С этим убеждением Вирга, как ей казалось, появилась на свет, с ним прожила свои тридцать с лишним альмезотских лет (что, в общем, почти соответствует земным) и ни разу в нем вроде бы не разочаровывалась. Правда, за последние годы все чаще возникали у нее какие-то, ну, не сказать, что сомнения, но ощущение того, что на самом деле это не совсем так, а может быть, и совсем не так. Что на свете может быть и даже, наверное, есть что-то не менее, а даже более важное, чем деньги, чем диконы и даже галлары, что-то такое, что не выражается в цифрах и потому не вмещается в рамки бухгалтерии. Такие вот непонятные ощущения стали возникать. Однако Вирга об этих странных чувствах никому, конечно, не говорила, и когда они в очередной раз начинали шевелиться в душе, старалась побыстрее их прогнать, забыть, вернуться к нормальным и жизненно важным мыслям, а если получится – побыстрее найти еще одного постояльца и взять с него хоть на чуточку, да больше обычного; это помогало. Вот и сегодня вдруг, ни с того ни с сего возникли вдруг там, у вокзала, подобные сомнения – и она сейчас торопилась избавиться от них.
Единственным человеком, с которого она денег не взяла бы – да и не брала на самом деле, – был Гер, но это – особая статья. Гер был ее крышей, охранял и берег, не мешал заниматься своим делом, а главное – и он с нее денег не брал. Не значит, конечно, что она ему не платила; платила с самого начала, с того дня, когда, оставшись в одиночестве после того, как родители сгинули неизвестно куда, она, совсем зеленая, семнадцати годков, вынуждена была сама себя обеспечивать. Выбор был небольшой, и, скорее всего, оказалась бы Вирга на улице, если бы не единственное оставшееся после родителей наследство: дом. Пусть и не Бог весть какой, пусть и не близко от кишаретского центра, – но был он, в общем, современным домиком с удобствами, даже с садиком, пусть и в носовой платок размером, четыре жилых комнаты. Она быстро сообразила, что ей и одной комнаты за глаза хватит, а то и вообще можно на кухне жить, там места хватало, а жилье сдавать: в Кишарете всегда толклось полно народу со всего мира, и хотя гостиниц было немало, но если за постой просить хотя бы чуть поменьше, клиентов найдется достаточно. Этим она и начала заниматься, но едва заселила третью комнату, как явился к ней гость, на какого она не рассчитывала: добрый молодец, понятным языком объяснивший, что дом – вещь такая: сейчас есть, а через час глядишь – и одни головешки остались, ку-ку. А чтобы дом стоял и дело процветало, хватит ей сорока процентов выручки, остальное же отдай, не греши. Она, умненькая, не стала ни возмущаться, ни даже торговаться, только кивала головой в знак согласия. Из того, что успела получить, тут же пришлось шестьдесят процентов отдать. Визитер ушел, похвалив за разумный подход к делу. Она же, после простеньких расчетов, поняла, что сорок процентов ее не вывезут: дом, конечно, приносит деньги, но их и вкладывать в него нужно постоянно, тем более что постояльцы, зная, что не у себя живут, и вели себя соответственно – после каждого из них приходится что-то приводить в порядок. А кроме того, и питаться как-то нужно, и время от времени обновлять гардероб, потому что ведь когда ищешь клиента, то сама являешься как бы живой вывеской своей фирмы и выглядеть должна соответственно. Если ты в обносках, к тебе и пойдут такие же, а у таких нередко случаются сбои с оплатой, иные пытаются улизнуть, так ничего и не заплатив, а это говорило о том, что, с одной стороны, крыша, конечно, нужна, но с другой, сорок процентов – это все равно что даром работать на дядю. Нужна была другая крыша – и Вирга довольно быстро поняла, где надо ее искать. И нашла.
Ей в этом, конечно, повезло, потому что полицейский по имени Гер, только недавно переведенный в патрульную службу из вневедомственной охраны, жил тут неподалеку в однокомнатной квартирке. Так что им приходилось пересекаться в окрестностях. Она начала при встрече ему улыбаться; он, понятно, это заметил, ему это польстило, потом она однажды остановила его, обратившись с каким-то пустяковым вопросом, касающимся его службы. Разговорились; она пригласила его заходить, он воспользовался приглашением, и за чашкой душистого травника она как бы невзначай пожаловалась ему на свои обстоятельства. Гер нахмурился, развивать тему не стал, пообещал только выяснить, кто и что. Но уже через два дня, снова придя в гости (с коробочкой пирожных), сказал, что проблема решается: ее «крышники» не от серьезных домов и кланов, а так, шантрапа, самодеятельность, так что справиться с ними особого труда не составит. И действительно, в очередной день – а тот парень приходил раз в неделю, по понедельникам, – визит не состоялся, да и вообще никогда больше Вирга о них ничего не слыхала. Она испытывала огромную благодарность и понимала, что это тоже не даром и за это придется платить – надеялась только, что меньше. Этот вопрос она без обиняков задала при первой же встрече после того понедельника: спросила – сколько. Он помолчал, глядя то ей в глаза, то отводя взгляд куда-то в сторону, потом сказал: «Я человек серьезный (это она уже поняла) и понимаю: с тебя если брать сколько полагается – сгоришь, у тебя ведь ни корней, ни связей, а если брать мало – мне как бы будет обидно, да и если узнают – перестанут уважать. Я ведь не только тебя крышую. Есть другой вариант. У меня сейчас никого нет. Ты девушка приглядная и умная. Значит, так: деньгами я с тебя ничего брать не буду. А буду, как говорится, натурой. Если, конечно, согласишься». И взглядом задал вопрос: да или нет?
Она уже с первых его слов поняла, о чем пойдет речь, и заранее этот вопрос решила. Такой вариант еще раньше возникал в ее собственных мыслях. И не только по причинам денежным. Она уже убедилась, что таким, как она, одиночкам в жизни приходится трудно. Постояльцы, как правило, были мужиками в активном возрасте, и все их прикасания, похлопывания и раздевающие взгляды заставляли все время жить в напряжении: проституткой становиться она не собиралась. Опыта в обращении с козлами у нее практически не было, не успел сложиться, в семье порядки были строгие; и тут она, сама того не желая, не умея защититься, уступила один раз одному, другой – другому, никакой радости от этого не испытав, напротив, лишаясь уважения к себе самой, без которого жить нельзя. И мысль о Гере как ее мужчине – нет, не муже, такого поворота она пока даже в мыслях не допускала, но близкого человека, к чьей помощи и защите можно прибегнуть, – мысль эта успела у Вирги утвердиться. Опять-таки не о любви речь шла, она уж точно этого чувства не испытывала, да и он, пожалуй, тоже, но какое-то влечение было, физически он был мужик ладный, характер вроде бы терпимый, хоть и мрачноватый – ну, у него служба такая, специфическая (это слово она не без труда обнаружила в своей памяти), – чего же лучше? Поэтому сейчас она даже не попросила минуты на размышление, но ответила сразу:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
