Новое знакомство мы отметили с Васьком бутылкой белой риохи, купленной в супермаркете и распитой на муниципальном пляже. Там же нас настиг звонок от Костюни и Белочки. Они исколесили всю Пальму, покатались на небольшом катере и теперь завалились в отель без задних ног.
— Парни, давайте к нам. Только затарьтесь как следует, чтоб на всю ночь хватило, а то мы уже гуляем, — не совсем трезво проорал в трубку Костюня. — Белочка, что ты будешь? Шампанское? Какое? Слышите, дама хочет шампанского и ананасы. Не мелочитесь, берите ящик, сегодня я плачу за все.
— Костик, ты точно уверен? — осторожно выдохнул в трубку я, представляя, какой эффект от этой липкой дряни в смеси с коньяком, который обычно пил друг, может последовать.
Газированную шипучку после определенных событий в моей жизни я просто на дух не переносил, в том числе за счет эффекта, который она всегда оказывала, если переборщить. Казалось бы, легонький напиток сначала приятно кружил голову и не вызывал тяжелого опьянения, но потом при больших дозах тело становилось совершенно неуправляемым, а воспоминания на утро всегда приходилось восстанавливать с трудом. В смеси же с коньяком последствия вообще могли быть катастрофическими.
Понимал я прекрасно и то, к чему подводит Костюня. Не зря же мы сняли две отдельные комнаты с огромными сдвинутыми кроватями в каждой. И по всем законам логики эту ночь мне предстояло, судя по всему, дружески провести с доном Бэзилом, выставив в качестве разграничительной черты между постелями одеяло.
— Славка, да расслабься ты. Последние дни отпуска остались. Гуляем, все ответственность беру на себя, — заверил меня Костик, — все будет хорошо.
— Точнее, походу, у кого-то все будет, — хихикнул я под укоризненный взгляд Васька, теперь уже заволновавшегося за сестренку и пытающегося отобрать у меня трубку. — А завтра утром дон Бэзил тебя собственноручно кастрирует.
— Слава! Я тебя сейчас убью!
…Гудели мы хорошо и основательно почти до четырех утра. Переиграли и во все взрослые игры типа дурака на раздевание, в котором Белла всех нас сделала и оставила в исподнем в прямом смысле этого слова. Было и ночное купание, и возвращение в номера обнимающейся вчетвером толпой. Белочка, Васютка и Костик еще засиделись на балконе, когда я ушел спать к себе в комнату.
Точнее, я бы сказал, уполз на хороших рогах и обвалился замертво в кровать, лишь откинув сандалии. Состояние было смурное, я то бодрствовал, то проваливался в глубокий сон и чувствовал, как меня безбожно мутит до вертолетов. В один из таких моментов, когда я пытался избавиться от приступов тошноты и вертящейся в глазах комнаты, в номер вернулся Васютка. Его тоже шатало из стороны в сторону, и он налетал на предметы.
— Не топочи как слон, Вась. Быстро спать, — рявкнул я, пытаясь добраться до туалета и избавиться от содержимого желудка, а за стенкой из комнаты Костюни летели жаркие и характерные стоны, в природе происхождения которых у меня сомнения не было. Через какое-то время мне, наконец, полегчало и я провалился уже в спокойный сон до утра.
А проснулся я в полдень от того, что мой локоть упирался в грудь… Мягкую женскую грудь. Осторожно, стараясь не совершать резких движений, я сел на постели. Растворил в стакане воды заготовленный с вечера аспирин, выпил залпом, покурил и только тогда решил рассмотреть, кто же ночевал рядом со мной.
Раздевшаяся до майки и кружевных трусиков Белла спала спокойно и безмятежно, как ребенок, подсунув под голову мои джинсы и уткнувшись в них носом. Я попытался аккуратно забрать их, чтобы не разгуливать и дальше в труселях по номеру, и в этот момент Белочка ненадолго проснулась. Видимо, она тоже здорово приложилась к шампанскому.
— Привет. А где Вася? — деликатно кашлянул я, холодея про себя.
— Там, — сонно пробормотала Белочка, отрубаясь дальше. — Черт, я еще посплю. Голова раскалывается.
В то, что со мной все это происходит наяву, я не мог поверить до последнего момента. Точнее, до того, как аккуратно заглянул в комнату Костюни в распахнутую настежь дверь. И первым моим движением было рвануть из отеля куда подальше, потому что абсолютно голые Костик и Васек мертвецки дрыхли, похрапывая в одной койке, а на полу перед ней валялись те самые использованные презервативы.
Сказать, что у меня начался приступ паники, значит, не сказать ничего. На носках, стараясь не скрипеть, я добрался до этих чертовых сдвинутых кроватей и с ужасом обнаружил на лицо все очевидные свидетельства грехопадения Костюни и дона Бэзила. Белье оказалось смято и всклокочено, как и всегда бывает при хорошем сексе, а в затхлом и зашедшемся воздухе прямо пахло спермой. И, судя по счастливым выражениям на мордах обоих, заснули они вполне удовлетворенными друг другом, чего явно нельзя было сказать о предстоящем пробуждении.
Хуже всего было и то, что член Васютки, щедро декорированный пирсингом ближе к месту этого самого грехопадения (чего я не заметил тогда при его купании у нас) вот-вот был готов на повторение подвигов. А развалившийся на две койки Костик совершенно бесстыдно держал на доне Бэзиле ногу.
Аккуратно, но сильно я потряс Васютку за плечо, что никакого эффекта не возымело, а потом со всей дури залепил ладонью по срамному месту. Васек ахнул, просыпаясь и заляпывая меня своим семенем. Минуты две мы смотрели друг на друга молча. Также молча я собрал презервативы с пола, кивнул Ваську двигать на выход и сам потрусил следом.
А в моем номере уже возилась проснувшаяся окончательно Белочка. Явление обнаженного братца в купе со мной произвело на нее неизгладимое впечатление. Все, что она смогла выдавить, было:
— Вася, зачем ты прокол себе член?
— Не знаю, — вяло отозвался под моим суровым взглядом дон Бэзил. У меня тоже имелся к нему вопрос этого порядка, но немного другого содержания. И Васятка его угадал с полунамека. — Славка, правда, я не понимаю, как в итоге так вышло.
— Это ты-то не понимаешь! — взвыли мы опять синхронно с Беллой. — Вась, да ты совсем мозгами отъехал, Костя же убьет теперь всех нас.
— И ты, я надеюсь, хотя бы в пассе был? — очнулся я.
— Честное слово, не помню я ничего. Все так быстро произошло. Он сначала с Беллой целовался. А потом со мной. А потом снова с Белочкой, — проскулил затравленно дон Бэзил, — а может он это? Тоже ничего не вспомнит?