову встать. И многое другое, до чего я предпочитаю ее не доводить.
Я бы на твоем месте с выводами не торопилось, мама. Договаривались же переспрашивать и воздерживаться от скоропалительных выводов и заключений. Сама говорила, что между характером и поведенческими особенностями – большая разница. Я теперь свои нужды могу защищать через общение. Не нравится мне, как мама сидит, – толкнул, пихнул, еще лягнул, – и встала. Или решила мама в пище нас ограничить – затаись в уголке и ни гугу. Ни на какие просьбы – ни гугу. Разволнуется – и аппетит разыграется. Конец голодовке. Или хочется мне ласки. Танцую джигу. Гладят и курлыкают без перерыва, лишь бы деточку унять. Порой даже в четыре руки. Папа пытался было намекнуть, что это я их специально провоцирую, но вовремя подумал и решил не связываться с беременной мамой. Ему не сложно маму и меня погладить. Даже приятно. Так что у нас полное уважение и взаимопонимание. В большинстве случаев.
– Странное это, наверное, ощущение, когда тебя изнутри пинают. Со стороны так реально смешно видеть, как ты сама свой живот поглаживаешь.
Не живот, а меня, папа.
– И разговариваешь сама с собой!
Со мной! Со мной, папа!
– Смотри, как дергается! Может, икает? Переел или плодных вод перебрал?
Не переело Я и не икаю. Радуюсь общению и прыгаю от счастья. Прыгало. Разошлись наши взгляды. Досадная приземленная извращенность в интерпретации такого редкого явления, как счастье. Ну да ладно. Я тоже виновато. Вернее, ограничения самовыражения, навязанные мне в рамках внутриутробного развития. Но у родителей-то ограничений нет. Полностью созревшие личности. Внушает надежду на способность восполнить недоразвитости плода. А зря. Надежды нет. Взять хотя бы китайского техника. Его благие намерения тоже дисконтировали за пять секунд, и не вникая в подробности, и не дав шанса оправдаться. Казалось бы, что проще: спроси – и ответит. Так нет, свои выводы правильны и в проверке не нуждаются. И это при условии, что техник жестами владел, выражением лица и голосом тоже. Говорил на китайском, так ведь был же переводчик.
Но я-то его мысли слышало. Я-то знаю. Он ведь не от лени полчаса копался. От трудолюбия. Надо же доказать свою нужность и заслуженность зарплаты. Не брать же с клиента просто за передачу жалобы на неработающий кондиционер производителю. Надо показать присутствие, сочувствие, понимание. Вот где она – суть общения. А родители его сразу шалопаем и разгильдяем окрестили. Профессионально отсталым. Китайский техник так и не понял, чем недовольны остались эти загадочные иностранцы. Вот и мне не понять, как можно мое кристально чистое и ясное чувство радости интерпретировать как дискомфорт переедания. Чувство недовольства перерастает в серьезные опасения. А что, если и после рождения они меня так же передергивать будут? Я кушать прошу, а они думают, что спать хочу. Засыпаю от усталости, а они решат, что заболело? Как же мы с вами, родители, найдем общий язык?
