мещан г. Шадринска и Далматова разных сборов 1873 года». Начато это дело 2 ноября 1872 года и окончено 14 февраля 1873 года. В деле том — «Список имуществам, обложенным губернским земством сбором на земские повинности».
На обороте листа десятого этого списка читаем:
«По Тюфяевской улице (так прежде называлась современная Советская. — В. Б.) № 248. Наследников мещанина Павла Иванова, сыновей его Евграфа, Сергея и Петра. Ценность 200 р. Сумма сбора 22 р.».
Итак, если художник — Иван, его отец — Дмитрий, а дед — Евграф, то прадед — Павел, шадринский мещанин. Значит, Ивановы, действительно, коренные жители Шадринска и все недвижимое имущество их в 1873 году оценивалось всего в 200 рублей.
Плотники Ивановы обслуживали не только город Шадринск, но и выезжали для работы далеко за его пределы. Так, в 1887 году Дмитрий Евграфович работал в Такташинском лесничестве, теперь Мишкинского района Курганской области. Здесь-то и родился будущий скульптор, вдали от Шадринска, чуть не в ста километрах.
В прежнее время, коли родился человек, его надо было окрестить у попа в церкви. Это было или в селе Островном, как ближайшем, или в Мишкине, где церкви тогда имелись. Впрочем, я вспомнил, что в Мишкине церковь могла быть построенной лишь во время работ по прокладке великого Сибирского железнодорожного пути, что было в 1891—1895 годах. Так что всего скорее крестили Ваню в церкви села Островного, там и записали в метрические книги.
То ли вперед ехали, то ли обратно, а ехали в злую пургу, дорогу не видать; седоки из саней то и дело вываливались на ухабистую или перезанесенную снегом дорогу. Однажды таким образом вывалился и спеленатый ребенок. Старая бабка-повитуха спохватилась, что парня в санях нет.
— Тпру! Стой, — парня-то ведь нет, вывалился!..
Пошли искать и нашли.
Впоследствии Иван Дмитриевич передавал мне, что, когда он познакомился с А. М. Горьким, рассказал ему со слов своих родных об этом случае, писатель поместил в каком-то тонком журнале первых лет революции очерк о Шадре и там — о «потере» новорожденного.
Семи-восьми лет Ваню отдали в приходское училище, а по окончании его определили в так называемое городское училище, соответствовавшее 4—7 годам обучения нашего времени; не преподавали только древних и новых языков.
В городском училище преподавалась графика и, несомненно, уже тогда было подмечено стремление мальчика стать художником. Надо думать, что в будущей судьбе его приняли большое участие учителя городского училища, которые стали хлопотать о стипендии ему для обучения в Екатеринбургской художественно-промышленной школе. В этой же школе учился одновременно с Иваном Дмитриевичем бывший мой соученик по первому классу Пермской духовной семинарии, а в начале 1920-х годов и сослуживец, художник и поэт Анатолий Федорович Гнедин. Он время от времени вспоминал о «Ваньке Иванове» и называл его чудаком.
В июне 1946 года мне пришлось встретиться в г. Первоуральске Свердловской области с соучеником Шадра, художником Александром Федоровичем Волковым (род. в г. Березовском, под Свердловском, в 1889 г.). Он очень тепло отзывался о Шадре и, прежде всего, как о защитнике младших учеников. Шадр был детиной довольно высокого роста. И можно представить себе, как, собрав вокруг себя четыре-пяток младших учеников, кое-кого обнимает, шагает по коридорам школы и всем «задавалкам» многозначительно дает понять, что малышей обижать нельзя.
Наступил бурный Пятый год. Ученики художественной школы не остались в стороне, и ее по политическим мотивам закрыли. Нашему земляку пришлось некоторое время скитаться в поисках и работы и возможности продолжать художественное образование. Тогда-то он добрался до Питера, познакомился с великим русским художником И. Е. Репиным, и тот написал в Шадринскую городскую управу веское письмо, убеждая отцов города дать Шадру средства для поездки за границу. И те согласились помочь земляку. Это было в 1910—1912 гг.
Вернувшись на родину, Иванов ищет себе заработка, (но это удается с большим трудом. Таланту художника пришлось развернуться в полную силу только при советской власти. В самые первые годы ее он знакомится с А. М. Горьким и дружит с ним потом всю жизнь. Недаром мечтой художника было создать памятник писателю в Москве. К сожалению, в полной мере осуществить это при своей жизни он не смог — открытый 10 июня 1951 года памятник против Белорусского вокзала в Москве был доработан уже друзьями скульптора, хотя основа работы остается шадровской.
О жизни и творчестве И. Д. Шадра написано уже много. Можно, например, прочесть книгу Ю. Колпинского «Иван Дмитриевич Шадр» (Москва, 1954, издательство «Искусство») или очерк К. Н. Донских в четвертом сборнике «На земле Курганской». Если кто пожелает помимо Москвы и других городов познакомиться с произведениями Шадра в натуре, а не по книгам, тот может посетить краеведческий музей в Шадринске, где поставлено целью сосредоточить отливки «транспортабельных» произведений скульптора-земляка; теперь то и дело музей получает все новые и новые экспонаты. Еще при жизни Иван Дмитриевич говорил, что ему хочется за свой счет отлить в гипсе все эти произведения, чтобы только город Шадринск взял на себя расходы по перевозке.
* * *
Хочу поделиться воспоминаниями о своем земляке. Встреч у нас с И. Д. Шадром было достаточно, так что есть что вспомнить.
Если теперь в каждой области имеются десятки газет, то прежде на огромный Шадринский уезд, равный трети, например, Курганской области, до августа 1913 года не было ни одной газеты, поэтому, что делалось в уездном центре, Шадринске, жители сел ничего не знали. Вот почему о существовании художника-земляка я узнал лишь осенью 1912 или 1913 года, да и то в… Москве.
Окончив к тому времени Казанский ветеринарный институт, я поступил учиться в Московский археологический. В перерывы между лекциями я нередко видел ходившего по коридорам института рослого детину с высоко поднятой головой, с насмешливой улыбкой. Совершенно случайно мы узнали, что один из нас — житель Шадринска, а другой — житель села Першино Шадринского уезда. Оказалось, у моего земляка фамилия Иванов. Он скульптор, и одна из его скульптур, фигура льва, находится на воротах какого-то богатого московского дома.
Почетным гостем археологического института была княгиня М. К. Тенишева, из Смоленска. Она была известной собирательницей произведений народного изобразительного искусства и создательницей интересного музея в Смоленске. Музей этот Тенишева подарила Московскому археологическому институту, и последний основал при нем свое отделение.
Чем «провинилась» эта княгиня перед Ивановым, я не знаю, хотя подозреваю, что он обращался к ней, как к меценатке, за материальной помощью и получил отказ. А, может быть, пролетарий, сын плотника, просто не переносил княжеского духа, так оказать, из-за классовой неприязни…
Как-то однажды я увидел, что Иванов, вылепив небольшую карикатурную фигурку Тенишевой, приклеил фигурку на большой палец руки, протянул вперед, ходил но институтскому коридору и приговаривал:
