Макиавелли сухо улыбнулся.
— Позвольте напомнить вам, что благосклонность государей слишком непостоянна. Они могут высоко вознести, а затем с той же легкостью сбросить в глубокую пропасть.
Герцог довольно хмыкнул.
— Вы намекаете на Рамиро де Лорку. Государь должен уметь как награждать, так и наказывать. Его великодушие должно быть безграничным, а суд — суровым. Рамиро совершил тяжкие преступления и понес заслуженное наказание. А что бы сделали с ним во Флоренции? Там нашлись бы люди, которые восприняли бы казнь Рамиро как личное оскорбление. За него вступились бы те, кто наживался на его злодеяниях. Синьория, как всегда, начала бы юлить, и в конце концов его послали бы послом к королю Франции или ко мне.
Макиавелли рассмеялся.
— Верьте мне, ваша светлость, они пришлют посла с безупречной репутацией.
— Представляю, как он мне наскучит. Мне будет недоставать вас, секретарь. — Он улыбнулся. — Почему бы вам все-таки не поступить ко мне на службу? Я найду применение вашему острому уму и обширным знаниям, и вам не придется жаловаться на мою неблагодарность.
— Разве можно доверять человеку, предавшему свое государство за несколько дукатов?
— Я не прошу вас предавать Флоренцию. Наоборот, у меня на службе вы сможете помочь ей куда больше, чем на месте секретаря Второй канцелярии. У меня уже служат флорентийцы, и мне кажется, они всем довольны.
— Сторонники Медичи, сбежавшие вместе с ними и теперь готовые на все ради куска хлеба.
— Не только. Леонардо и Микеланджело оказались не столь горды, чтобы отвергнуть мои предложения.
— Художники. Они придут к любому, кто платит. Безответственные люди.
Глаза герцога весело сверкнули.
— У меня есть поместье недалеко от Имолы. Виноградник, пахотная земля, лес. Я буду счастлив отдать его вам. И доход в десять раз больше того, что приносят вам жалкие акры в Сан-Касчиано.
Имола! Почему Борджа упомянул этот город, а не какой-то другой? И снова Макиавелли подумалось, что герцогу известно о его злоключениях.
— Эти жалкие акры в Сан-Касчиано принадлежат моей семье уже триста лет, — холодно ответил Макиавелли. — И зачем мне поместье в Имоле?
— Вилла — новая, красивая, удобная. Жарким летом очень приятно приехать туда отдохнуть.
— Вы говорите загадками, ваша светлость.
— Я посылаю Агапито губернатором в Урбино. Кроме вас, я не знаю ни одного достаточно компетентного человека, который мог бы занять его место. Однако в этом случае могут осложниться переговоры с Флоренцией, которые поведет ваш преемник. Поэтому я готов назначить вас губернатором Имолы.
На мгновение Макиавелли показалось, что остановилось сердце. Он не мог и мечтать об этом. Когда Флоренция присоединяла к своим владениям какие-нибудь города, губернаторами становились люди высокого происхождения или имеющие влиятельных покровителей. Если б он стал губернатором Имолы, Аурелия гордилась бы тем, что он выбрал именно ее. А уж отделаться от Бартоломео, когда ему это понадобится, он всегда сумеет. Герцогу явно все известно. Иначе он не сделал бы такого предложения. Но откуда? Не без удовольствия Макиавелли отметил, что столь заманчивая перспектива совершенно его не взволновала.
— Я люблю родину больше, чем душу, ваша светлость.
Эль Валентино не привык, когда ему перечили. И Макиавелли ожидал, что герцог рассердится и прогонит его. Но, к удивлению, Борджа продолжал задумчиво смотреть на него, лениво играя орденом Святого Михаила. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он снова заговорил:
— Я всегда был с вами откровенен, секретарь. Я знаю, вас не так-то легко обмануть, и не буду тратить на это время. Я выложу карты на стол. И не стану просить вас сохранить наш разговор в тайне. Все равно никто не поверит, что я рассказал вам о своих планах. Синьория наверняка решит, что вы пытаетесь пустить им пыль в глаза, представляя свои домыслы за действительные факты. — Герцог помолчал. — Под моим контролем находятся Романья и Урбино. Скоро я присоединю к ним Кастелло, Перуджу и Сиену. Пиза сама просится под мою защиту. Лукка сдастся по моему первому требованию. И в каком положении окажется тогда Флоренция, окруженная моими владениями?
— Безусловно, в опасном. Но у вас есть договор с Францией.
Ответ Макиавелли, судя по всему, позабавил герцога.
