вам, то и русские так же станут поступать с нашими.
Пленный удивился. Еще никто с ним за период нахождения в лагере так не разговаривал. Он взял пачку сигарет у Петцета. Немец протянул ему зажигалку. Папироса за столько месяцев...
* * *
— У меня дети, оставьте, пожалуйста, меня в покое, — говорил военнопленный Петцету, который предложил ему вступить в национальное формирование германской армии.
— Ради ваших детей и нужно вступить, — настаивал немец.
— Не понимаю.
— Чем быстрее мы победим, тем скорее вы увидите своих детей.
— А если заключат мирный договор?
— Этого никогда не будет! — сдержанно, но уверенно заметил Петцет. — А если даже будет, то опять-таки пострадаете вы, — схитрил немец.
— Почему?
— Военнопленного, сообщившего во время опроса противнику данные, составляющие военную тайну, НКВД расстреливает, — вполне серьезно произнес офицер абвера.
— Я ничего не сообщил вам, — насторожился пленный под № 3371.
Петцет взял со стола анкету-карточку и попросил допрашиваемого подойти ближе к столу.
— Это ваша подпись?
— Да.
— А вот полные данные о вашей войсковой части. Разве эти сведения не составляют военную тайну?
— Составляют, — ответил, опустив голову, допрашиваемый.
— Выбирайте, — порекомендовал Петцет, небрежно бросив анкету на стол.
* * *
Надырхан не сводил глаз с Петцета. Усевшись в офицерской столовой, члены миссии из Берлина вели задушевную беседу. Авторитет сотрудника абвера перед эмигрантскими вожаками по мере разговора все более возрастал.
— Это только начало вербовки нужных нам людей, господа, — разглагольствовал Петцет. — Есть еще другие методы. К ним можно отнести: использование ответа на графу анкеты-карточки — «подвергался ли при большевиках аресту по политическим мотивам». Если да, то за шиворот такого, и обиженный человек к вашим услугам.
— Нам в школе говорили, что надо приучать людей и к таким методам, как голод и карцер, дубинка и холодная вода, — хихикнул Делибей, показав свои зубы, похожие на кукурузные зерна.
— Господа, в скором времени будет очередной выпуск в школе в Вустрау, и подготовленные нами пропагандисты расскажут военнопленным о немецком превосходстве, — дополнил размышления своих подвыпивших коллег Петцет.
— В положении о СКНК сказано, что в целях привлечения людей на нашу сторону необходимо практиковать организацию экскурсий для военнопленных по достопримечательным местам великой Германии, эту возможность не следует упускать, — внес предложение Надырхан.
* * *
Берлинские вербовщики, удачно использовавшие различные методы и приемы, разработанные в кабинетах гестапо и абвера, СД и СА, завербовали группу горцев. Отправив их по назначению, «миссионеры» покинули лагерь в Шверине.
* * *
Лагерь в городе Просткен, куда прибыли теперь Надырхан и его компания, был намного обширнее, чем предыдущий. Здесь Петцет предложил коменданту лагеря вывести из бараков горцев отдельными группами, а не всех сразу.
— Как вас обеспечивают питанием? — обратился Надырхан к выведенной из бараков первой группе пленных. Эмигрант, хотя и не проходил школу агентов-пропагандистов, умел входить в роль.
— Плохо, голодаем, — коротко ответил один из пленных.
— Записывайте, господин Делибей. Их фамилии мы сообщим в Берлин кому следует, — приказал председатель СКНК.
Делибей, держа в руках блокнот, подошел к стоящим в строю военнопленным. Не догадавшись о подвохе, они стали называть свои фамилии. Когда Делибей дошел до середины строя, ему показалось, что перед ним стоит человек, которого он где-то видел. Делибей пристально поглядел в лицо военнопленного.
— Фамилия? — спросил Делибей.
— Азадов, — неохотно ответил пленный.
— Неправда, — с раздражением заметил эмигрант.
— Я говорю правду, — спокойно ответил пленный.
— Неправда! — громко повторил Делибей, приблизившись вплотную к пленному.
— Как хотите, — с видимым безразличием произнес военнопленный.
— Не как хотите, господин чекист! — прокричал Делибей, грозно глядя на военнопленного.
Затем Делибей обратился к сопровождавшему его сзади немцу-автоматчику:
— Посадить в одиночную камеру!
Глава одиннадцатая
ВСТРЕЧА
1
Четвертые сутки, как Сафаров (Азадов) в карцере. В этом каменном мешке было холодно и сыро как в могиле. Время шло мучительно медленно.
Каждый, допрашивавший Сафарова, применял свои методы физического воздействия. Разнообразие в тактике пыток доставляло большое удовольствие немцам и предателям-эмигрантам. Теперь арестованный думал лишь об одном: как бы при потере сознания не выговорить то, что он скрывал от врагов до сих пор. А сознание за последние дни Сафаров терял часто. После каждого допроса немцы волокли его истекающего кровью...
Сафаров вспоминал о своей жизни до пленения. Было у него что вспомнить. Учеба в педагогическом училище в Дагестане, затем работа в далеком горном ауле. Класс, в котором он вел уроки, был самым успевающим в школе — ни одного второгодника. Но недолго он проработал учителем.
Пришло время призыва в армию. Сафаров стал пограничником. На отличника боевой и политической подготовки обратили внимание в части. Вскоре его назначили начальником заставы. Некоторое время он служил на берегах Аракса — пограничной реки между СССР и Ираном. В начале 1941 года Сафарова перевели на западную границу. Война застала его в
