Точно! Сашка сидела в кресле, беловолосый – на постели, и верхний свет был потушен – горела лишь толстая узорная свеча.
– Вот ты где! А мать обыскалась! – воскликнула Сана и сверху вниз посмотрела на беловолосого. Он легко поднялся с низкого ложа и сделал шаг ей навстречу.
– Удачи тебе и гроздь рябины. Ты Сана, крестница Дары, – уверенно сказал он.
– Теть-Соня! – завопила Сашка, вскакивая. Она была возмущена беспредельно – нелепая тетка со своей дурацкой бдительностью мешает начать прекрасную взрослую жизнь!
– Стой стоймя, спи дремля! – крикнула Сана и сделала общеизвестный знак растопыренной пятерней.
Сашка не удержалась на ногах и шлепнулась обратно в кресло.
– Спи-усни, спи-засыпай, – тихонько попросил ее беловолосый. – Спи, не бойся ничего…
И она действительно заснула.
– Лунных тебе ночей и корзину орехов! – пожелала Сана. – Я, собственно, за девочкой пришла.
– А кем тебе приходится эта девочка? – полюбопытствовал беловолосый. – Не дочь – кровь иная, и не племянница, я даже дальнего кровного родства не чую.
– Это дочка Изоры, – безмятежно сообщила Сана. – Изоры, Дариной крестницы. Ей еще рано заниматься нашим делом.
– Однако сила, которая в ней дремлет, уже, на мой взгляд, созрела, – возразил беловолосый.
Сана внимательно посмотрела на него. Высок, тонок, но не узок в плечах, и, хотя молодость его миновала, шея стройна и гладка, словно у двадцатилетнего. Рубаха темного шелка с острым вырезом, намекающим на безволосую грудь, скреплена у ворота фибулой – вроде бы бронзовой, старинной, грубоватой. Перстень, который сразу не понравился – недобрый какой-то перстень. Белые волосы удивительного природного платинового цвета достигают, если судить по выпущенным на грудь симметричным прядям, середины спины. И темные брови вразлет над чуть раскосыми глазами… зелеными?… Ну да, иных у него и быть не может.
Это лицо, оставаясь неподвижным, было в ее глазах то неуловимо женственным, то решительным и мужественным. Беловолосый, очевидно, знал о притягательной колдовской силе своего лица и спокойно позволял Сане любоваться и гибнуть, гибнуть…
Но маленькая целительница пришла сюда, чтобы выручить крестную, и эта мысль помогла ей удержаться даже рот легкого головокружения.
– Неужели я должна тебе напоминать, при каких условиях принимают на Курсы и дают посвящение? – спросила Сана. – Если ты хочешь поспорить об этих йсловиях – спорь, пожалуйста, только не со мной! Я сейчас позову сюда кого-нибудь из мастеров третьего посвящения – а ты объясняй им, что в девочке уже созрела сила. Идет?
Беловолосый хмыкнул и пожал плечами.
Ага, подумала Сана, готов идти на попятный, не ожидал, что девочку найдется кому защитить! Одно дело – подобрать непонятно где одаренную девчонку, пропустить ее через свою постель и предъявить руководству Курсов уже как почти готовую к посвящению целительницу. И совсем другое – неосторожно связаться с дочкой одного или одной из СВОИХ!
На этом и построила Сана несложный расчет. Беловолосый не захочет шума, значит, можно будет поторговаться! А ставка – тот самый гейс. Если сам не сможет его снять – так пусть хоть исказит! Там же есть возможность для искажения, можно вставить лишнее слово или даже несколько лишних слов!
Однако беловолосый живо сообразил, к чему клонит маленькая бледная женщина с неестественно рыжей гривой, с фигуркой тощего подростка и с крепкими руками профессиональной массажистки.
– Сан-на, Сан-на… – тихо произнес он, улыбаясь злорадным фавном. – Проснись, Сан-на…
Знакомый отклик тела на гулкий зов собственного, с умыслом произнесенного имени перепугал Сану до полусмерти. Она стал отступать к дверям, умом понимая, что еще три, еще два шага – и вот она уже в коридоре, а там можно бежать без оглядки.
– Сан-на, красавица моя, иди ко мне, Сан-на… – уже не говорил, а пел беловолосый враг. И протянул руки таким движением, что она мгновенно ощутила, как его пальцы бродят по ее телу, то сжимая, то отпуская, легкие и жадные, трепетные и неумолимые…
Все же она держалась из последних сил – и не она к нему, а он к ней сделал те необходимые шаги. Она ощутила запах – пряный, как от растертых листьев растения, чье название вылетело из головы, и тут же волна, с которой она не могла справиться, та волна, которую при помощи Изоры она уже умела посылать вверх, забилась в ее теле, словно огонь, ищущий выхода.
– Сан-на…
– Да… да…
Мыслей больше не было – одна жажда. А он еще длил ожидание, не выпускал ее огонь на волю! И она должна была прижаться к нему всем телом, чтобы он наконец соблаговолил возложить ладони ей на спину, на чувствительную спину женщины, легко вспыхивающей и не умеющей с собой бороться, да и зачем?…
Она расстегнула бронзовую фибулу и стала целовать его грудь.
– Сан-на, Сан-на… – он легонько подстегивал ее возбуждение, он хотел победы абсолютной и покорности радостной. Но волна, раздавшись вширь, достигла, видно, какого-то предела – Сана застонала от боли и едва не повалилась на пол. Беловолосый вовремя удержал ее и опустил на низкую тахту.
– Ну, ну!… – умоляла она. – Ну?!.
И в то же время пыталась хоть кого-то позвать на помощь!
Ближе всех была Изора – взаимопонимание с ней Сана уже отточила, и Изора стала единственной (кроме Дары, конечно), кто помогала ей управиться со сгустком силы, который необходимо поднять вверх, иначе – темное бешенство тела, и ничего больше.
– Бедная Сан-на… – услышала она голос не столько вкрадчивый, сколько совершенно трезвый. – Не думал я, что настанет и твоя очередь… Но ты сама этого хотела. И если никогда в жизни не сможешь меня позабыть – не жалуйся.
– Никогда, – пообещала она.
И тогда он дал ей ощутить свои нежные, словно лепестки засушенного шиповника, свои осторожные, свои властные губы.
Глава девятая Победа!
А незадолго до того Дара бежала по ночному городу, скользя и врезаясь в прохожих. Наконец она упала-таки на левое колено, разозлилась на себя – ее не боль в колене возмутила, а собственная неловкость, нелепый взмах руками и судорожный изворот тела, не сумевшего удержать равновесие, – и поймала такси.
– Куда едем? – спросил шофер.
– Пока – прямо, – велела она, растирая ногу.
Дни перед Йулом были ужасны. Впервые за столько лет она оказалась лишена СВОЕГО общества.
Если уж совсем честно – Дара сама лишила себя праздника. Иначе не могла – ей было проще умереть, чем появиться среди СВОИХ побежденной.
Если бы она всего-навсего случайно нарушила один из трех гейсов посвящения – заколку в волосы воткнула, что ли! – она бы помчалась к СВОИМ за помощью. Те, кто собирался на праздниках годового круга, могли бы изобрести какой-нибудь ловкий ход – остричь Дару наголо, к примеру. И, сведя вину на совершившие преступление и допустившие к себе нечто постороннее волосы, торжественно похоронить их. Такой казуистикой на Курсах иногда баловались – и уж, во всяком случае, ради Дары и придумали бы юридически безупречный ритуал, и осуществили его. А чтобы заставить волосы быстрее расти, есть сотни способов – через год Дара восстановила бы свою шевелюру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
