— В Кремль? — Сказать, что я удивился — это ничего не сказать. Бывать в самом сердце столицы, да и всей Родины, мне как-то еще не доводилось. — А зачем?
— Как зачем? — Повернулся ко мне полковник Легион. — Ты что же, с товарищем Сталиным не мечтаешь познакомиться?
— Да ладно тебе, Анастасий, не смущай юношу раньше времени! — высказал полковнику Александр Дмитриевич, который сейчас был Петром Петровичем. — Насчет товарища Сталина обещать не буду, а вот с товарищем Берией однозначно придется познакомиться.
— Товарищ Берия? А это кто? — Пропавшая после болезни память молчала. И названное мне имя, в отличие от имени товарища Сталина, я вспомнить не мог.
— Серьезно не помнишь? — Вновь обернулся ко мне Агастасий Гасанович. — Как же так? Берия, Лаврентий Павлович? Ну?
— Не помню… — Я на секунду завис, пытаясь вызвать из памяти хоть какие-то ассоциации. Но, ничего — глухо, как в танке. — Нет, — наконец с уверенностью произнес я, — совсем ничего.
— Интересное кино! — вновь ненатурально хохотнул полковник Легион. — Товарища Сталина, значит, помнишь, а товарища Берию — нет?
— Так это же — товарищ Сталин! — Я пожал плечами. — А этот ваш Берия — кто? — вновь повторил я свой вопрос.
— Действительно, кто? — усмехнулся полковник. — Всего-лишь Генеральный комиссар государственной безопасности, нарком внутренних дел, зампред Совета министров, Маршал Советского Союза… Ну, и еще там по мелочи всякого наберется…
Глава 14
Я удивленно качнул головой, но никаких ассоциаций имя Генерального наркома госбезопасности у меня не вызывало. Даже чужая память молчала, не желая вновь раскрывать свои тайны. Может, оно и к лучшему? Устал я уже от таких вот нежданчиков.
— И что, все это один и тот же человек? — произнес я, так и не «воскресив» в памяти этот образ. — Ну, этот ваш товарищ Берия? Жаль, что не помню, — пожал я плечами, — достойный, должно быть, и интересный человек.
— Вот ты, Мамонт, точно интересный человек, — произнес полковник, продолжая пристально меня изучать.
От его немигающего взгляда у меня даже мурашки по всему телу побежали. Хоть, Легион и не предпринимал против меня никаких агрессивных действий, от него веяло какой-то опасностью, что ли… А еще могильным холодом и смертью… словно в распахнутое свежее погребение заглянул…
В общем, какой-то потусторонней жутью от него несло, что озноб бежал до самых кончиков пальцев. И, вместе с тем, я отчетливо понимал, что мне его бояться не следует. Словно мы с ним одной веревочкой связаны… Вот, только бы знать, какой?
Но, что он мне не враг — это однозначно. И не друг — тоже. Он — нечто большее… Словно, чуть подзабытая, разделенная полями, лесами и километрами, подзабытая «за давностью», но очень близкая «родня»… Как такое может быть, и с чем все это связано — а хрен его знает? Может, нахлынет на меня в очередной раз «откровение» чужой памяти, и все прояснится само собой. А пока и не буду даже голову над этим ломать.
А вот товарищ оснаб, что молчаливо рулил, не отрывая глаз от дороги, вызывал у меня абсолютно иные чувства — словно знакомы мы с ним давным-давно. Вот он, как раз, мне самый близкий друг и соратник, с которым мы вместе не один пуд соли без хлеба стрескали. И за него я пройду, не задумываясь ни на мгновение, сквозь огнь, воду, да и медные трубы в придачу! И не усомнившись, что он сделает для меня то же самое! Вот такие ощущения, ребятки… Как хочешь, Мамонт, так их и принимай.
— Товарищ оснаб… — когда автомобиль подъехал к повороту на частный сектор, окликнул я Головина.
— Слушаю, дружище, — мгновенно отозвался Александр Дмитриевич.
— А мы не можем заехать по дороге к Вячеславу Вячеславовичу? — попросил я. — Когда меня Потехин арестовал, у меня сестра у него оставалась. Узнать бы, как она? Да и весточку подать, что со мной все в порядке… Переживает, бедная…
— И, правда, не дело это — родного человека в неведении держать, — согласился Головин. — Только когда я у него был, никакой девушки не видел, — сообщил он, притормаживая перед поворотом.
