– Порулить, – повторил Джейсон, словно пробуя на слово вкус. Он не сводил с нее серьезного взгляда, вычисляющего истинность желания. Спустя несколько секунд, похоже, правильный ответ был найден, поскольку он повеселел, а в манерах появилась мальчишеская беспечность. – Порулить – это запросто, Дженни. Если умеешь управлять мотоциклом.
– Погоди, хочешь сказать…
– Я собираюсь погонять на мотобайке по городу с симпатичной девчонкой. Поехали?
– Но ты выпил.
– С ума сойти, это говорит журналист-«оборотень»! В Штатах столько вермута за алкоголь не считается.
– В России «гаишники» полагают иначе.
Джейсон изучающее поглядел:
– Пытаешься рулить? Даже не сев за руль? Тогда к чертям ночные прогулки. Давай-ка закопаемся в интернете, нароем кучу юридических актов, и я в два счета докажу, как ты нарушаешь общественный порядок по двадцать раз на дню. Уверен, есть много ситуаций, попав в которые, ты и не заподозришь, что преступаешь «закон», – последнее слово он выплюнул с презрением.
Женя удивилась, откуда столько желчи по отношению к этой теме. Впрочем, углубляться в нее не хотелось. Джейсон адекватен и на нетрезвого водителя похож в последнюю очередь. Угрозы в том, чтобы прокатиться на байке, точно не видела.
– Все, твоя взяла, – она подняла руки кверху. – Сдаюсь на милость победителя. Более того, не умею обращаться с мотоциклами, поэтому поведешь ты. А я буду штурманом.
– Ну вот. О чем и говорил.
– В смысле?
Он приблизился и сказал прямо в лицо:
– Ты идешь на любые ухищрения, лишь бы не потерять пяди того, что любо. Пока веришь во что-то, сражаешься до последнего. Сейчас, например, убеждена, что нуждаешься в контроле над ситуацией. И делаешь все, чтобы его добиться.
– Глубоко копаешь, – выдохнула Женя, не сводя с него горящих глаз.
– Да. Но что важнее – в верном направлении. Выжимаешь максимум, чтобы занять пост штурмана. А лучше бы и вовсе сместить капитана. А ведь тебя только взяли на борт… Эх, ладно, Дженни, назначаю тебя штурманом. Но это касается только поездки по Петербургу. Не более.
Через двадцать минут черный горделивый байк с двумя седоками летел по Дворцовой набережной, мимо Эрмитажа и Летнего сада в сторону площади Александра Невского. Лица обоих скрывали тонированные стекла защитных шлемов, и вряд ли кто-то опознал бы в человеке за рулем известного на весь мир Джейсона Беркли. Внимание прохожих привлекало лишь грозное рычание мотоцикла.
Теплый ветер, белая ночь, взбудораженный город, скорость и рев двигателя. Подпрыгивающее в восторге сердце – каждый раз, когда фырчащий монстр срывался после нетерпеливого ожидания разрешения светофора. На каждом повороте – словно впрыскивание инъекции адреналина. На каждой короткой остановке – пульсация жизни и бурлящее удовольствие.
Пока они гоняли по улицам, Жене в голову пришла идея.
– Хочешь увидеть город как на ладони? И все разведенные мосты сразу?
– Подаришь набор открыток?
– Нет, никаких штампов. Предлагаю насладиться оригиналом.
– Там не многолюдно? Не хочется гулять в толпе в мотоциклетном шлеме.
– Не переживайте, мистер Чинаски. Кроме нас – никого. Эксклюзивная экскурсия.
– Тогда поехали.
Свернув на набережную Мойки, Джейсон сбросил скорость, а вскоре, следуя подсказкам Жени, припарковался у старинного трехэтажного особняка. Отреставрированный фасад был затейливо украшен лепниной и органично вписывался в ансамбль уходящих в перспективу таких же «пряничных» домиков.
Они миновали арку, узорчатые чугунные ворота и оказались на территории чистого, опрятного дворика. Обогнув детскую площадку и ухоженные клумбы, остановились возле парадной в глубине двора. А когда поднялись по ступенькам на последний этаж, Джейсон вопросительно посмотрел на Женю, не понимая, зачем их сюда занесло. Она подмигнула и на цыпочках подошла к лестнице, ведущей на самый верх, под крышу.
На чердаке пахло затхлой сыростью и замшелыми деревянными перекрытиями. Осторожно ступая в темноте, они продвигались вперед, огибая дымоходы и стропила. Наконец показался просвет, и через минуту путешественники вышли на крышу.
– Наша цель – вон та площадка, в десяти метрах отсюда. И пожалуйста, будь осторожен, – Женя указала на крутые, резкие скаты, обшитые рифленым железом. – Иначе сыграешь в кино не алкоголика, а инвалида.
