Сердечный привет Лидии Ивановне.
Искренне Ваш Э. Райс
Е. RAIS 3 rue des Ecoles Paris 5е
31
Париж 8-IV <1966 г.>
Дорогой Владимир Федорович.
Большое спасибо за фотографию «Форели». Когда надо Вам ее вернуть?
Еще интересный поэт 20-х годов: «обереут» А. Введенский.
Касательно аттестации: при сем предлагаю список моих печатных работ. Но там упомянуты только более обширные. Что же касается более мелких, то, м. б., можно говорить о моей поэтической «хронике» в «Гранях»[194], хотя она и не регулярна.
В июньском номере «Возрождения» (она уже сдана и принята) будет моя большая статья о Державине[195]. Но комиссия собирается в начале мая.
Прямо атаковать Триоле в аттестации, м. б., опасно, но привести какие-нибудь аргументы (если таковые имеются у Вас) в пользу моей антологии, как доказательство ее превосходства над другими («в том числе и Триоле»), осторожно, м. б., и можно.
Адресовать ее, м. б., лучше всего «То whom it may concern»[196].
Да, еще — а мои статейки[197] о Заболоцком и Мандельштаме, в изданиях Г.П. Струве, тоже ведь «материал»? Тем более что они, пожалуй, и не плохие — во всяком случае, лучше творений моих противников, вроде Доминик Арбан[198] и др. т. п.
С особенным нетерпением ожидаю объявленной антологии Вашей поэзии футуристов[199]. Тут важно и то, что она Ваша. До сих пор ведь, пожалуй, «Приглушенные голоса» — лучшая русская антология — лучшая даже, чем «Поэты пушкинской поры» Ю. Верховского[200] и «Русская лирика» Мирского[201], которую многие ругают (и есть за что), но я все-таки ценю. Важно также и то, что футуристических текстов не достать.
Ваша же английская монография о футуристах — одна из немногих книг, написанных в изгнании русскими на иностранных языках, которая, не сомневаюсь, будет переведена на русский язык в будущей, свободной России. Тут, опять-таки, кроме Вас, вижу только Мирского и кое-что у Чижевского.
А пока — будем читать ее по-английски. Как и все, что Вы делаете, она, наверное, будет бесценным источником для так наз<ываемых> «исследователей» — приходится и нам сим тут промышлять.
Сердечный привет Лидии Ивановне от жены и от меня.
Ваш Э. Райс
P. S. Попрошу сегодня же Оболенского202 при встрече выслать Вам номер «Возрождения» с моим разносом по адресу Э. Триоле — честно заслужила!
Е. RAIS 3 rue des Ecoles Paris 5е
32
Париж 8-VII-66
Дорогой Владимир Федорович.
Не писал так долго потому, что хотел Вам сразу сообщить окончательный результат наших с вами усилий для «внедрения» моего в Парижский университет. Но он еще не объявлен и… один черт его знает, что именно выскочит из этого заколдованного ящика.
А) Вот Вам один пример: Комиссия, как я Вам, возможно, писал, собралась 3 июня. В тот же вечер я получил телефонные звонки от моего «докладчика» и еще от одного моего приятеля, связанного с другими планами комиссии, что я принят первым и, след<овательно>, попал в Сорбонну. Причем ясно, что оба эти лица не имели времени сговориться между собой, чтобы мне лгать, а одно из них прямо участвовало в собрании комиссии. Другое же говорило со слов другого участника ее, и оба мнения совпадали.
Но когда через несколько дней я получил копию с решения комиссии, то я в ней фигурировал на четвертом месте. Трэн пошел туда подымать скандал. Переделать протокол они отказались, будто бы потому, что это бы потребовало нового собрания комиссии, которое «невозможно». Но все-таки «обещали» принять меня «условно» на один год.
Теперь я узнаю случайно от кого-то «по секрету», что комиссия снова заседала 30 июня! Причем я остаюсь на «месте», которое подлежит «определить в дальнейшем» («а determiner par la suite») — т. e. полнейший провал и жульничество.
