— Я ни о чем не тревожусь, дитя мое. Просто я думал о том, хватит ли у вас сил ехать сегодня верхом?
— Ехать верхом вместо того, чтобы трястись в тех ужасных коробках, которые называют экипажами?! — воскликнула Даниэль, и глаза ее радостно заблестели.
— Совершенно верно.
— О, милорд, верховую езду я люблю больше всего на свете! Но где же мы достанем лошадей?
— Наймем в ближайшей деревне, — сказал граф. — Конечно, скорее всего, это будут жалкие клячи, но надеюсь, мы отлично доедем и на них. Или найдем им какую-нибудь смену.
— Я уже с февраля ни разу не садилась в седло! — воскликнула Даниэль и с восторгом захлопала в ладоши. В душе его светлости шевельнулось сомнение:
— Вы действительно хорошо умеете ездить на лошади, дитя мое? — спросил он.
Девушка ответила таким презрительным взглядом, что граф тут же пожалел о своем вопросе.
— Конечно, умею, милорд! И очень даже неплохо. Может быть, даже лучше, чем вы!
— Даниэль, когда вы наконец научитесь следить за своими выражениями? — горестно вздохнул граф. — Подобными резкими ответами на вполне невинные вопросы трудно завоевать любовь или даже просто расположение в свете.
— Не понимаю, почему я должна непременно кого-то или что-то завоевывать? — мгновенно парировала девушка. — А что касается света, то у меня нет никакого желания в нем бывать. Брови графа сурово сдвинулись, и он уже открыл рот, чтобы дать девушке сердитую отповедь, однако в последний миг раздумал и только заметил:
— Мне бы хотелось надеяться, что ваши дедушка и бабушка придерживаются на этот счет другого мнения. — И тут же резко переменил тему разговора: — Как только мы придем в Дувр, я отправлюсь на поиски лошадей. Не желаете меня сопровождать?
Этого предложения было достаточно, чтобы смыть в душе Даниэль неприятный осадок от только что происшедшей размолвки с графом. Кроме того, она так давно привыкла уверенно идти своей дорогой, что это предложение графа, мешавшее намеченному еще в Париже собственному плану, не очень ее встревожило.
Даниэль поднялась на палубу и с интересом стала оглядываться по сторонам. Знаменитые белые скалы Дувра произвели на девушку не меньшее впечатление, чем во время ее путешествий сюда в детские годы. Она вспомнила даже маленькую деревушку, стоявшую на самом берегу пролива. Фигурки жителей уже суетились, освещенные лучами раннего утреннего солнца.
Несколько в стороне от причала стояла все та же гостиница «Пеликан», блестя на солнце стенами из белого кирпича и сверкая оконными рамами из дорогого металла, намекавшими на ее вечное процветание.
Сойдя на берег, путешественники направились прямо к гостинице. В расположившейся во дворе чистой конюшне стояли пять свободных лошадей. Граф критически осмотрел каждую.
— Какую предпочитаете вы? — обратился он к Даниэль.
Та очень серьезно отнеслась к его вопросу и принялась внимательно осматривать лошадей. Граф с интересом следил за девушкой. Опытные пальцы Даниэль со знанием дела ощупали каждое сухожилие, проверили ширину спины и реакцию животного на седло. Она приподняла верхнюю губу каждой лошади, чтобы убедиться в отсутствии желтых, старых зубов.
— Пегий мерин и серая кобыла уж больно некрасивы, — вынесла она свой приговор, — хотя и очень выносливы.
Девушка улыбнулась, и на ее щеках образовались две очаровательные ямочки.
— Черный жеребец испустит дух после первых же двадцати миль, — продолжала Даниэль, — у гнедой кобылы искривлен позвоночник, а чалая годится только для катания детей.
Линтон слушал и каждый раз одобрительно кивал головой, соглашаясь с мнением девушки. Когда же Даниэль наконец выбрала двух лошадей, он признал, что это были, бесспорно, лучшие животные в конюшне, хотя и несколько худоватые.
— Проследите, чтобы их оседлали, — распорядился граф. — Я буду в кофейне.
Даниэль проводила его взглядом, подумав, что роль слуги не становится для нее ни легче, ни приятнее. Ну ничего! Уже совсем скоро она объявит своему самозваному опекуну, что разрывает заключенный в Париже договор! Хотя разговор, конечно, предстоит не слишком приятный… Но мадемуазель де Сан-Варенн, однажды дав слово, не может его тайно нарушить. Это означало бы потерять честь. Поэтому придется открыто объясниться с Линтоном и попросить его снять с нее бремя обещания.
Даниэль сама оседлала серую кобылу, пока местный конюх возился с пегим мерином. Вскочив в седло и взяв поводья, она подъехала к парадному входу гостиницы. Вскоре на пороге появился Линтон. Ему подвели мерина, и граф, встав одной ногой в стремя и легко перекинув другую через спину лошади, уселся в седло. Сзади к седлу был крепко привязан знаменитый чемодан. Линтон мельком взглянул на «слугу» и отметил, что Даниэль как влитая сидит на своей кобыле.
— Едем по дороге на Лондон, — скомандовал граф. — Надеюсь, сегодня мы преодолеем миль шестьдесят.
— Почему же по лондонской дороге? — в недоумении переспросила Даниэль, нахмурив брови. — Когда мы ездили в Корнуолл с мамой, нам никогда не приходилось проезжать через Лондон.
— У меня там есть несколько дел. Необходимо заключить одну сделку.
— Серьезно?
Его любопытная подопечная удивленно приподняла брови. И тут Линтон решил, что сейчас наступил, наверное, самый удобный момент для обсуждения с девушкой его плана. Или хотя бы его отдельных деталей. Даниэль выслушала графа молча, но с явным интересом.
— В каком же качестве я должна встретиться с месье Питтом, вашим премьером? — спросила она, когда Линтон закончил свои объяснения.
— Его зовут граф Чатам, — поправил Линтон. — Что же касается вашего вопроса, то я пока толком не знаю, как лучше все это устроить. Но льщу себя надеждой, что в конце концов что-нибудь придумаю.
Ехали они быстро. Остановились только два раза, чтобы дать отдохнуть лошадям и немного перекусить в придорожных тавернах, в изобилии разбросанных вдоль оживленного пути.
День уже склонялся к вечеру, когда всадники привязали лошадей во дворе небольшой гостиницы «Красный лев». До Лондона оставалось еще около двадцати миль. Первоначально Линтон намеревался добраться до столицы еще засветло. Но, посмотрев на Даниэль, изменил решение. Хотя девушка не проявляла заметных признаков усталости, он отлично понимал, что испытания прошлой ночи не могли пройти для нее бесследно. Ее посадка оставалась прямой и уверенной, однако глаза предательски покраснели, а сквозь слабый румянец на щеках пробивалась матовая бледность.
— Вот так так! Да это же Линтон! Каким ветром тебя сюда занесло, Джастин?
Даниэль широко раскрытыми от изумления глазами уставилась на говорившего, не заметив легкой тени недовольства на лице графа. Впрочем, хмурое выражение почти сразу сменилось привычной бесстрастной маской.
