– Как называется ваша последняя книга – та, где речь идет об убийствах?
– «Черные сердца: разбирая эротическую матрицу убийства».
Чандлер заглянула в свои записи:
– Что вы имеете в виду под «эротической матрицей»?
– Ну, миз Чандлер, здесь требуется некоторое отступление.
Она кивнула, поощряя его развить свою мысль.
– В исследованиях сексуальной парафилии имеется две научные школы. Лично я принадлежу к тем, кого вы называете психоаналитиками, а психоаналитики считают, что парафилия связана с жестоким поведением в детстве. Иными словами, сексуальные извращения – и даже нормальные эротические пристрастия – формируются в раннем детстве, а затем уже проявляются во взрослом возрасте.
С другой стороны, бихевиористы рассматривают парафилию как поведение, приобретенное в результате научения. Например, растление малолетнего может спровоцировать аналогичное поведение в зрелом возрасте. В сущности, две эти школы – как бы получше выразиться – не слишком расходятся между собой. На самом деле они гораздо ближе друг к другу, нежели это готовы признать и бихевиористы, и психоаналитики.
Кивнув, он скрестил на груди руки, казалось, позабыв первоначальный вопрос.
– Вы собирались рассказать нам об эротических матрицах, – напомнила ему Чандлер.
– Ах да, простите, я потерял мысль. Так вот, термином «эротическая матрица» я обозначаю весь спектр психосексуальных желаний, образующих для каждого индивида идеальную эротическую обстановку. Видите ли, у каждого есть своя идеальная эротическая обстановка. Она может включать в себя идеальные физические данные любовника, место действия, вид полового акта, запах, вкус, прикосновения, музыку – все, что угодно. В общем, все ингредиенты, позволяющие данному индивидууму получить совершенное эротическое переживание. Ведущий авторитет по данному вопросу, профессор из Университета Джонса Гопкинса, называет это «любовной картой», которая должна привести к такого рода идеальной обстановке.
– Хорошо, а теперь давайте вернемся к вашей книге, где вы применили это понятие к совершающим убийство на сексуальной почве.
– Да, у пяти преступников, каждый из которых был осужден за убийство с сексуальной мотивацией или практикой, я попытался выявить их эротические матрицы. Разобрать их на части и проследить каждую вплоть до самого детства. Можно сказать, что у этих людей матрицы были повреждены, и я хотел определить, где именно имело место повреждение.
– А как вы подбирали этих преступников?
Поднявшись с места, Белк заявил возражение и вышел к кафедре.
– Ваша честь, хотя все это весьма захватывающе, не думаю, что обсуждаемый вопрос имеет отношение к теме судебного процесса. Я ценю познания доктора Локке в данной области, но не думаю, что нам следует изучать историю пяти других убийц. Мы на суде, где разбирается дело убийцы, который даже не упомянут в книге доктора Локке. Я знаком с этой книгой. О Нормане Черче там ничего не говорится.
– Миз Чандлер? – произнес судья Кейес.
– Ваша честь, мистер Белк прав насчет книги. Она о сексуальных садистах-убийцах. О Нормане Черче там действительно ничего не говорится. Однако ее значение для данного дела будет ясно уже в следующей серии вопросов. Думаю, мистер Белк понимает это и потому возражает.
– Ну, мистер Белк, возражать нужно было минут десять назад. Мы достаточно углубились в эту серию вопросов, и теперь, я думаю, надо довести ее до конца. Кроме того, вы правы – это весьма захватывающе. Продолжайте, миз Чандлер. Возражение отвергнуто.
– Должно быть, он ее трахает, – плюхнувшись на свое место, прошептал Белк. Эти слова были сказаны так, чтобы их не слышал судья, но слышала Чандлер. Тем не менее она никак на это не отреагировала.
– Спасибо, ваша честь, – сказала она. – Доктор Локке, мы с мистером Белком были правы, когда сказали, что Норман Черч не был предметом вашего исследования. Это так?
– Да, это так.
– Когда вышла эта книга?
– В прошлом году.
– То есть через три года после окончания дела Кукольника?
– Да.
– Но если вы входили в состав спецгруппы по Кукольнику и явно были знакомы с его преступлениями, то почему вы не включили в ваше исследование Нормана Черча? Казалось бы, это очевидно.
– Так только кажется. Прежде всего, Нормана Черча нет в живых. Для такого исследования мне нужны живые субъекты – конечно, находящиеся за решеткой. Мне нужны люди, которых я мог бы опросить.
