Она порывисто встала и обняла меня, лёгкие наполнило сладкими духами.
— Не забывай поливать цветы два раза в неделю и не смей никуда переезжать из этой каюты! — Она шутливо погрозила пальцем. — Провожать не надо. Всё, увидимся через три месяца. Если что-то срочное, ты всегда можешь мне написать.
Дени схватила рюкзак и исчезла за дверью, а я продолжала стоять и смотреть ей вслед. Лишь спустя несколько минут после исчезновения соседки я сообразила, что так и не расспросила ни как пользоваться «Умным Домом», ни почему она расплакалась, собирая вещи. Что ж, ладно. Шаутбенахт Гассо-Тьен-Тэр сказал, что меня приняли в Академию. Надо сосредоточиться на учёбе и решать насущные проблемы.
Глава 14. Внеплановое дежурство на М-14
Кристина Соколова
Дни закрутились со скоростью пульсара.
С того момента, как меня официально приняли в Академию, отношение ответственного за инвентарь неуловимо изменилось. Из его голоса пропали пренебрежительные нотки, мужчина поздравил с поступлением и выдал кипу одежды, которая оказалась больше, чем суммарный гардероб всех моих братьев, младшей сестры и матери.
Я почти день убила на то, чтобы перетаскать коробы с необходимыми вещами в каюту. В первом коробе было семь комплектов повседневной формы, во втором — парадный белоснежный мундир, третий оказался доверху набит спортивным нижним бельем, лосинами, десятком футболок и термоодеждой. Последняя, как любезно пояснили одногруппницы, — для поддевания под скафандр перед продолжительными выходами в открытый космос. Скафандр тоже полагался индивидуальный, а к нему шёл шлем, подшлемник, перчатки, дыхательная полумаска и отдельные солнцезащитные визоры, набор наколенников и налокотников для усиления защиты, а ещё два короба с обувью, короб с пижамой, тапочками и прочей ерундой. Отдельный, обитый изнутри бархатом ящик содержал казённый коммуникатор, планшет и три электронных пера.
Когда Дени собиралась на спутник Пикса, я подумала, что она берёт с собой слишком много одежды, но, как оказалось, я была не права. По сравнению с тем, сколько мне выдали, цваргиня плотно утрамбовала в походный рюкзак лишь самый минимум.
Я распаковывала и раскладывала вещи в новой спальне — не без помощи Хальгарда мне всё-таки удалось опустить вторую стену и отгородить собственную комнату — и ощущала себя так, будто разворачиваю подарки ко дню рождения. Всё новенькое и свеженькое, в одноразовой упаковке, ни одной потёртости даже на электронике, ничего напоминающего товар из секонд-хенда. Я и вообразить не могла, сколько стоит вот так экипировать всего лишь одного кадета. А сколько денег они вкладывают в образование? Да уж, теперь становилось куда как яснее, почему Космофлот прекратил наборы на Захране. При таких вложениях, конечно, Академии выгодно брать только лучших из лучших.
Как оказалось, самым сложным было не влиться в группу первокурсников, у которой уже как две недели начались занятия, и нагнать уроки по нескольким дисциплинам, а объяснить маме, что я всё-таки поступила в Академию Космофлота. Мама плакала и уговаривала вернуться на Захран; вбила себе в голову, что мне здесь плохо и меня чуть ли не удерживают силой; попыталась взять слово, что я ни в коем случае не буду общаться с «ужасными кровопийцами», и наконец, спустя месяц, когда я ей отправила всю первую стипендию до последнего кредита, успокоилась.
Львиную долю времени составили еженедельные походы в медблок, которые мне буквально вменили в обязанности. Док Адам Бланк каждые семь дней делал заборы крови, корректировал меню и требовал… есть больше. Честно говоря, если вначале еда в Космофлоте мне очень нравилась и я приходила в восторг, что в столовой нет лимита по объёму съеденного на кадета, то уже к концу шестой недели впихивала сырники и куриные грудки в себя с трудом. Ну не привыкла я столько есть!
