– Какие будут соображения?
– Я тут проанализировал прежний материал по Яковлеву, – полковник задумчиво кивнул на пухлое «Дело» на столе. – Что тебе сказать, Василий Петрович?..
– Давай, полковник, не тяни!
– Сначала разрешите вопрос: судя по сообщениям нашего источника, Яковлев уже вполне может быть на нашей стороне – так?
– Не исключено.
– При этом никаких спецсообщений по поводу Крота от фронтовых Управлений «Смерша» мы пока не получали, а это значит…
– Сам знаю, что это может значить! – досадливо поморщился Громов. – Наш план «Заслон», скорее всего, не сработал, и Яковлев благополучно «просочился» через прифронтовую полосу.
Реплика подчиненного, по-видимому, задела генерала: он встал с кресла и в волнении начал «мерить» красную ковровую дорожку – от дверей к письменному столу и обратно.
– Примерно три часа назад, перед вылетом из Москвы, я имел беседу с генерал-полковником Абакумовым. Представь себе, он высказал ту же мысль: диверсант этот хренов, похоже, уже «у нас»! Да еще добавил парочку крепких выражений – как это он умеет! А попробуй-ка перехватить этого матерого волчару, если не известен ни точный способ заброски, ни маршрут – только приблизительное время перехода.
– Насчет перехода – тоже не факт. Немцы вполне могли выбросить его с парашютом где-нибудь в брянских лесах.
– От чего нам не легче! – чертыхнулся Громов.
Во время беседы офицеров никто не тревожил, даже телефоны были переключены на дежурного – так приказал Горобец: не каждый день его кабинет посещает помощник начальника Главного управления контрразведки! Лишь один раз сработал аппарат спецсвязи.
– Генерал Орлов, – прошептал Горобец, передавая трубку. – Вас, Василий Петрович…
– Здравия желаю, Юрий Сергеевич, – отчеканил Громов. – Да. Так точно, прибыл самолетом час тому назад. К вам? Разумеется. До встречи!
Генерал бережно опустил трубку на рычаги и некоторое время молчал, словно что-то обдумывая.
– План оперативно-розыскных мероприятий по Яковлеву у тебя готов? – обратился он к подчиненному.
– Готов, товарищ генерал! Как получили шифровку, трудились почти всю ночь – с привлечением лучших оперативников отдела.
– Прекрасно. В одиннадцать утра Орлов проводит расширенное совещание – там все подробно доложишь. А пока обсудим общие соображения. С чего думаешь начать розыск?
Горобец встал и, одернув китель, подошел к свисающей на стене крупномасштабной карте Смоленской области:
– Согласно полученной информации, ждать Яковлева надо в Москве или у нас – в Смоленской области. Конкретно: в областном центре или Энске.
– Наши аналитики проанализировали все передвижения и поездки профессора Зайцева за полгода до ареста, – вмешался Громов. – По показаниям его супруги, вернее, теперь уже вдовы, еще за два месяца до ареста та самая тетрадь была у них на квартире в Энске. Далее Зайцев выезжал в Москву, к брату, сюда в Смоленск – в служебную командировку в Главк. Потом его арестовали. Обыски у него на квартире, у брата в Москве и здесь, где он останавливался у дальних родственников, – ничего не дали. Тетрадь исчезла.
– Тем не менее ее наиболее вероятное место нахождения: Москва, Смоленск или Энск?
– Логично. В столице поисками занимаются оперативник МВО. Ты, Юрий Иванович, по территориальной принадлежности возьмешь на себя Смоленскую область – непосредственно Смоленск и Энск. Докладывай, что уже предпринято и собираешься предпринять в ближайшие сутки. Учти, в нашем распоряжении времени почти нет: не сегодня завтра Яковлев может появиться в одном из вышеназванных городов или их окрестностях.
– Товарищ генерал, – Горобец пригладил изрядно поредевшие волосы, – я убежден: наш единственный шанс заполучить тетрадь – это выйти на Яковлева! Обнаружим Яковлева, выйдем и на тайник.
– Тут ты, пожалуй, прав! Сам знаешь, как осуществляются подобные закладки: контейнер может быть закопан в парке под деревом, спрятан в лесу в старое дупло, засунут под половицу в каком-нибудь полуразрушенном доме – в общем, искать-не-переискать – даже если закладку осуществил такой дилетант, как Зайцев.
– Василий Петрович, а может, этот профессоришка никакой не дилетант? Не был ли он связан с немцами уже тогда, в 37-м?
– Исключено. Мы проверяли. В конце концов, ничто не мешало ему передать свои записи уже тогда, и абверу не пришлось бы посылать Крота сейчас – в феврале 45-го.
– Но зачем он вообще спрятал эту тетрадь?