— Ну, хотя бы спросим… — с надеждой произнес я. — Думаю, Вячеслав Вячеславович знает, что у нее на уме в тот момент было. Он же, как и вы — опытный Мозголом. От его «взгляда» ничего не укроется.
— Ладно, заедем. — Кивнул товарищ оснаб, сворачивая в знакомый проулок. — Может, действительно в курсе, что с ней.
Возле примечательного (но не для всех) особняка князь Головин остановил свой автомобиль и вылез из салона. Я поспешил последовать его примеру и тоже покинул новенькую «Победу».
«А ведь изначально её хотели назвать „Родина“, — вновь всплыло в моей голове неожиданное воспоминание. — Вернее существует такая версия, что когда Сталину показали готовый предсерийный образец, тот спросил: „И почём, товарищи“ мы будем Родину продавать?»
— Ерунда все это! — неожиданно вслух заявил Александр Дмитриевич.
— Вы это о чем, товарищ оснаб? — не понял я поначалу.
— О «Родине», — добродушно усмехнулся Головин. — Простите, Мамонт, что я нечаянно «подслушал» ваши мысли, — виновато развел он руками. — Но вы слишком явно их «транслировали» в Ментальном диапазоне. — Что же касается «Родины», то на самом деле это не так — с самого начала проектирования будущего автомобиля, в него было заложено официальное название «Победа», в честь нашей скорой победы над Вековечным Рейхом. А название «Родина» лишь предлагалось при обсуждении следующей модели, но Иосиф Виссарионович ничего такого не говорил… Постойте, но откуда вам вообще об этом известно?
— Давайте меня на «ты», товарищ оснаб, — предложил я Головину. — А то как-то неудобно мне ваши выканья выслушивать — ведь ни возрастом, ни званием я не вышел… Да и привык я на службе-то по-простому… — немного косноязычно попытался я объясниться.
— Не проблема, — согласился Александр Дмитриевич. — Так откуда? — Вновь вернулся он к интересующей теме.
— Так не знаю! — немного нервно произнес я. — Вон, и учитель ваш — Вячеслав Вячеславович, и то не смог разобраться. Хотя и пытался…
Из машины на улицу выбрался и полковник Легион.
— Я же предупреждал — поговорить нам с тобой надо, Александр Дмитриевич! Именно по этому вопросу поговорить… - не открывая рта произнес он, и я отчетливо это услышал. Голос полковника, прозвучавший в моей голове, был подобен шороху сухого песка, перекатываемого ветром.
— О чем поговорить? — К своему удивлению, мне довольно легко удалось использовать мысленную речь, словно я давно ей владел.
— О, как? — Качнул головой товарищ оснаб. — Ты быстро прогрессируешь, Мамонт!
— А я предупреждал! — Это вновь Легион.
— Еще бы он так быстро не прогрессировал, — вмешался в наш разговор еще один, но хорошо знакомый мне голос, — м оя школа! Чего так расшумелись, детки?
— Вячеслав Вячеславович! — обрадованно воскликнул я, узнав старика Райнгольда. — Как же я рад вас слышать!
— Сашенька, значит, свое слово сдержал, — отозвался старик, — что вытащит тебя из чекистских застенков?
— Обижаете, учитель! — В моей голове зазвучал голос товарища оснаба. — Когда это я свое слово нарушал?
— Ладно-ладно, — я просто почувствовал, как дедок довольно улыбается, — это я так, от скуки тебя по-стариковски подначиваю. Чего на пороге толкаетесь, словно не родные? Заходите быстрее, чайку попьем! Ибрагимка уже самовар раскочегарил! Только это, Сашенька, пусть твой ручной Упырь в машине посидит — ты же знаешь мое отношения к проклятым Некротам…
— Вячеслав Вячеславович, — откликнулся Головин, — полковник Легион — не простое Некросоздание… не обычный Ходячий…
— Ага, ты еще скажи, что твоя тухлая неведома зверушка людей не жрёт… — Весело рассмеялся старикан.
— К вашему сведению, уважаемый Вячеслав Вячеславлович — эта неведома зверушка людей не жрёт! — невозмутимо произнес Легион. — Я предпочитаю другую, более благородную пищу!
