Швайберг. Гофрих боялся, что в момент, когда мимо места засады будет проезжать ожидаемая машина, по дороге могут следовать и другие автомашины. Нельзя было иметь гарантии, что среди них не окажутся автомашины гестапо или войсковых подразделений. Тогда не миновать провала операции.
...Наконец-то, вблизи от места засады, где находились Гофрих и его друзья, показался черный «мерседес». В машине были шофер и офицер. В том, что Петцет ехал впереди машины, на которой везли арестованного, у Гофриха сомнения не было. Самое главное, дистанция между двумя машинами его устраивала.
— Что вам нужно? — грубо спросил шофер у Эриха, одетого в форму военного регулировщика движения, когда тот остановил машину для заключенных.
— Вы что, ослепли? — бросил Эрих.
— Потише с выражениями! — предупредил солдат из охранной роты, сопровождавший военнопленного.
— Разве вы не видите дорожный знак? — повысил голос Эрих.
— Сказал бы так, а то орете на своих, мы тоже служим фюреру.
...Шофер повернул машину направо и поехал в объезд дороги. Когда машина приблизилась к большому кустарнику, раздалась автоматная очередь. Пули изрешетили скаты. Машина чуть не перевернулась. Пока шофер и конвоир опомнились, на них были направлены автоматы.
— Это измена, вы будете отвечать перед абвером! — закричал конвоир.
— Сдать оружие! — коротко приказал Гофрих.
— Кто вы такие? — спросил конвоир.
— Патриоты своего народа, — ответил подоспевший к машине Эрих.
— Канарис и Гиммлер покажут вам, какие вы патриоты, — не сдавался конвоир.
Франц дал автоматную очередь. Шофер и конвоир были убиты. Он опустил автомат.
— Это я за моего отца-коммуниста, расстрелянного в 1933 году по приказу Гитлера.
Гофрих вывел из машины русского военнопленного.
— Теперь нужно срочно сжечь эту колымагу вместе с трупами, а рамы пусть останутся на память Петцету.
Эрих сел за руль машины, а Франц и Гофрих стали снимать с военнопленного наручники. Сафарову не верилось, что его высвободили из лап абвера...
* * *
Швайберг сразу вернулся к себе домой и ждал возвращения группы Гофриха. Ему казалось, что слишком долго тянется время. Прошло уже около девяти часов, а группы, находившейся в засаде на автостраде за городом, все еще нет и нет. Разведчик ожидал возможного дополнительного сообщения от Гофриха. Однако тот никаких сигналов не подавал. «Неужели провал?» — размышлял Швайберг, шагая по комнате.
...День подходил к концу. Над Берлином опустились вечерние сумерки. Вдруг Швайберг услышал шум мотора остановившейся напротив дома машины. Он быстро подошел к окну и увидел Гофриха и еще одного человека, выходивших из машины.
5
Жена Гофриха не сводила глаз с Сафарова, угощая его всем тем, чем она располагала в военную пору. Эльза впервые видела военнопленного из страны, находившейся «за железным занавесом». Перед ней сидел самый обыкновенный человек. А чего только она не слышала о представителях «низшей расы» после прихода к власти фашистов!
...Живя на чердаке в доме Гофриха, Сафаров не только поправил свое здоровье, но и усовершенствовал свои знания по немецкому языку, изучал специальную терминологию, составленную для него Швайбергом. По вечерам Гофрих и Швайберг устраивали ему «испытания». Во время одного из них был произведен такой «допрос»:
— Как вы оказались в Берлине? — спросил Швайберг, игравший роль эсэсовца.
— Я был в Потсдаме на курсах пропагандистов, — ответил Сафаров, которому предстояло перевоплотиться в образ легионера 835 батальона Северо-Кавказского легиона германской армии.
— Где расположено в Берлине здание СКНК? — вмешался в разговор Гофрих — второй «сотрудник гестапо».
— По Курфюрстенштрассе в доме под № 99-А...
Перекрестный «допрос», устроенный Сафарову, показал, что пограничник хорошо усвоил свою будущую роль. Через два дня Швайберг подготовил командировочное удостоверение и другие документы, подтверждающие службу Сафарова в национальных формированиях германской армии. Достали и военную форму. Специальное предписание за подписью председателя «Северо-Кавказского национального комитета» давало право Сафарову занять средний командный пост в 801 батальоне.
* * *
Стояла осень 1942 года. Вновь назначенный вместо фельдмаршала Листа генерал-полковник Клейст принимал все меры к продвижению вперед всех войск, входивших в группу армий «А». Однако, несмотря на требования имперского генштаба и верховной ставки, он не спешил с отправкой на передовую линию 801 батальона. Кому-кому, а ему были известны настроения легионеров. Горцы из числа советских военнопленных представляли разношерстный батальон. За исключением отдельных предателей, добровольно изъявивших желание служить в германской армии, большинство легионеров 801 батальона состояло из лиц, обманутых берлинским комитетом, поэтому Клейст не доверял им. «Чего доброго, — думал генерал-полковник, — эти легионеры, очутившись в родных местах, разбегутся, как тараканы. А затем отвечай за них перед преподобным Вильгельмом Канарисом или перед этой жирной свиньей Генрихом Гиммлером». Побаивался Клейст и еще одного человека — «главного философа» Альфреда Розенберга, в ведении которого находились национальные комитеты. «Ему-то только философствовать, а мне воевать надо», — проклиная в душе всех своих начальников, рассуждал Клейст.
Генерал-полковник, почувствовав неминуемый крах операции по захвату Северного Кавказа, стал готовить свои войска к оборонительным боям. Он приказал строить оборонительные сооружения по всей линии фронта. На этих работах он разрешил использовать несколько войсковых подразделений, в число которых включил и 801 батальон.
Станица Николо-Александровская. Здесь размещались легионеры 801 батальона. В осенние дни 1942 года они стали заниматься строительством оборонительных сооружений.
6
Командир 801 батальона капитан Шабанов был в кабинете один, когда адъютант доложил ему о
