Даже в такой ситуации я искала ему оправдания.
– Слушай, ну, получается, он и правда тебя любит. Женька.
– Не знаю. Любил бы меня – не причинил бы зла. Женка себя любит. Хотел отомстить брату через меня. А может, и два в одном: отомстить брату и расстроить свадьбу. У него это вышло грандиозно! Роман никогда мне не поверит, я знаю. А я, как дура, буду страдать ещё лет пятьдесят. Слишком в душу запал. Никого не хочу теперь другого.
26.
Роман.
Не помню, как приехал домой. Телефон трезвонил – среди бела дня я бросил все дела и помчался к... ней. Позвонил брат и сказал, что если я приеду ТУДА, то увижу нечто интересное.
Да уж, представление было что надо.
Выключил телефон и бросил его прямо на пол. Осел спиной по стене. Лицо закрыл ладонями. Ещё немного – и я заплачу как пацан. Мне казалось, мою зияющую и саднящую рану в сердце видно через одежду и рёбра.
Бешенство сменялось горечью и апатией, а потом начиналась новая буря. И так по кругу. Посидел немного на полу, потом опять вспомнил…
Моя Аля, без майки, в одном лифчике и тонких шортиках, что еле скрывают попу, лежит под ним...
Я умышленно причинял ей боль. Я грубо целовал её губы, желая запомнить навсегда вкус губ предательницы, пока она стонала от реальной боли. Больше никогда я не услышу её стонов. Больше никогда не коснусь этих губ, что казались мне тогда горькими… Больше никогда. Даже имени её больше не произнесу.
Яркая вспышка в мозгу. Бешеная ярость разрывала меня. Я не отдавал отчёта в своих действиях. Мне хотелось убивать.
Вскочил на ноги и принялся колошматить всё, что видел – стены, какие-то вазы – что они вообще делают в моём доме? – стулья, столы, телевизоры....
Очнулся посреди зала на полу среди осколков. Господи, где я?! В комнате будто война была и перестрелка. Это я натворил?! Вот чёрт!
Встал, огляделся. Не, не чёрт, а пиздец! Ладно, пойду в душ, а потом в спальню – дотуда не добрались мои кулаки, сбитые в кровь и изрезанные осколками. Надо позвонить на работу и попросить снять с меня операции... Вызвать службу клининга тоже не помешает... Это не квартира теперь, а деревня после набега печенегов.
Мне показалось, я успокоился. Взял в руки телефон, валявшийся в коридоре, и включил его. После логотипа компании-производителя включилась заставка...
– Сука, сука, сука!!! – заорал я как раненый медведь, швыряя телефон о стену.
Опять меня накрыло... Ведь на заставке у меня стояла ОНА.
Опять безумие...
***
Снова сидел и тяжело дышал на полу. Осколков и ран на руках стало больше... Да и насрать.
Пошёл искать старую «Нокию» на случай, если сломается мой смартфон. В том, что он тихо скончался, я не сомневался. Потом куплю другой, сейчас надо дозвониться на работу. Выудив из месива, оставшегося от смартфона, свою сим-карту, вставил её в тапик.
– Ева, меня ни для кого нет. Я заболел, сегодня и завтра меня не будет. Все дела передайте заместителю. Операции на неделю вперёд снять с меня. И ещё, будьте другом – закажите уборщицу на мой адрес на завтра. Да нет, ничего особенного. Просто закажите, и всё. Пока. Телефон отключаю.
И отключил. Не могу тут сидеть. Уже вечереет. Сколько же часов я здесь всё громил? Не помню. Никогда ещё так не крыло меня.
Поеду в бар бухать. Может, так мне станет легче, если я отравлю своё тело. Душа давно отравлена, хоть собери и выкинь. Только как? Моя душа вся принадлежит ей... Я будто в тюрьме карусели её образов. Она везде...
Принял душ, переоделся и вызвал такси. В баре уселся за стойку и заказал водки. Стопка за стопкой, а мне всё хреновее. Такое себе средство глушить душевную боль.
Я прилично набрался. Зацепился за кого-то. Подрались. Теперь у меня ещё и морда в хлам. Я нарывался. Хотел, чтобы физическая боль перебила душевную. Секундное облегчение, а мы все выкинуты из бара охраной. Ладно, хватит приключений – поехал домой.
