— Марина, — говорил Белов, а Бондарев серьезно хмурил брови и рылся в лежащей на коленях папке с бумагами. — Дело очень серьезное, и мы надеемся на вашу помощь.
— Ну-у-у что-о-о, — простонала Марина.
— Скажите, пожалуйста, когда вы учились в школе...
— Чего? — Она открыла сначала один глаз, потом второй.
— Когда вы учились в школе, в третьем или четвертом классе..
— Вот тогда я точно никаких правонарушений не совершала! — тихо засмеялась она. — Наверное... Ну пирожок из буфета стащила. Ну два...
— Речь не о вас. Точнее, о вас, но не о ваших преступлениях.
— Давайте конкретнее! — влез в разговор муж. — Что вы в самом деле вокруг да около! Мы только с дороги, устали как собаки...
— Конкретнее... — задумался Алексей.
— Марина, вас никто не пытался зарезать в январе девяносто второго года? — спросил Бондарев, что-то рисуя на уголке листа бумаги. — Нет? А бабушку вашу?
Девушка окончательно проснулась и теперь смотрела на Бондарева, пытаясь понять, то ли это несмешная шутка, то ли... По лицу Бондарева она так ничего и не прочитана, потом посмотрела на лицо Белова, тоже ничего там не увидела и, столкнувшись с ошарашенным взглядом мужа, велела ему сварить кофе.
— Это что, шутка? — спросила она, поправляя стянутые в узел на затылке волосы.
— А что тут смешного? — отозвался Бондарев.
— Вот именно, что ничего смешного.
— Так что? Девяносто второй год... Зима, вы приходите домой из школы вместе с бабушкой, дома вас поджидает незнакомый мужчина. С ножом. Было такое?
— Вообще-то, меня никогда из школы бабушка не забирала, — сообщила Марина, потирая виски.
— Уверены?
— Да точно.
— Вы так хорошо помните третий класс?
— Если бы меня хотели зарезать — я бы запомнила.
— Я про бабушку.
— Меня всегда старшая сестра забирала. Она на два года старше, мы в одной школе учились. Я ее ждала, и мы вместе шли домой. Никаких бабушек. Потому что одна бабушка в Красноярске жила, другая — в деревне, в области.
— А жили вы в девяносто втором году...
— На Текстильщиков.
— Это частный сектор?
— Нет, хрущевка.
Бондарев посмотрел на Алексея и захлопнул свою папку.
— Тогда больше вопросов не имеем. Спасибо за помощь.
— Пожалуйста, — растерянно проговорила Марина. — Только я же ничем не помогла...
«Вот именно», — подумал Бондарев.
— Странная какая-то история, — бубнила она им в спину. — Я в каком-то кино такое видела...
— Это не из кино, — назидательно проговорил Бондарев. — Это жизнь. К сожалению.
— Да, да... Подождите.
— Что? — Бондарев остановился на пороге, едва не шагнув в поспешно распахнутую мужем Марины дверь. Алексей тоже кинулся назад из коридора и наткнулся на спину Бондарева.
— Может быть, кофе?
Муж тяжело вздохнул.
— Нет, спасибо, — сказал Бондарев. — У нас еще дела.
Он развернулся и подтолкнул Белова в сторону лифта, приговаривая:
— Шагай, шагай... Чудес не бывает. Опять мимо цели. У нас все-таки еще осталась одна Великанова под вопросом и три совсем неизвестные Великановы. Есть чем заняться...
— Я просто тоже видел кино...
— Поздравляю.
— ...Там тоже на одну девушку напали. Так у нее потом было что-то типа блокировки памяти. То есть она не помнила, что на нее напали. Загнала неприятное воспоминание куда-то в угол и...
— К нам это какое отношение имеет?
— Наша Великанова тоже могла блокировать себе...
— Могла. Но потому и надо расспрашивать про остальные детали — про бабушку, про дом... И тут ничего не совпадает. Ничего.
— Ничего, — нехотя согласился Алексей.
И тут со стороны квартиры Рахматуллиных раздалось:
— Подождите!
— Что это она? — вздрогнул Алексей.
— Пирожков тебе в дорогу несет, — съязвил Бондарев, ставя ногу между дверей лифта. — Раз уж мы на кофе не остаемся...
Но никаких пирожков в руках Марины не было.
2
— Знаете, — начала она говорить быстро и очень серьезно. — Я сразу-то не сообразила... Спросонья. Вчера весь день в машине, в дороге. Голова чугунная...
Бондарев понимающе кивал, не убирая ногу из лифта.
— Вы мне эту историю рассказали — девочка, бабушка, мужчина с ножом...
Бондарев кивал.
— Я думаю — что-то знакомое. Слышала эту историю где-то. Или видела. Я подумала сначала — в кино видела. В сериале каком-то... А потом поняла — это не кино. Это на самом деле было.
Бондарев подумал и убрал ногу. Дверцы лифта захлопнулись, и кабина с шумом пошла вниз.