— Вам надо лучше питаться, Кристина, и особенно налегать на кальций и белок. Вы же хотите стать полноценным кадетом, я правильно понял? Я вас с текущим цыплячьим весом и хрупкостью костей даже на общие тренировки допустить не могу. Вашему организму нужен строительный материал… — зудел Адам всякий раз, когда я вставала на платформу-весы и она показывала удручающе малое количество мышечной и костной массы в организме.
Умом я понимала, что надо есть лучше, но, когда двадцать три года привычная порция составляла минимум втрое килокалорий меньше, да и имела синтетическую основу, перестроиться на объёмные завтраки, обеды и ужины оказалось сложно. Желудок отказывался переваривать такое количество пищи.
С новой группой я почти не общалась — было элементарно некогда. Всё время я или училась на парах, или делала домашние задания, или общалась с братьями, которые названивали буквально по кругу.
— А что ты ела сегодня? Мясо? Не заменитель? А как ты поняла, что оно настоящее? И что, вот прямо пластиком совсем-совсем не пахнет? — выспрашивал недоверчивый Руслан и завистливо вздыхал. Я дала себе слово, что когда-нибудь угощу его настоящим сочным стейком.
— Крисси, мне мама новый планшет купила, я на него уже установила азбуку и выучила первые буквы! — хвасталась Иришка. Из продуктов в столовой Академии она лишь однажды уточнила про мороженое и, узнав, что его здесь не бывает, выдала вердикт: «М-да, дурацкое училище ты себе выбрала».
— Я выиграл в окружном турнире, целых тридцать кредитов, представляешь?! — радостно сообщал Лёва и тут же предлагал: — А давай партию онлайн по инфосетке? Есть у тебя свободные полчасика?
Полчасика, как правило, не было, но отказать единственному брату с инвалидностью я не могла. Близнецы, слава Вселенной, почти не звонили, так как иначе бы у меня начались действительно серьезные проблемы с успеваемостью в Академии: эти оболтусы если начинали трепаться, то могли часами провисеть на линии. А мне надо было учиться, чтобы получить стипендию.
На первом курсе у кадетов в обязательных предметах значились биология и психология рас Федерации, базовая астрофизика, астрономия и звёздные карты, черчение и основы навигации в космосе, высшая математика, экономика, социология. Четыре пары в неделю у первокурсников в расписании стояла физическая подготовка, но меня на неё не пускали. Вместо этих пар я ходила на факультативный межгалактический язык, чтобы говорить на нём как на родном, а также выбрала ещё дополнительный — цваргский. Не знаю, почему именно цваргский, можно было в принципе любой, но после рассказа леди Дениз Деро о том, как устроены мужчины её расы, мне почему-то захотелось говорить на её языке. Да и Ивес Ир’сан сыграл не последнюю роль в этом выборе: я рассудила, что раз уж он теперь мой наставник, то неплохо было бы понимать его лучше. А что, как не язык, формирует понимание менталитета расы?
Одногруппники оказались милыми, но точек соприкосновения с ними я не нашла. Казалось бы, не такая уж и большая разница в возрасте — всего пара лет — но ощущалось это целой пропастью. Часть группы поступила в Академию потому, что в Космофлоте служили отец, дядя или брат; кто-то перевёлся сюда из высшего учебного заведения на родной планете, так как Академия считалась куда более престижным местом образования. Кто-то из баловства: когда ещё доведётся пожить в открытом космосе и просыпаться с видом на звёзды? Несколько кадетов в группе видели в поступлении возможность вырваться из-под родительской гиперопеки, а сосед по парте — тихий и скромный голубокожий миттар с забавно топорщащимися жабрами — хотел найти друзей среди других рас. Он предложил сесть рядом с ним в первую очередь именно потому, что я являлась человеком, да ещё и с редким цветом волос.
Первокурсники в группе и на всём потоке казались мне такими же непутёвыми детьми, как Жора и Толик, которые абсолютно не ценили то, что имели. Ни одному из них не пришлось обманом и хитростью поступать в Академию, всем предложение было сделано на официальном уровне, да и время на подготовку на их родине давалось качественное, а не как у меня — урывками между сном, работой кассиром и уходом за семьей. И все они смотрели на меня немножко свысока, мол, вот же глупенькая захухря, не смогла поступить ни в двадцать один, ни в двадцать два…
