Может быть, Туполев более масштабно смотрел, может быть. Любил влезать в неизведанные проблемы, хотя сам же говорил, что на самолете не должно быть более одной проблемы.
Иногда достоинства перерастают в недостатки и наоборот. Зависит от условий. Ильюшин лез и в технологию, и в серийные самолеты, широко все охватывал, но это приводило к тому, что все остальные, кто в этом участвовал, не были столь инициативными. У Туполева технолог Вигдорчик – это действительно технолог. И на антоновской фирме был классный технолог, а у нас так и не получилось. Это недостаток. Все брал на себя, решал сам. И каждого конструктора заставлял думать о технологии. «Каждый конструктор должен быть технологом» – одна из заповедей Ильюшина. Технолог, мол, может найти в твоем чертеже ошибку, но новых идей от него не жди. И ни одному конструктору не давал в помощь технолога».
«У него была великая присказка, – добавляет А.В. Шапошников. – Если хочешь сделать что-то серьезное, то за восемь рабочих часов ничего не сделаешь. Все сильные люди, все великие, талантливые люди, конечно, работали по 14 – 16 часов. Он искренне, не ради показухи, много читал, цитировал даже Платона. Сидишь и думаешь: а я Платона и не читал. Большое самообразование, хотя крестьянско-плебейское происхождение».
Это, как говорят, штрихи к портрету. А была просто жизнь.
...За два дня до выпуска первого серийного штурмовика, 8 марта 1941 года сотрудники ОКБ невесело стояли у праздничного номера стенной газеты. Там сообщалось о решении наркома авиационной промышленности А.И. Шахурина перевести ОКБ в Воронеж. Ильюшина назначили главным конструктором Воронежского завода № 18, и весь коллектив должен был переехать в Воронеж. Конструкторское бюро фактически закрывали. В газете была наклеена фотография строящихся домов по улице Героев Стратосферы в Воронеже, где предстояло жить ильюшинцам.
«Наше КБ хотели отправить в Воронеж из-за того, что Сергей Владимирович настоял на запуске штурмовика в серию, и Сталин дал указание запустить самолет в Воронеже», – говорит Д.В. Лещинер.
Приказ наркома о переезде в Воронеж произвел впечатление разорвавшейся бомбы.
«Когда нас по очереди вызывали и спрашивали насчет Воронежа, – говорит В.А. Борог, – большинство наотрез отказались».
Едва ли не половина сотрудников ушла из организации. Осталось 100 человек...
Ильюшин вынужден снова обратиться к Сталину. Он написал ему, что из-за этого приказа ОКБ вообще перестанет существовать, и страна потеряет лучшую конструкторскую организацию. Если же ее невозможно сохранить, то он просил послать лишь его одного на Воронежский завод, чтобы наладить там серийное производство штурмовиков Ил-2.
«Создать трудоспособный коллектив единомышленников и энтузиастов несравненно труднее, чем самый хороший самолет», – писал Ильюшин Сталину. Эти слова широко известны.
Ильюшин писал Сталину, что занимается новым штурмовиком, и для этого ему нужна организация. Если ехать в Воронеж, то там нужно строить не только жилье, но и помещение для КБ, цехи, опытное производство, ангары.
Против Ил-2 выступали военные. Их мнение сыграло не последнюю роль в том, что ОКБ решили закрыть и в течение месяца выселить. «Нельзя сказать, что Ильюшин был баловнем судьбы, – говорит А.С. Яковлев. – Ему все приходилось пробивать!»
...Я в гостях у Александра Сергеевича Яковлева. Смотрю то на него, то на фотографию со Сталиным, висящую на стене.
– Товарищ Яковлев, знающие люди говорят, что вы слишком много времени уделяете отделке своих самолетов, это так? – спросил тогда у него Сталин.
– Знающих людей много, а специалистов мало, – ответил Яковлев.
– Как вы сказали? Специалистов мало? Давайте поговорим, – сказал Сталин, и они пошли по аэродрому.
«Все. Сел Яковлев. Не будет его больше», – шушукались в толпе. Но толпа осталась толпой, а Яковлев станет прославленным конструктором самолетов.
«Важно иметь свое мнение, – говорит Александр Сергеевич. – В 1940 году меня вызвал Молотов, сказал, что я включен в состав делегации для встречи с Гитлером, и спросил, как я на это смотрю. Я ответил:
– Как прикажете, Вячеслав Михайлович.
– А вы сами-то свою голову имеете?
– Спасибо за доверие.
– Это другое дело. Своим языком надо разговаривать.