— На самом деле? — переспросил он.
— На самом деле. Только не со мной.
— Не с вами? А с кем?
— С Настей Мироненко. Мы с ней в одном классе учились.
Бондарев нахмурился.
— Что за Настя? И что именно с ней случилось?
— Моя одноклассница, Настя Мироненко. Она мне ничего про это не рассказывала, но вот моя мама тогда, давно, говорила, что у Насти убили бабушку. Она привела Настю из школы, а дома их подстерегал какой-то мужик с ножом. И он убил Настину бабушку. А сама Настя сумела убежать... Или еще как-то спаслась, точно не помню.
— Когда это было? Примерно?
— Я не знаю... Давно. Может, в девяносто втором году, как вы и сказали. Во всяком случае, когда мне мама эту историю рассказала, мне уже лет пятнадцать было. Примерно.
— Примерно, — повторил Бондарев. — Ладно. А что, сама Настя вам никогда ничего об этом не рассказывала?
— Она не рассказывала, а мама мне запретила расспрашивать. Потому что... Ну, сами понимаете.
— Понимаю, — сказал Бондарев. Он посмотрел на Белова, тот выглядел растерянным, и Бондарев знал, что и сам, наверное, выглядит точно так же. Он не был готов к такому повороту событий и не знал, что делать со всей этой историей. Настя Мироненко... Какой смысл был Малику врать в одном и рассказывать абсолютную правду во всем остальном? Или он просто перепутал фамилии? Но это же надо постараться так перепутать, чтобы вместо одной девочки назвать фамилию другой, абсолютно реальной девочки, более того, одноклассницы первой! Что, Малик заглядывал в классный журнал и специально запоминал фамилию, чтобы много лет спустя впарить «липу» Бондареву?
Или это все же совершенно другая история, похожая в своей трагичности, но другая?
Пока Бондарев думал, Алексей спросил самое простое, что пришло ему в голову:
— А где сейчас эта Настя?
Марина пожала плечами.
— Что это значит? — встрепенулся Бондарев.
— Ну... Я не знаю, где она. После того, как мы закончили школу, я ее не видела.
— Но она в городе?
— Вряд ли.
— А ее родители в городе?
— Отчим — да, в городе. Настина мама...
— Что?
— Ее убили. И после этого Настя пропала.
3
Это было жутко, неправильно и негуманно, но, когда Марина негромко, будто опасаясь этого слова, произнесла «убили», Бондарев испытал животный восторг каждой клеткой своего тела.
Потому что с этим словом и с этим моментом он понял: «Это оно!»
Это было то, что они искали. Пока еще оставалось непонятным, что именно кроется за новым именем, за Настей, но это был очевидный и правильный след, все еще горячий даже по прошествии стольких лет.
Но самое удивительное и самое страшное было в том, что Малик не солгал в сути своего рассказа.
И судя по последним словам Марины, этот рассказ имел зловещее продолжение, развернувшееся уже без участия Малика.
«Ее убили. И после этого Настя пропала».
Эта фраза много чего означала, но главным было вот что — Химик не оставил Волчанск без внимания. После девяносто второго года он продолжал присматривать за интересовавшей его девочкой.
А потом вмешался снова.
Чем это закончилось для ее матери — Бондарев и Белов знали. Чем это закончилось для Насти Мироненко, можно было только догадываться.
И у Бондарева были на этот счет самые плохие предчувствия.
Глава 18
Нежданная блондинка
1
Позже Мезенцев несколько раз видел телевизионные репортажи о том дне и всякий раз поражался, насколько неправильное впечатление создавалось от этих съемок. Смысл телевизионных скороговорок сводился к тому, что в отеле возникла некая чрезвычайная ситуация, но быстро прибывшие пожарные, медики и бригада МЧС исправили положение дел. И тут же на экране возникали машины «Скорой помощи», стоящие в ряд; носилки с людьми просто летали по воздуху; все были на своих местах, и все они замечательно-скромно и в то же время героически делали свое дело. Есть жертвы, да, к сожалению, но как же без них. А теперь следующая новость.
На самом же деле все было иначе. Когда Мезенцев спустился вниз, то не увидел ни врачей, ни пожарных, ни МЧС, ни милиции. Холл ничуть не походил на то место, откуда Мезенцев примерно полчаса назад поднялся на лифте. Он более не был частью респектабельного отеля, он был центром хаоса — битое стекло, перевернутые прилавки, слетевшие с бегущих ног шлепанцы, брошенные в панике сумки... И он был совершенно пуст, по крайней мере, на первый взгляд. Потом Мезенцев увидел труп. Потом еще один. Потом на середину холла откуда-то выбежала босая растрепанная женщина, держащая на весу окровавленную руку. Она кричала и звала на помощь, но никто не отозвался. Никто не понимал, что происходит, откуда исходит опасность и где можно от нее укрыться.