– Однако из пяти субъектов, о которых вы пишете, живы лишь четверо. Пятый, по имени Алан Карпс, был казнен в Техасе еще до начала вашей работы над книгой. Как же все-таки с Норманом Черчем?
– Дело в том, миз Чандлер, что Карпс провел в исправительных учреждениях значительную часть своей взрослой жизни, и существует большой объем записей о его лечении и психиатрическом обследовании. О Черче же нет ничего. У него раньше никогда не было неприятностей. Он был своего рода аномалией.
Чандлер заглянула в свой блокнот и перевернула страницу, заостряя внимание на своем следующем вопросе:
– Но ведь вы по крайней мере провели предварительное исследование насчет Черча, не так ли?
Локке немного поколебался, прежде чем ответить:
– Да, я провел предварительное исследование. Оно свелось к тому, что я вступил в контакт с его семьей и попросил его жену дать мне интервью. И получил отказ. Поскольку его самого уже не было в живых и о нем не сохранилось никаких записей – кроме подробностей убийств, с которыми я уже был знаком, – я не стал развивать эту тему и занялся Карпсом из Техаса.
Чандлер вычеркнула из своего блокнота несколько вопросов и перевернула несколько страниц. Очевидно, она меняла курс.
– Когда вы работали со спецгруппой, вы составляли психологический портрет убийцы, не так ли? – сказала Чандлер.
– Да, – медленно сказал Локке и заерзал на стуле, готовясь к тому, что, как он знал, должно было бы за этим последовать.
– На чем он основывался?
– На анализе мест преступления и метода убийства в контексте того немногого, что мы знаем об отклоняющемся поведении. Я вывел отличительные черты, которыми, как я считал, характеризуется облик нашего подозреваемого.
В зале было тихо. Оглядевшись по сторонам, Босх увидел, что отведенные для публики места заполнены почти до отказа. «Пожалуй, во всем здании суда сейчас это самое интересное шоу», – подумал он. Да что там – возможно, что и во всем городе.
– В этом вы не достигли особого успеха, не так ли? То есть если Норман Черч действительно был Кукольником.
– Не достиг. Но такое случается. Тут ведь многое строится на догадках. Скорее, это говорит не столько о моей личной неудаче, сколько о том, как мало мы вообще знаем о людях. Этот человек не оставлял никаких четких следов, за которыми можно было бы следить, как за изображением на экране радара (конечно, не считая трупов тех женщин, которых он убил), вплоть до той ночи, когда он был застрелен.
– Вы говорите так, словно несомненно, что Норман Черч был тем самым убийцей, Кукольником. Вы уверены, что это правда, основанная на бесспорных фактах?
– Ну, я знаю, что это правда, потому что мне так сказали в полиции.
– А может, вы вовсе не ошибались, доктор? Если вы начнете с того, что теперь знаете о Нормане Черче, и оставите в стороне то, что сказала вам полиция о так называемых уликах, то сочтете ли вы его способным на то, в чем его обвиняли?
Белк собрался было протестовать, но Босх крепко взял его за рукав и потянул вниз. Белк со злостью на него посмотрел, но тут Локке начал отвечать:
– Я не могу снять с него подозрения или оставить под подозрением. Мы слишком мало о нем знаем. Мы вообще мало знаем о человеческом сознании. Единственное, что я знаю, – что каждый способен абсолютно на все. Я сам вполне могу совершить убийство на сексуальной почве. И даже вы, миз Чандлер. У нас у всех есть своя сексуальная матрица, и у большинства она вполне нормальна. У некоторых она чуточку необычна, но не более того. У некоторых – тех, кто может достичь эротического возбуждения и удовлетворения, только мучая и даже убивая своих партнеров, – она глубоко запрятана.
Когда он закончил говорить, Чандлер смотрела в свой блокнот и что-то писала. Поскольку она сразу не задала никаких вопросов, свидетель произнес еще несколько фраз:
– К несчастью, черную метку не пришивают к одежде и не носят на рукаве. Жертвы, которые ее увидят, обычно не могут потом об этом рассказать.
– Спасибо, доктор, – сказала Чандлер. – У меня больше нет вопросов.
Не размениваясь на дежурные вопросы, Белк сразу бросился в атаку. Его раскрасневшееся лицо было сосредоточенно, как никогда.
– Скажите, доктор, как выглядят люди с так называемой парафилией?
– Как и все остальные. Внешне они ничем не отличаются.
– Понятно. И что же, они всегда хотят кого-нибудь подцепить? Ну, знаете, ищут, как бы удовлетворить свои извращенные фантазии.