— Два государства заключают договор о дружбе, исходя из взаимной выгоды. Однако благоразумное правительство расторгает его, если положения договора не отвечают его интересам. Будет ли король Франции возражать против захвата Флоренции, если в обмен на его молчаливое согласие я предложу начать совместные действия против Венеции?
По спине Макиавелли пробежал холодок. Уж он-то знал, что Людовик XII без малейшего колебания пожертвует честью ради достижения своих интересов. Он ответил не сразу, тщательно взвешивая каждое слово.
— Ваша светлость допускает ошибку, полагая, что Флоренцию можно взять малой кровью. За нашу свободу мы будем сражаться до последнего.
— Неужели? Ваши сограждане слишком увлечены торговлей, чтобы готовиться к защите своей земли. Вы покупаете наемников, чтобы те сражались за вас. Как глупо! Наемные солдаты воюют только ради денег. Государство обречено, если не может защитить себя. Единственный путь к спасению — создание из своих граждан хорошо вооруженной и обученной армии. Но разве флорентийцы способны на такие жертвы? Я в это не верю. Вами управляют деловые люди, а единственное стремление деловых людей — любой ценой заключить нужную сделку. Им нужна сиюминутная выгода, и они готовы на мир сегодня даже ценой унижения и гибели завтра. Ливий писал, что безопасность республики зависит от цельности людей. А ваши граждане неустойчивы. Ваше государство прогнило и заслуживает уничтожения.
Макиавелли помрачнел. Он не находил возражений. А герцог неторопливо продолжал:
— Испания уже объединилась, Франция окрепла, изгнав англичан. Прошло то время, когда города-государства могли оставаться независимыми. Их независимость — фикция, так как не опирается на силу, и они остаются свободными, пока это устраивает ту же Францию или Испанию. Я контролирую владения церкви, и недалек тот день, когда падет Болонья. Флоренция обречена. Я стану владыкой всей страны — от Неаполитанского королевства на юге до Милана и Венеции на севере. У меня мощная артиллерия, сильная армия. С королем Франции мы поделим богатства Венеции.
— Но если все произойдет, как вы рассчитываете, — хмуро заметил Макиавелли, — вы добьетесь лишь усиления Франции и вызовете страх и зависть как Франции, так и Испании. Каждая из них может стереть вас в порошок.
— Верно. Но с моими солдатами и золотом я представляю такого мощного союзника, что сторона, к которой я примкну, наверняка одержит победу.
— И по-прежнему останетесь вассалом победителя.
— Секретарь, вы были во Франции и вели переговоры с французами. Скажите, что вы о них думаете?
Макиавелли презрительно дернул плечом.
— Они легкомысленны и ненадежны. Если противник выдерживает ярость первой атаки, их храбрость тает как дым. Они не привыкли ни к трудностям, ни к лишениям и, пожалуй, слишком беспечны.
— Я знаю. Когда приходит зима с холодом и дождями, они расползаются из лагеря, как муравьи, и их можно брать голыми руками.
— С другой стороны, Франция богата. Ее король сокрушил баронов и очень могуществен. Возможно, он не слишком умен, но у него хорошие советники, заботящиеся о благе государства.
Герцог кивнул.
— А что вы думаете об испанцах?
— Я слишком редко сталкивался с ними.
— Тогда послушайте, что я вам скажу. Они храбры, выносливы, решительны. И бедны. Им нечего терять, но приобрести они могут очень многое. Никто не устоял бы перед ними, если б не одно обстоятельство: и войска, и вооружение им приходится привозить только морем. И однажды выбив их из Италии, мы сумели бы не пустить их вновь.
Эль Валентино замолчал, задумавшись. Его глаза горели огнем, и в них Макиавелли видел отсветы кровавых сражений. Окрыленный сегодняшним успехом, герцог чувствовал в себе силы превратить в реальность самые дерзкие мечты, и кто знает, какие видения возникали в его смелом воображении. Он улыбнулся.
— С моей помощью французы могут выгнать испанцев из Неаполя и Сицилии, а испанцы — вышибить французов из Милана.
— Тот, кому вы поможете, останется тем не менее хозяином Италии. И вашим тоже.
— Если я помогу испанцам — да. Если французам — нет. Мы уже изгоняли их из Италии. Прогоним и теперь.
— Они дождутся удобного момента и придут снова.
— Я подготовлюсь к встрече. Король Фердинанд — старая лиса. Если они нападут на меня, он воспользуется представившейся возможностью и двинет армию во Францию. Он выдал дочь замуж за сына короля Англии. И англичане не упустят случая объявить войну своим заклятым врагам. Нет, у французов больше причин бояться меня, чем у меня — их.