− Думаешь, посидит в моём хранилище, поумнеет. Отпустит старую боль и задумается о том, что упустил?
− Возможно, − кивнул Димка. — Ещё на Танайре у меня были видения, но я не мог понять их смысл. Тебя они касались только косвенно. Но ничего не бывает просто так. Раз я видел в них Нестора, значит, его судьба как-то относится к тебе. Давай… Просто подождём? Я думаю, решение о его судьбе придёт само.
− Давай, − согласился я.
Странно. Раньше мы с Димкой были близкими друзьями. Я часто нуждался в его советах, а он всегда знал, что сказать. Он никогда не давил, скорее, мягко подталкивал в нужном направлении, давал подсказку, этакий «волшебный пендель», в котором нуждаются даже умные и опытные люди. Дальше мой мозг включал пятую передачу и быстро всё вставало на свои места. Он был для меня словно допинг для спортсмена, только в хорошем смысле. А сейчас мы словно всегда были на одной волне. Интересно, это из-за нашей связи видящего-избранного или из-за совокупности многих факторов? Впрочем, неважно. Меня всё более чем устраивает.
Мы ещё посидели, попили вино, посмотрели на звёзды. Они совсем иные, чем на Танайре, но всё такие же таинственные, холодные и манящие. Потом я, наконец, получил Димыча в свои загребущие руки. Никогда не замечал за собой такой тяги к сексу. Сейчас иногда сам себе кажусь маньяком. Хорошо, что моя «жертва» вполне может дать отпор и даже в наглую пытается временами перехватить инициативу. Правда, пока безуспешно, так как я умудряюсь каждый раз делать так, что в итоге Димыч сам сдаётся в плен. И этот процесс «сдачи» такой чувственный, такой притягательный. Иногда мне кажется, что он сам каждый раз меня провоцирует на «подвиги». И мне нравится завоёвывать его каждый раз. Возможно, когда-нибудь и я сдамся в плен его рукам, его губам, его страсти, его любви. Мы до сих никогда не говорили этих слов, таких простых, и таких сложных. Но я читаю их в его глазах и, наверное, он видит их в моих глазах. Потому что со своим сердцем я договорился ещё на Танайре. Димыч неотъемлемая часть меня, нас уже невозможно разделить.
Получив порцию срывающих крышу ощущений, я уснул, обнимая Димыча и уткнувшись носом в его затылок. Вдыхая знакомый и любимый запах, положив ладонь на его грудь, я чувствовал спокойное и размеренное биение его сердца и это дарило мне успокоение. Вскоре я уснул сном младенца.
Императорский дворец. Кабинет императора.
За высоким окном царила ночь, а императору огромной и сильной империи не спалось. Настольная лампа, стоящая на столе, дарила мягкий полумрак и какой-то уют в этом деловом царстве рабочего кабинете. Император чувствовал себя… странно. С одной стороны, его сын благополучно вернулся, с другой же… Он был иным. Не тем Дмитрием, которого он считал, что хорошо знал. Сейчас от его сына шли волны спокойствия, силы и свободы. Словно он больше не был скован цепями этикета, правил, вбитых в подкорку мозга с самого детства, привычной дворцовой жизни. Он был как вольная птица, ненадолго залетевшая домой. И Павел Александрович вдруг понял, что больше не сможет влиять на Дмитрия. Император догадывался, что дело в Разумовском и всём, что было с ним связано. Дмитрий во время их недолгого разговора не стал ничего особо рассказывать, упомянув лишь о том, что стал видящим Кота, но об этом Павел Александрович и сам знал. Ни о новом мире, ни о чём другом Дмитрий не стал говорить, сославшись на то, что это не в его компетенции. Намёк был понятен.
Тихий стук в дверь обозначил прибытие посетителей. Секретарь уже был отпущен домой, но император и так знал, кто к нему пожаловал. Сам вызывал, да и возможность посещать его так поздно имели только двое из всех его подчинённых. Только Аксаков и Мережковский, двое самых доверенных и старых друзей. Ещё был Алексей Меньшиков, но тот сейчас был занят. Присмотром за парочкой шустрых ребятишек, которые скрылись в охотничьем доме. Император усмехнулся, представляя, какую головную боль соорудил Алексею. Интересно, что же старый друг вынюхает?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
− Ваше Императорское Величество, простите за задержку. — Аксаков вежливо поклонился. Мережковский также поприветствовал своего государя. У обоих в руках были пухлые папки. Что-то успели нарыть по свежим следам старые ищейки.
