Теперь путешественники уже прошли по второму двору и , достигли входа в сени; солдат пожелал им спокойной ночи и поспешил назад на свой пост. Пока они ждали, чтобы их впустили, Эмилия соображала, как бы ей избегнуть свидания с Монтони и пробраться незамеченной в свою комнату; она боялась одной мысли — встретиться со своим грозным родственником, или с кем-нибудь из гостей в этот час.
Шум внутри замка теперь до того усилился, что, хотя Уго стучался несколько раз, слуги его не слышали. Это дало Эмилии время обдумать, возможно ли ей будет удалиться назамеченной? Хотя, может быть, ей и удалось бы подняться украдкой по главной лестинце, но все-таки она не могла найти дорогу в свою комнату без огня. Тут ей с ошеломляющей ясностью представилась трудность добыть света и опасность бродить по замку впотьмах. У Бертрана был всего один факел, и она знала, что слуги никогда не приносят свечи, когда приходят отворять, потому что сени достаточно освещались лампой, висевшей со сводчатого потолка, а пока она будет дожидаться Аннеты со свечой, Монтони или кто-нибудь из его приятелей могут увидать ее…
Дверь отворил старый Карло. Эмилия, попросив его точас же прислать Аннету со свечой в большую галерею, где она решила ждать ее, торопливыми шагами направилась к лестнице; Бертран и Уго пошли за стариком Карло в людскую: им хотелось поскорее сесть за ужин и погреться у огня из древесных сучьев. Эмилия, при тусклом свете фонаря между сводами просторных сеней, пробиралась к лестнице, где стояла почти полная темнота; взрывы веселья, раздававшиеся из дальней комнаты, усиливали ее пугливость и смущение; она ожидала, что вот-вот отворится дверь и появится Монтони или его товарищи. Достигнув, наконец, лестницы и взобравшись до верху, она села на одной из ступенек ждать прихода Аннеты; глубокая тьма в галерее удерживала ее идти дальше; прислушиваясь к шагам горничной, она слышала только отдаленные отголоски разгула, доносившиеся эхом из сводов внизу. Одну минуту ей показалось, что она слышит какой-то шорох из галереи позади и, обернувшись, увидала, будто движется что-то светящееся. Но она не могла в этот момент подавить в себе трусливую слабость, — встала и потихоньку сошла на несколько ступенек пониже.
Между тем Аинета не появлялась. Эмилия пришла к заключению, что она легла спать и что никто не разбудит ее; преспектива провести всю ночь здесь, впотьмах, или, что все равно, где-нибудь в другом столь же неуютном месте (она знала, что немыслимо отыскать дорогу по запутанным коридорам в ее комнату) исторгла у нее слезы ужаса и отчаяния.
Пока она сидела на ступеньках, ей показалось, что опять раздался какой-то странный, тихий звук из галереи; она затаила дыхание, но шумные голоса внизу мешали ей сосредоточиться. Вскоре она услыхала, что Монтони с приятелями выскочили в главные сени; судя по голосм, они были сильно пьяны и как будто подвигались к лестнице. Эмилия вспомнила, что они должны пройти мимо нее в свои комнаты и, позабыв о своих страхах относительно галереи, опрометью бросилась туда с намерением спрятаться в одном из побочных коридоров и попытаться, когда синьоры разойдутся, как-нибудь найти дорогу к себе или в комнату к Аннете, помещавшуюся в дальнем конце замка.
Простирая руки вперед, она пробиралась по галерее, пока не услыхала голоса мужчин внизу, очевидно, остановившихся разговаривать у подножия лестницы; она замерла, прислушиваясь, но боясь идти дальше по темной галерее, где, судя по слышанным звукам, как будто крадется какое-то существо.
«Они уже узнали о моем приезде, — соображала она, — и Монтони идет искать меня! В настоящем его состоянии намерения у него наверное самые отчаянные». Тут она припомнила сцену, происходившую в коридоре накануне ее отъезда из замка.
«О, Валанкур! — мысленно восклицала она. — Я должна отказаться от тебя навеки. Пренебрегать долее притеснениями Монтони было бы уже не мужеством, а безрассудством».
Голоса между тем приближались, и разговор принял очень горячий характер. Эмилия различала, между прочими, голоса Верецци и Бертолини, и те немногие слова, какие она уловила, заставили ее прислушаться с еще большим напряжением. Разговор, по-видимому, шел о ней; отважившись приблизиться на несколько шагов к лестнице, она убедилась, что они спорят из-за нее; каждый из них настаивал на исполнении какого-то обещания, полученного от Монтони. Тот сперва пробовал успокоить своих приятелей и уговаривал их вернуться к попойке, но потом ему, очевидно, надоел этот спор и, предоставив им улаживать его между собою как угодно, он хотел вернуться к остальным гостям в залу пира. Тогда Верецци остановил его.
— Где же она, синьор? — спросил он с нетерпением. — Скажите нам, где она?
— Я уже повторял вам, что не знаю, — отвечал Монтони, тоже, очевидно, много выпивший. — Вероятнее всего, она ушла к себе.