– Ты помнишь, полковник, те ежовские времена. Зайцев же, по отзывам коллег, был фанатом физики. Эта тетрадь, возможно, была целью его жизни. Теперь представь: начались аресты, обыски – возможно, вот-вот придут и за ним. А как у нас порой проводят обыски, ты знаешь не хуже меня: какой-нибудь полуграмотный бывший вертухай втопчет тетрадочку в грязь немытыми сапожищами – а потом свезут и уничтожат с грудой другой «макулатуры».
– Пожалуй, ты прав, Василий Петрович.
– Однако, полковник, мы несколько отвлеклись. Ну, так как же ты собираешься выйти на Яковлева? Учти, он прекрасно меняет внешность, экипировку, наверняка имеет превосходные фиктивные документы.
– Есть у меня, товарищ генерал, одна мыслишка…
– Свои мыслишки выскажешь позже. А пока вот, почитай: то, что ты сейчас узнаешь, является важнейшей государственной тайной. Учти.
Генерал поставил на стол коричневый портфель из прекрасной хромированной кожи, достал из него бордовую папку с грифом «Совершенно секретно!» и молча протянул Горобцу.
По мере чтения, полковник все чаще кидал на генерала удивленные взгляды – тот же молча стоял у окна, с безучастным видом наблюдая какую-то уличную сценку.
Дочитав, Горобец снял очки и, вернув генералу папку, с напускным безразличием спросил:
– Абакумов в курсе?
– Зная характер генерал-полковника, уверен: он наверняка получил санкции самого Верховного.
Полковник неожиданно резко поднялся из-за письменного стола и, подойдя к шефу, эмоционально воскликнул:
– А о себе ты подумал?! В случае провала этой твоей сомнительной разработки отвечать придется не только погонами! И не Абакумову – тебе!! Фактически ты раскрыл перед Яковлевым нашего разведчика!
– Не забывай, что Крот у нас «на крючке», да еще каком! Убийство гаупштурмфюрера и латышских полицейских; помощь в побеге капитана Дубовцева – такое гестапо не прощает! И еще не забывай его восьмимесячного ребенка и престарелую мать!
– Да все я понимаю! Только не верю всей этой «перекрестившейся» сволочи!
– Придется поверить. Выхода у нас нет. На, читай! Получили от нашего агента из Берлина. Срочная радиограмма от полковника абвера под агентурной кличкой «Фишер»:
«Из достоверных источников стало известно, что группа немецких ученых под руководством профессора Гейзенберга приступила к окончательной сборке критического ядерного реактора под кодовым названием В-VIII. Точное место реактора установить не удалось.
Фишер».
– Тот же Фишер сообщает, – продолжал Громов, – что для окончательного ввода в строй VIII серии Гейзенбергу не хватает каких-то расчетов из тетради профессора Зайцева.
– Так это что же получается: Гитлер на пороге создания атомной бомбы?!
– Верно понимаешь, полковник! Поэтому тетрадь должна быть в наших руках любой ценой! Любой! В наших – но не у немцев, – иначе последствия могут быть непредсказуемы!
– Да что ты меня агитируешь, словно гимназистку! Сам все понимаю!
В это время в очередной раз зазвонил телефон. На этот раз трубку взял сам Громов. Разговор продолжался минут пятнадцать, после чего генерал устало опустился в кресло.
– Ну вот, чего и следовало ожидать… Звонил по «ВЧ» сам Абакумов. Если в течение двух суток тетрадь не будет найдена, объявят «чрезвычайный розыск» – со всеми вытекающими последствиями. В первую очередь для нас. Меня назначили руководителем группы поиска – тебя моим заместителем.
В кабинете повисла тревожная тишина. Первым ее нарушил Горобец:
– Ты говорил, что сообщил через Дубовцева свой телефон. Как думаешь, позвонит?
– Яковлев-то? А черт его знает! По крайней мере, мы не можем пассивно сидеть и ждать: позвонит – не позвонит! Через час нам к генералу Орлову. Так о каком запасном варианте ты собирался мне доложить?
Глава 5 Путь в Смоленск (Яковлев Александр Николаевич)
22–26 февраля 1945 г.,
м. Зоммерфельд – Смоленск
1
– Просыпайся, милок: тут к тебе начальство медицинское пожаловало!
Еще не открывая глаз, я почувствовал легкое постукивание железнодорожных колес и характерное покачивание идущего на малой скорости вагона. Нетрудно было догадаться, что я находился в поезде. Вот только в каком? Куда я ехал и как вообще здесь оказался?
Сделав вид, что все еще нахожусь без сознания, я мучительно застонал: прежде чем «приходить в себя», надо было обязательно вспомнить события последних дней («или часов – черт его знает!»).