− Садитесь. В ногах всё равно правды нет, − император отошёл от окна и устроился в любимом удобном кресле за большим рабочим столом. — Начнём с вас, Сергей Николаевич!
− Слушаюсь, Государь.
Глава Имперского Корпуса Дознавателей, граф Аксаков был опытным сыскарём, раскрывшим достаточно заговоров и тайных интриг, чтобы его опасались даже весьма влиятельные люди в империи. Его Корпус часто упоминали шепотом и оглядываясь. Работу свою этот человек знал лучше кого бы то ни было. Аксаков раскрыл толстую папку и стал быстро и внятно докладывать. Его старый друг и конкурент Виктор Павлович Мережковский, глава Имперской Службы Безопасности, так же носивший титул графа, приготовился внимательно слушать и дополнять. Многие думали, что эти двое являются ярыми соперниками, возглавляя смежные службы, но на самом деле мужчин связывали узы давней и крепкой дружбы, остальное было лишь мишурой для чужих глаз.
− «Детки» прибыли неожиданно, на несколько дней раньше. Портал открылся буквально на пять минут. Потребовав машину, все трое сразу же покинули территорию аэродрома. «Хвост» Дмитрий не сбросил. Мои люди следовал за ними, но всё же немного опоздали. Судя по всему, сила всех троих стала во много раз выше, особенно Кота. По словам одного из свидетелей, именно он нанёс мощный удар по воротам мастерской, разбив их напрочь.
− Почему ваши люди оказались хуже, чем команда Ланских? Они нашли этого Игнасио, а вы? Почему он и его люди бродили по столице, как у себя по подворью?! — Павел Александрович вопросил, не повышая грозно голоса, но Аксаков понуро опустил плечи, понимая, что его сотрудники выглядят на фоне частной команды информаторов не лучшим образом.
− Нам не хватало зацепок. Эти испанцы не оставляли следов, всегда чисто убирая за собой. Мы знали, что они где-то рядом, но всё время оказывались на несколько шагов позади. Иногда люди Игнасио загребали жар чужими руками, как в случае с атакой на Воеводиных или похищением царевны Елизаветы и Ирины Львовой. Пешек они убирали.
− Понятно, − покивал император. — Что ещё есть по мастерской? Погибшие, уцелевшие, раненные?
− Только трупы, − вздохнул Аксаков. — Ощущение, что там погуляли вершители, аура… мощная. Государь, я даже не знаю, что по этому поводу сказать. Что сила огня, что сила льда… Сила и стихия Разумовского вообще ставит в тупик. Царевич Дмитрий уже был почти на пике повелителя и если исходить из того, что обычно видящий уступает на ранг своему избранному, тогда… Этот парень может быть на уровне вершителя, но никто из могущественной девятки ещё не умирал.
− И император Нарухито как-то уж вовремя собрался к нам собственной персоной, − проворчал Мережковский, почесав кончик носа.
− Думаешь, это связано? Виктор, ты всегда умел строить догадки, которые часто оказывались правильными.
Император перешёл на неофициальный тон, назвав старого друга по имени. Его самого волновал неожиданный визит хитрого древнего японца, который вообще редко покидал свою резиденцию. Тем более, что в этот раз он ехал не один, а с младшим отпрыском. Разведка донесла, что японцы очень уж интересовались Елизаветой. Неужто и в самом деле свататься решили?
− Возможно, − высказал мнение Мережковский. — И шелест слухов вокруг их интереса к нашей царевне тоже не случаен. Союз с императорским домом Японии выгоден во многих отношениях. Их принц парень с характером, не слабак. Может быть, он и сможет покорить царевну, ей всегда были интересны сильные личности. Кот явно демонстрирует только дружественные чувства.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
− Лиза, − вздохнул император, просто кожей чувствуя грядущие проблемы. — Она немного своевольна, её трудно будет убедить в целесообразности подобного союза. Но… с другой стороны она должна понять, что ей предстоит стать императрицей. К тому же, наличие официального жениха, за спиной которого стоит такая сила, как императорский дом Японии, защитит её от интриг после того, как всплывёт правда о её брате.