Верецци и Бертолини оставили расспросы и опрометью бросились оба к лестнице.
Эмилия во время этого разговора так сильно дрожала, что с трудом держалась на ногах; но теперь, почувствовав новый прилив сил в тот момент, когда услышала их поспешные шаги, она понеслась по темной галерее с быстротою лани. Но гораздо ранее, чем она достигла дальнего конца ее, свет лампы в руках Верецци мелькнул на стене. Показались оба соперника и, увидав Эмилию, мгновенно кинулись за нею. В эту минуту Бертолини, не совсем твердый на ногах, в своем нетерпении забыв всякую осторожность, споткнулся и растянулся во весь рост. Лампа упала вместе с ним и стала гаснуть на полу. Верецци, не думая о том, что необходимо сохранить огонь, воспользовался минутыным преимуществом над своим соперником и поспешил следом за Эмилией, которая, увидав при свете лампы вход в боковой коридор, проворно повернула туда. Верецци только успел заметить, в каком направлении она бежала, и устремился за нею; но звук ее шагов скоро замер в отдалении. Менее знакомый с ходами и переходами замка, он принужден был пробираться в потемках осторожно, чтобы не упасть со ступенек, часто встречавшихся в старом огромном замке в конце коридоров. Наконец, этот ход привел Эмилию к другому коридору, именно к тому, куда выходила дверь ее комнаты; не слыша шагов за собою, она остановилась перевести дух и сообразить, как ей лучше поступить. Она направилась по первому коридору не потому, что ей так хотелось, а потому, что он прежде всего попался ей на пути. И теперь, добравшись до конца его, она по-прежнему находилась в недоумении, куда идти и как отыскать дорогу в потемках? Одно ей было ясно, что ей отнюдь не следует ходить в свою комнату, потому что там ее сейчас же отыщут; опасность усиливалась для нее с каждой минутой, пока она оставалась вблизи от своей комнаты. Ее мужество и силы были, однако, до такой степени истощены, что она принуждена была остановиться отдохнуть несколько минут в конце коридора, пока еще не слышно было приближающихся шагов. В эту минуту мелькнул свет из-под противоположной двери в галерее и, судя по его местонахождению, она догадалась, что это как раз дверь в ту таинственную комнату, где она сделала такое страшное открытие, что никогда не могла вспомнить о нем без содрогания. Присутствие света в этой комнате, да еще в такой поздний час, приводило ее в изумление, и она почувствовала такой неудержимый страх, что не решалась оглянуться на огонь; нравственные силы ее были так подавлены, что ежеминутно ей чудилось: вот отворится дверь и оттуда появится нечто неизъяснимо страшное… Она насторожилась — не слышно ли шагов по коридору и не видно ли луча света, — и заключила, что Верецци вернулся назад за лампой. Уверенная, что он скоро будет здесь, она задумалась, куда ей идти и как отыскать дорогу в потемках?
Слабый свет все еще виднелся из-под противоположной двери, но так велик и, быть может, так основателен был ее страх перед этой комнатой, что она ни за что не согласилась бы второй раз пуститься на разведку ее тайны, хотя там она могла бы наверное добыть света, столь необходимого для ее безопасности. Она все еще с трудом переводила дыхание и прислонилась к стене в конце галереи, как вдруг уловила какой-то шорох и тихий голос. В ту же минуту она убедилась, что это голос Верецци, который, по-видимому, не знал, что она тут, и рассуждал сам с собою. «Воздух здесь свежее! должно быть, это и есть тот самый коридор». По всей вероятности, он был один из тех героев, которые не страшатся неприятеля, а трусят потемок и подбодряют себя звуком собственного голоса. Как бы то ни было, он повернулся к свету и теми же крадущимися шагами направился дальше к комнате Эмилии, по-видимому, забывая, что в потемках ей легче увернуться от него, даже в своей комнате. Как обыкновенно пьяные, он упрямо преследовал мысль, всецело овладевшую его воображением.
Эмилия, услыхав, что шаги его удаляются, оставила свой пост и тихонько двинулась в противоположный конец коридора, решившись опять отдаться счастливой случайности и свернуть в ближайший ход, какой откроется ей; но прежде чем она успела осуществить это намерение, на стенах галереи мелькнул свет: она оглянулась, увидала Верецци, пересекавшего галерею, направляясь к ее комнате. Тогда Эмилия проворно шмыгнула в боковой коридор, влево, надеясь, что ее не заметили; но в то же мгновение мелькнул другой свет на дальнем конце этого коридора и поверг ее в новый страх… Она остановилась в колебании — куда идти; тут она убедилась, что это горничная Аннета, идущая к ней, и радостно бросилась ей навстречу; но неосторожность горничной всполошила Эмилию, — при встрече с нею у девушки вырвался вопль восторга, и Эмилия никак не могла заставить ее замолчать и выпустить свою барышню из крепких объятий. Когда наконец Эмилии удалось объяснить ей, в чем опасность, обе девушки поспешили к комнате Аннеты, помешавшейся в дальнем ксжце замка. Но никакие опасения не могли убедить болтливую Аннету в необходимости молчать.
