Так вот, когда капитан Морган взял Пуэрто-Белло, губернатора Панамы изумило и восхитило, что шайка разнузданных оборванцев, никогда в жизни не носивших королевских мундиров, сумела захватить такой город, и он отправил туда гонца с просьбой прислать ему хотя бы маленький образчик оружия, которое сделало возможным подобное. Капитан Морган отвел гонца в комнатушку, пощаженную отбушевавшим пожаром.
— Видел ли ты женщину, которую называют Красной Святой? — спросил он.
— Сам я ее не видел, нет, но я про нее слышал. Молодые люди в своих молитвах ставят выше нее лишь Пресвятую Деву. Говорят, она прекрасна, как солнце.
— А как ее зовут, кроме Санта Роха?
— Не знаю. Я только слышал, что она прекрасна, как солнце. В Панаме говорят, что она из Кордовы и жила в Париже. Говорят, она из знатного рода. Говорят, она скачет на могучих конях по лугу за высокой и густой живой изгородью и сидит в седле, как мужчина. Говорят, шпага у нее в руке, словно живая, и фехтует она искуснее любого мужчины. Но всем этим она занимается втайне, чтобы никто не мог подсмотреть такого преступления против женской скромности.
— Ну что же, — сказал капитан Морган, — если она и вправду красива, так к чему ей скромность? Женская скромность похожа на мушку, которую наклеивают на щеку, когда ждут гостей, — пленительное кокетство. Но я хотел бы посмотреть, как она ездит верхом) И больше ты про нее ничего не знаешь?
— Да только то, что болтают в тавернах, сударь, что она украла молитвы, которые прежде возносили святым и мученикам.
Капитан Морган, откинувшись на спинку кресла, погрузился в глубокую задумчивость, и гонец терпеливо ждал, чтобы он снова заговорил. Наконец Генри помотал головой, словно стряхивая паутину мыслей, вытащил из-за пояса пистолет и протянул гонцу.
— Отвези его дону Хуану Пересу де Гусману и скажи, что вот таким оружием мы пользовались, повергая в прах Пуэрто-Белло. Но у меня есть и Другое оружие — доблестные сердца тех, кем я командую. Их я не стану посылать ему поодиночке, но всех разом. И скажи ему, чтобы он поберег пистолет ровно год, а тогда я сам явлюсь в Панаму, и он отдаст мне его из рук в руки. Ты понял?
— Да, сударь.
Но через несколько дней гонец вернулся с пистолетом и большим квадратным изумрудом, вделанным в кольцо.
— Мой господин просит вас принять этот камень в знак его уважения. Он просит вас не затрудняться и не посещать Панамы, иначе долг возьмет верх над восхищением и вынудит его повесить вас на первом же дереве.
— Прекрасные слова, — сказал капитан. — Прекрасные, мужественные слова. Я бы хотел познакомиться с доном Хуаном, хотя бы скрестив с ним шпагу. Уже давно никто не бросал мне вызова. А что нового узнал ты про Санта Роху?
— Только то, что говорят на улицах, сударь. Чтобы услужить вам, я старался расспрашивать побольше. Мне сказали, что из дома она всегда выходит под темным покрывалом, чтобы никто не мог увидеть ее лица. Некоторые думают, что она надевает его для того, чтобы повстречавшиеся ей бедняги не накладывали на себя руки от любви. Вот и все, что я сумел узнать. Прикажете еще что — нибудь передать от вас, сударь?
— Просто повтори, что я явлюсь в Золотую Чашу до истечения года.
III
Всю жизнь его воля уподоблялась железному флюгеру, который указывает лишь одно направление, но само оно меняется. Индии, море, богатая добыча, слава — все это, казалось, обернулось обманом. Словно то, к чему прикасались его пальцы, тут же увядало и съеживалось. И он был одинок. Подчиненные питали к нему уважение и благоговейный угрюмый страх. Они трепетали перед ним, но это уже перестало льстить его тщеславию.
И он подумал, не поискать ли среди них себе друга. Однако так долго он никого не допускал в крепость своей души, так долго пребывал в ней совсем один, что мысль эта ввергла его в непривычное, мальчишеское смущение. Да кто из них мог бы стать его другом? Ему припомнились их угрюмые взгляды, алчный блеск в их глазах, когда делилась добыча… Нет, он не чувствовал к ним ничего, кроме презрения.
И все — таки был среди них один — молодой француз по прозвищу Кер-де-Гри. Капитан Морган видел его в деле, когда он, как гибкий зверь, прыгал на вражескую палубу и его шпага вспыхивала то тут то там гибким язычком серебряного пламени. Тонкое узкое лезвие он предпочитал абордажной сабле. И в ответ на приказ этот юноша улыбался капитану Моргану. Да, в глазах у него было почтение, но ни тени страха, зависти или подозрения.
«Пожалуй, этот Кер-де-Гри мог бы стать моим другом, — размышлял Генри Морган. — Говорят, за ним тянется след разбитых сердец от Кубы до Сент-Кита, и почему-то из — за этого я его чуть побаиваюсь».
Капитан Морган послал за ним, а когда он пришел, не сразу нашелся, что ему сказать.
— А… Как твое здоровье, Кер-де-Гри?
Юношу ошеломило, что капитан питает к нему столь теплый интерес.
— Спасибо, сэр. Я здоров. Вы хотите мне что — нибудь приказать?
— Приказать? Да нет. Я… Мне просто захотелось с тобой поговорить. Вот и все.
— Поговорить со мной, сэр? Но о чем?
— Ну… Как там поживают малютки, которых ты, по слухам, бросаешь в каждом порту? — спросил капитан с вымученной шутливостью.
— Слухи добрее ко мне, сэр, чем судьба.
Генри Морган взял быка за рога.
— Вот что, Кер-де-Гри! Неужели тебе не приходит в голову, что мне, может быть, нужен друг? Неужели ты не можешь понять, что я одинок? Вспомни, как все мои подчиненные меня боятся! Они приходят ко мне за распоряжениями, а не просто посидеть и поболтать. Я знаю, что сам тому причиной. Прежде это было необходимо, потому что мне нужно было сперва добиться уважения, чтобы потом мне подчинялись беспрекословно. Но теперь я иногда был бы рад рассказать о своих мыслях, поговорить о чем — нибудь, кроме войны и добычи. Десять лет я рыскал по морям, как волк, и у меня нигде нет ни единого друга… И я хочу сделать тебя моим другом, во — первых, потому, что ты мне нравишься, а во — вторых, потому, что у тебя нет ничего, на что я, по твоему мнению, мог бы позариться. И потому ты можешь относиться ко мне по дружески, без всякого страха. Даже странно, до чего подозрительно смотрят на меня люди, находящиеся под моей командой. После каждого плавания я строго во всем отчитываюсь, но стоит мне заговорить с ними дружески, и они головой будут об стенку биться, стремясь разгадать, что такое я замыслил. А ты будешь моим другом, Кер-де-Гри?
— Конечно, буду, мой капитан, и знай я, какие у вас мысли, так давно бы уже им стал. Чем я могу служить вам, сэр?
— Ну, просто иногда приходи поболтать со мной и немножко доверяй мне. У меня ведь только одна причина — мое одиночество… Но ты говоришь и держишься, как человек благородного происхождения, Кер-де-Гри! Могу я спросить, из какой ты семьи? Или, как многие и многие в здешних морях, ты кутаешься в свое прозвище, точно в плащ?