Но в виду того, что у меня оказалось довольно много сторонников и что все-таки грозит скандал, если бы они меня похерили целиком, вероятно, «условное и на год» все-таки состоится.
Друзья советуют эту куцую конституцию все-таки принять и бороться в будущем году снова, причем все эти проделки могут сыграть в мою пользу.
Легко сказать… даже Вам, м. 6., было издали видно, что 2 месяца перед 3 июня я буквально не жил, не говоря уже, чтобы что-нибудь толком делать или писать.
Выходит — каждый год терять 2 месяца для хождения на поклоны к университетским вельможам… нерадостная перспектива.
Но это — «бюрократия» или, если хотите, «партократия». А с точки зрения «дела», мой докладчик мне говорил, что Ваша аттестация была одной из лучших и была бы даже лучшей, если бы большее число членов великомощной комиссии разумели какой-либо язык, кроме французского. Это выходит, они нас судят!
Так или иначе, Ваша аттестация остается одним из острейших оружий моего арсенала, на будущий год. За что искренне Вам признателен.
Так или иначе, пока что (в октябре?) из библиотеки ухожу, потому что тем временем в ней создалось невозможное положение. И на этот счет мог бы многое Вам рассказать, но предпочитаю, чтобы Вы сам, в следующий Ваш визит к нам в Париж, убедились в разнице, происшедшей за Ваше отсутствие.
Б) Что касается Вашего любезнейшего предложения прислать мне микрофильм второй книги Чурилина и книги Ганина, то, к сожалению, я вынужден от этого, крайне для меня не только приятного, но и полезного дела, отказаться.
Имевшийся у нас допотопный аппарат для чтения микрофильмов окончательно испортился, и, ввиду того что оказалось невозможным его починить, его выбросили на свалку, а купят ли другой и когда — один Бог знает. Пока директор школы сказал, что такой аппарат «баловство» (du chique) и что он, дескать, попал в Academie Francaise, не прибегая к оному, так что…
Что же касается снимка, пусть он даже будет белым по черному или хоть зеленым по лиловому — то я был бы Вам за него весьма и весьма благодарен. Верну по использованию, если и когда и, как всегда, готов Вам доставить все, что захотите. Не думайте, что я Лошака и Пиллата не продолжаю искать — но вот видите, еще не нашел.
Причем, без ложной скромности, знайте это: я теперь в Париже один из самых умелых «доставателей» трудных книг и многие ко мне обращаются по такого рода делам. Так что, и особенно для Вас, это никак не по халатности.
В) Мне было бы в высшей степени интересно узнать Ваши возражения по поводу антологии Триоле, т. е. Ваши расхождения с моей статьей. Если Вы нашли бумажку, на которой Вы их отметили — я был бы очень рад узнать и ваши мнения, и мои возможные ошибки.
Тем более что вот ошибки, которые указывали Вы, обычно соответствуют действительности. Тогда как вот меня немало удивили замечания Ю.П. Иваска (в «Новом журнале»), будто у Каверина нет политической позиции (а «в ожидании варваров», хотя бы, в числе прочего?) и о том, что в средневековом и древнем мексиканском искусстве нет радости жизни — а вся их керамика, да и многие барельефы и металлические изделия и т. д. и т. д. и т. д.?
Тогда как ведь ему, как лицу живущему в Америке, легче было, чем мне в Европе, ознакомиться с искусством Мексики.
С Вами таких «оказий» никогда не случается. Не сомневаюсь не только в его добросовестности, но и в его доброжелательстве по отношению ко мне, только не понимаю, как это он так «смазал».
Г) Насчет «объяснений» Якобсона с Вами о Триоле — тоже много можно было бы сказать. Один из примеров «хорошего» перевода Арагоном Пушкина я привел в статье. При необходимости могу привести еще. Только первая строфа «Евгения Онегина» ему действительно блестяще удалась. Но и только. Что же касается переводов остальных (двоих я пощадил больше по личным соображениям) — то это просто «курам на смех». Примеров можно привести сколько угодно.