Мне довелось видеть Гитлера. Что говорить, сильный противник. И если бы мы пошли не за Сталиным и Молотовым, а за такими, как Бухарин, у нас бы авиации не было. Работал в ВСНХ Ларин, его дочь стала женой Бухарина. К Ларину явилась за помощью депутация от авиационных заводов, когда они были в бедственном положении. А он сказал:
– Мы авиационную промышленность ликвидируем. Республике Советов она не нужна так же, как фабрики духов и помады.
Это еще задолго до Хрущева. Чем бы немцев встретили?
Все, от кого зависело, были против штурмовика Ильюшина, но Сталин приказал запустить его в серию».
Ильюшин стоял на своем. Он не отказывался выполнять приказ наркома, но и подчиняться не спешил. На всякий случай приготовил чемоданчик с парой белья и сухариками – понимал, что может последовать за таким отношением к нему начальства.
...В дверь позвонили. Двое в форме НКВД предложили Ильюшину быстренько собраться, посадили в машину и увезли, ничего более не сообщив.
Приехали в Кунцево.
– Если не возражаете, товарищ Ильюшин, – сказал Сталин, – поживите у меня. Здесь, надеюсь, вам никто не будет мешать работать.
«У Сталина никакой роскоши, украшений, но огромное количество книг, – рассказывал потом Ильюшин своим сотрудникам. – Все стены в книгах. Он читал по ночам по 300 – 500 страниц. Меня поразили его железная кровать и солдатское одеяло без пододеяльника. Мы вместе питались – щи, гречневая каша, никаких разносолов».
Ильюшин прожил у Сталина неделю.
«Конечно, за эту неделю я измучился до предела, – признавался Сергей Владимирович. – Выдержать темп работы Сталина непросто».
Даже Ильюшину с его трудоспособностью непросто...
В один из этих дней Сталин привез конструктора на заседание Политбюро с участием авиационных специалистов. Говорили о путях развития авиации. Выслушав разные мнения, Сталин сказал:
– А теперь послушайте, что думаем по этому поводу мы с товарищем Ильюшиным.
И высказал то, о чем долго говорили на даче...
Ильюшинское КБ осталось в Москве. Сергей Владимирович сохранил организацию и пробил Ил-2...
Вышел приказ – на заводе в Филях запустить Ил-4. Возникли срочные работы и по штурмовику. Вспоминает Д.В. Лещинер:
«Прибежал Ильюшин:
– Дима, не берут штурмовик! Обзора не хватает.
Просидели ночь, опустили нос самолета вместе с двигателем. Получили нужный обзор, и самолет завершил госиспытания».
Так Ил-2 стал «горбатым». Это прозвище сопровождало штурмовик всю войну.
«Мы и опустили двигатель, и перекомпоновали маслорадиатор, все было в таком темпе сделано! – вспоминает Ю.М. Литвинович. – Он действительно титанически много работал. В этом отношении мы могли только следовать ему, и он всегда заряжал своим оптимизмом, желанием работать. Если он приходил с новым заданием, то сам весь загорался. Это был увлекающийся человек. Но время было строгое. Провинившийся получал хорошую накачку, однако Ильюшин отходил, и если человек понимал свою ошибку, то к нему не было никакого зла.
С самого начала в КБ происходил отбор кадров ильюшинской школы – он мог даже увольнять людей, которые не справлялись. Из нашей моторной группы он уволил Геннадия Ильина за серьезные ошибки в схеме заполнения топливных баков нейтральным газом, ну и за другие нарушения. Приходит человек утром в проходную, а там на него нет пропуска. И никаких разговоров.
Он допускал, что можно что-то сделать не так, но иногда говорил:
– Вы никогда не были лицом к лицу с прокурором. А я был. И я вас от этого оберегаю.
Были случаи, когда ему приходилось отвечать перед прокурором, и он все брал на себя. Ему приходилось отбиваться и от требований военных, и мы просто любовались им – настолько он ярко и аргументированно объяснял и доказывал, что в конце концов с ним соглашались. А на следующий день говорил нам:
– Ребятушки, я приехал на дачу, окунулся в речку, скинул с себя весь этот груз и пришел на работу свежим!
Энергия у него дай боже была! И это «ребятушки» означало, что он на нас надеется, доверяет нам.
Как он работал с другими конструкторами, скажем, с двигателистами?
Конечно, его работа не чета всем теперешним бюрократическим оформлениям. Столько бумаги пишется... А он едет на двигательный завод или к нему приезжали Микулин, Шевцов, Люлька, Кузнецов, и все вопросы решались в принципиальном обсуждении и очень по-товарищески.
Было ли это в силу личных отношений или большого авторитета Ильюшина? Конечно, авторитет у него был еще, когда он работал начальником Главка опытного самолетостроения, в те административные времена большой начальник – это все».