– Да уж, с тобой надо поосторожнее, это точно.
Очутившись наконец на ровном месте, они отряхнули чердачную пыль и огляделись. Открывшееся зрелище, безусловно, стоило того, чтобы проделать такой путь.
Внизу, окутанный сырой предрассветной дымкой, распластался дремлющий город. Пестрые крыши домов укрывали его словно лоскутное одеяло. Нева и ее притоки казались причудливыми прорезями: будто кто-то хорошенько поработал ножницами. Храм Спаса-на-Крови, Ростральные колонны, шпили Адмиралтейства и Петропавловской крепости подпирали сумеречно-лиловое небо. В тумане растворялся Финский залив с верфями порта и пришвартованными лайнерами.
Эту крышу Жене когда-то показал Юра. Брошенная тогда вскользь ремарка дала понять, что место памятно ему романтической подоплекой. Однако она сознательно пропустила сказанное мимо ушей. Вид на старый город захватывал и восхищал. Совершенно неважно, откуда он узнал про эту крышу, и какие ассоциации она навевала ему.
Сейчас Женя и не вспоминала, что бывала здесь с другим мужчиной. На ее губах играла улыбка, а взгляд был устремлен на Джейсона. Тот, засунув руки в карманы, смотрел вдаль, воздавая должное великолепию панорамы Санкт-Петербурга.
– Ты права, здесь красиво. В Лос-Анджелесе есть похожее место, которое люблю. Будешь в Штатах – позвони, обязательно покажу.
– Никогда не гуляла по другим крышам, кроме питерских.
– Значит, первый раз будет со мной.
Он многозначительно посмотрел, и щекочущая двусмысленность – без сомнения, нарочитая – испарилась, нейтрализуемая этим взглядом. Тонкий сексуальный подтекст содержался лишь в словах, а глаза, глубокие, спокойные, не ставили целью подогреть тлеющий огонек. Женя чувствовала себя сбитой с толку диаметрально противоположными сигналами. Поступки, жесты, намеки – все говорило, что Джейсон неравнодушен. Но взгляд – слишком спокойный, слишком теплый – опровергал это.
– Ты смотришь на меня так… – ее фраза повисла в воздухе, оставшись неоконченной.
– Как?
– Не так, как надо.
– Точно знаешь, как тебе надо?
Она поежилась. То ли от внезапно налетевшего ветерка, то ли от разговора. Игра «на грани», которую он предлагал весь вечер, ей не по нутру. Зачем эта двойственность? К чему все усложнять и закручивать лихие морские узлы?
Раздражало ощущение, что она где-то дает маху и не может постичь его мотивов и намерений. И еще разбирала досада. Вылетали в трубу все стандартные (и даже не стандартные!) приемы соблазнения – с их экспрессией, живостью и, вместе с тем, женственностью и непосредственностью. Если Джейсон и был очарован, то не подавал виду. Он стоял в трех шагах, но, казалось, его мысли витали далеко отсюда. «Черта с два, не нарушу молчание, – подумала она. – Ведь все чувствует и знает. Причем весь вечер уверяет, что чувствует и знает больше, чем я. Вот и карты в руки. Пусть действует, как считает нужным. В крайнем случае, всегда могу взять и уйти».
Джейсон, изучая тающий в дымке горизонт, проронил:
– Ну как? Анализ поведения Джейсона Беркли закончен? Каковы выводы?
Нервная усмешка вырвалась у Жени помимо воли, и вслед – покачивание головой, означающее: невозможно, умываю руки. Она откинула со лба прядь волос и произнесла:
– Опять читаешь чужие мысли?
– Не чужие. Твои. Можно читать лишь тех, кто хочет быть прочтенным. А если человек желает, чтобы другой его читал, значит, они уже не чужие. Такая вот логика. Ну так что там с выводами?
Она тяжело вздохнула и переступила с ноги на ногу. Жестяное покрытие отозвалось гулким эхом.
– Джейсон, зачем тебе все это? – ее рука очертила полукруг, в поле которого попали сиреневое небо, Нева и вся романтика дремлющего города. Ладонь замерла, указывая на центр невидимой нити, натянутой между ними. – Я не умею читать мысли. Но хорошо читаю между строк, поэтому вижу, что происходит что-то… не то. Почему так смотришь на меня? Я чувствую твое тепло, но… Это не то тепло, которое должно быть. Толком даже не понимаю, нравлюсь ли тебе? Хочешь ли поцеловать? И если – да, почему не делаешь этого? Чего ты добиваешься?
Джейсон слушал, глядя тем самым странным внимательным взглядом, о котором говорила Женя. Но когда она закончила, выражение его глаз изменилось. Их подернула пелена грустной улыбки человека, привыкшего к разочарованиям, и в очередной раз ощутившего этот горьковатый привкус.