Приехал. Не разуваясь, пошёл в спальню. Морда в крови, ботинки грязные, да и одежда тоже заляпана прилично. Лёг прямо так на кровать. Скрутился калачиком. Выпрямиться после боёв без правил невозможно. Засыпаю. А там опять ОНА. Целует меня и гладит по волосам нежными руками актрисы. Смотрит на меня своими карими лисьими глазами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сука. Ненавижу...
Да отпусти ты меня!
Какая дрянь!.. Дрянь...
Дрянь.
***
Аля.
Аня осталась ночевать со мной, и последующие несколько ночей тоже. Только когда она убедилась, что я начинаю успокаиваться, и истерики стали гораздо реже, она снова поехала к себе. Жила девушка одна и, зная о том, что мне некуда съезжать, пригласила меня пожить с ней, пока я не найду другую квартиру. Я была рада её предложению, и вскоре мы оказались с Аней на одной территории её крохотной однокомнатной малометражки. Добираться до театра теперь пришлось дольше. Ну, ничего – где наша не пропадала!
27.
Спустя месяц.
Аля.
Хотелось бы сказать, что мне стало легче, и время лечит.
Не стало. День за днём мои пытки продолжались. Если днём я ещё могла чем-то отвлечь себя, то наступления ночи я боялась до дрожи. Я стала бояться засыпать. В моих снах каждую ночь был ОН. Тот, чьего имени я больше не хотела произносить ни вслух, ни про себя.
Он был нежен и ласков, иногда страстный. Но неизменно сны заканчивались одним и тем же – плачущей мной, порой до истерики и икоты.
Я не думала, что так бывает, что ТАК можно страдать. Мне казалось, этот маленький ад не закончится никогда. Как бесконечная казнь ночью сурка.
Я думала, хуже уже некуда… Но потом началась тошнота по утрам, усталость, вялость… и задержка.
Скрепя сердце, я отправилась в аптеку за тестом.
– Блядь!! – услышала Аня мой вопль из ванны.
– Ясно. Тест можешь не показывать, – вздохнула та.
***
Потом была череда исследований, гинекологов и прочей беременной чепухи. Браво, Аля! Только ты могла так влипнуть – забеременеть от этого ревнивого чудовища!
Вышла из поликлиники. Мне не терпелось поделиться этим с Аней. Я не дождалась прихода домой, решила позвонить, когда вышла с дотошного осмотра.
– Ань, я правда беременна. Пять-шесть недель.
– Что будешь делать? – спросила подруга.
– Рожать, – пожала плечами я. – Не вижу причин отказываться от этого ребёнка. Он не виноват. К тому же ОН мог говорить что угодно, но этот ребёнок появился от большой любви. Я не имею права поступить по-другому.
– Правильно, – одобрила Аня. – В конце концов, декрет ты себе заработать успела, слава Богу. А там видно будет. И папаню надо бы призвать к ответственности.
– Нет, – твёрдо сказала я. – Не хочу ему говорить.
– Почему?
– Да потому, что первый вопрос, который он мне задаст после объявления новости – чей ребёнок? Не хочу слушать эти унижения. Не верит мне – пусть катится ко всем чертям собачьим! Ничего доказывать я не буду. Женька того и добивался – знал, что он поверит и бросит меня. Какая-то “Бесприданница” наших дней – «Так не доставайся же ты никому! – Бабах!» Ну и вуаля, блин – я брошенка с прицепом. Теперь уж точно никому не буду нужна – влюблённая беременная дура!
– Ох, Алька. Иди домой, покормлю тебя, брошенка ты моя!
***
Жизнь тянулась своим чередом. Мне казалось, что мой мир вдруг поставили на паузу. Но на самом деле планета как вертелась – так и вертится.
Порой по дороге из театра до остановки меня провожала чёрная дорогая тонированная машина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Водителя не было видно, но сомнений не могло быть, кто за рулём. Иногда я видела эту машину под окнами дома. Откуда он узнал, что я теперь живу с Аней – мне неизвестно. Но кроме него некому больше меня стеречь, пусть и издалека. В эти вечера я опять много плакала и переживала.
Лучше бы он не делал этого! Во мне снова загоралась надежда, что мы ещё можем быть вместе. Как же мне катастрофически не хватало его. Я готова была простить всё, если бы он сам пришёл к осознанию, что нам необходимо поговорить. Но он верил в предательство и не прощал меня. Эта недосказанность и ложные надежды меня убивали. А может, это всё-таки не он?
