— Нет, не надо. Я поем в кухне. Как и подобает простому слуге. Собираюсь хорошенько войти в роль.
— Делайте как вам угодно, — холодно ответил граф, не приняв вызова, — и постарайтесь держаться подальше от возможных недоразумений. Ведь вы не откажете мне в этой просьбе, дитя мое?
Граф легонько потрепал девушку по щеке и отправился вниз поужинать и поговорить с двоюродным братом в уютном маленьком кабинете.
Его последний вольный жест почему-то привел Даниэль в настоящую ярость, которую ей не на кого было выплеснуть. Пришлось ей несколько минут раздраженно ворчать себе под нос, что, однако, не помешало ей ополоснуться теплой водой, оставленной графом, смыть дорожную грязь и прилично одеться. Взглянув на себя в зеркало, Даниэль вышла в коридор, заперла за собой дверь и спустилась в кухню.
Совершенно неожиданно для себя она провела там прекрасный вечер. Природное остроумие, раскованность, дружелюбие — все это тут же расположило к ней многочисленных слуг, собравшихся перекусить и побалагурить. Здесь были официанты, горничные, конюхи, посудомойки — все сгрудились за одним длинным столом. У миссис Джарвис — жены содержателя таверны — было доброе материнское сердце. Она тут же решила, что тощему слуге графа Линтона необходимо усиленное питание. На столе перед Даниэль тут же возникла широкая деревянная доска с горой горячей отварной картошки и нарезанной большими кусками бараниной. Особого пристрастия к пиву Даниэль никогда не испытывала, но скользившие в разных направлениях по столу пенящиеся кружки могли соблазнить кого угодно. К тому же никаких других напитков за ужином не было. Даниэль тихонько пододвинула к себе одну из кружек и принялась понемногу потягивать пиво, делая вид, что его вкус доставляет ей огромное удовольствие.
После ужина компания перекочевала на конюшенный двор, чтобы после длинного рабочего дня воспользоваться положенным каждому получасовым отдыхом. Все эти люди поднимались задолго до рассвета и работали без передышки до заката солнца. Лишь поздно вечером каждый из них получал желанную возможность немного расслабиться, перед тем как отойти ко сну на бедной койке с соломенной подстилкой.
Именно в этот момент во двор вышли граф Линтон и его кузен Джулиан. Они решили прогуляться после роскошного ужина, в приготовлении которого хозяин таверны превзошел самого себя, и изрядного количества выпитого красного вина. Граф рассеянно окинул взглядом двор и вдруг, побледнев от гнева, застыл на месте…
Он увидел Даниэль де Сан-Варенн — внучку герцога де Сан-Варенна, графа и графини Марч, сидящей верхом на тянувшейся вдоль ухоженных конюшен низкой стене с пенящейся кружкой в руках. Ее окружала толпа слуг, конюхов и местных деревенских парней. Все они громко гоготали, отпускали грубые шуточки на ужаснейшем диалекте и, по всей видимости, получали огромное удовольствие от рассказов «слуги» графа Линтона о некоторых «его» парижских приключениях.
Вне себя от ярости, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, Джастин ворвался в самую гущу слушателей, которая тут же рассыпалась при виде его почерневшего лица и бешено горящих глаз, и вырос, подобно неумолимому мстителю, перед испуганной девушкой. Раздался звон брошенной на землю и разбившейся пивной кружки: около стены растеклась большая пенная лужа. Даниэль почувствовала, как рука графа хватает ее за шиворот и грубо стаскивает с «насеста».
— Как вы посмели пить эту дрянь?! — злобно прошипел Линтон, подхватывая девушку под мышки и опуская на большую груду булыжника.
— Но… все это пили… — слабо защищалась Даниэль, также переходя на шепот.
— Не забывайте, что вы — Даниэль де Сан-Варенн, а не кухарка и не конюх! Неужели это надо объяснять?!
Девушка отшатнулась от пылавшего гневом лица графа, горящих бешенством глаз и плотно стиснутых губ. Она не могла больше вымолвить ни слова — только утвердительно кивала головой. В глазах стояли слезы, готовые вот-вот хлынуть по щекам горячими ручьями.
— Немедленно в постель! — скомандовал граф и, бросив уничтожающий взгляд на толпившуюся в стороне дворню, вернулся к Джулиану. Тот наблюдал всю эту картину, не веря своим глазам: никогда его спокойный, уравновешенный кузен не опускался до подобного поведения, и причиной такой несдержанности был всего-навсего мальчишка-слуга…
— Боже мой, Джастин! — воскликнул он. — В чем дело? Этот сорванец что-то натворил?
— Он еще слишком мал, чтобы пить пиво. И к тому же совершенно невоздержан на язык! — продолжал шипеть Линтон, стараясь подавить в себе непривычные эмоции. Граф был страшно зол на Даниэль за ее возмутительное поведение, но в не меньшей степени корил и самого себя за несдержанность.
Лорд Джулиан недоуменно пожал плечами и, помолчав немного, предложил перед сном отведать отличного портвейна из хозяйского погреба, а заодно перекинуться в карты. Линтон не стал возражать. Ему необходимо было какое-то время, чтобы успокоиться, к тому же он не хотел появляться в комнате до тех пор, пока Даниэль не ляжет спать. И еще надо было возместить хозяину причиненный ущерб.
Граф очень скоро проиграл кузену сто гиней. Тот отнес свой сногсшибательный карточный успех на счет рассеянности партнера, о чем не преминул тому сообщить:
— Послушай, Джастин, что за сквозняк у тебя сегодня в голове? Или ты нарочно проигрывал?
— Возможно, Джулиан, вполне возможно. Видишь ли, я просто не знаю другого способа заставить тебя принять деньги. Играл же ты действительно из рук вон плохо! Как, впрочем, и всегда.
— Это же нечестно, Джастин! Я не хочу играть «в поддавки». Ты меня просто оскорбляешь!
Граф негромко рассмеялся:
— Не выдумывай, дорогой кузен. Просто сегодня я немного не в себе.
Он проследил за тем, как Джулиан в очередной раз наполнил свой стакан и немедленно опустошил.
— Говоришь, не в себе? — переспросил тот. — Надеюсь, это не связано с твоим наглым мальчишкой?
— При чем тут он? — невнятно пробормотал Линтон. — Просто завтра мне предстоит встреча с Уильямом Питтом, а новости, которые я везу ему из Франции, отнюдь не веселые!
Тем временем, как и предполагал граф, знаменитое красное вино делало свое дело. Мысли о странных взаимоотношениях Линтона с обнаглевшим слугой постепенно выветривались из головы Джулиана. Вопросы, казавшиеся ему очень острыми и умными, с каждой минутой становились все более бессмысленными, как и его взгляд.
Однако прошло еще немало времени, прежде чем Линтон убедился, что его кузен окончательно перестал что-либо соображать. Тогда граф взял со стола зажженную свечу и отправился к себе.
Его осторожный стук остался без ответа. Стараясь не шуметь, Линтон открыл дверь и вошел в комнату. Там было совсем темно. Граф подумал, что Даниэль, вероятно, загасила все свечи и теперь зализывает раны, свернувшись на своей койке в дальнем углу. Он поставил свечу на столик около кровати и зажег от нее вторую — на деревянной полочке над камином: комната немного осветилась. Теперь оставалось посмотреть, что происходит в дальнем углу. Джастин подошел к раскладной кровати и нагнулся над «сорванцом». Даниэль спала, однако следы слез на щеках и припухшие покрасневшие веки выдавали недавнее эмоциональное потрясение. И довольно сильное…
