— Адресное бюро не потребуется, потому что я спросил адрес Мироненко у Марины Великановой. Они же одноклассницы.
— Когда это ты успел? — проворчал Бондарев.
— Пока вы стояли возле лифта с таким выражением лица...
— С каким?
— Как будто в лотерею выиграли.
— Примерно так оно и есть... Ну что? — Бондарев изучающе посмотрел на листок с адресом. — Давай-ка съездим, пообщаемся...
— А как же выводы номер один и два? Свалить из гостиницы и замочить психа?
— Я не говорил — замочить. Надо его как-то успокоить. Хорошо и надолго. Но это позже. Когда стемнеет.
2
Бондарев еще раз посмотрел в бумажку с адресом, потом перевел взгляд на изогнувшееся буквой "П" многоэтажное строение из грязно-голубых панелей.
— Ты знаешь, — сказал он Белову. — Это совсем не похоже на маленький деревянный домик.
— Так это ведь когда было... Они переехали.
— Это тебе Великанова сказала, или это ты высказываешь свое предположение?
— Это мое предположение, и мне кажется...
— Сейчас проверим твое предположение.
Маленький вонючий лифт с исписанными стенами со скрипом втащил их на седьмой этаж. Бондарев пробрался мимо детских колясок, деревянных ящиков и картонных коробок к нужной двери и позвонил. Выждал паузу и позвонил еще.
— Никого, — сказал Белов.
— Я заметил.
— Может, все на работе?
— Может, — сказал Бондарев и снова нажал на кнопку звонка. Потом для верности постучал кулаком — и дверь открылась.
Правда, не та, в которую стучал Бондарев, а соседняя. В дверном проеме сначала появилось пузо в потрепанном зеленом халате, а потом все остальные части тела. Мужчина стряхнул за порог пепел сигареты и поинтересовался:
— Че барабаните, орлы? Тут люди после ночной уснуть пытаются...
— Мироненко здесь живут?
Мужчина отрицательно покачал головой.
— Как не здесь?
— А вот так.
— А кто здесь живет?
— Не Мироненко, — выдал логичный ответ мужчина и не без усилий почесал колено.
— Ну а где-то здесь вообще живут Мироненко? Может, в соседней квартире, на соседнем этаже?
— Не-а.
Бондарев выразительно посмотрел на Алексея. Тот сделал успокаивающий жест и обратился к мужчине в зеленом халате:
— А вы сами здесь давно живете?
— Как дом заселили в девяносто четвертом году, так и живу.
— Тогда, наверное, знаете, про кого это написано.
Мужчина в халате и Бондарев оба вытянули шеи, разглядывая то место на коридорной стене, куда ткнул пальцем Белов.
— "Нас-тя плюс Ди-ма..." — по складам прочитал мужчина. — Ну и что?
— Кто такие Настя и Дима?
— Черт его знает, кто такой Дима. Мало ли что всякие козлы на стенках пишут... А Настя... — он на миг задумался, а потом с выражением внезапного просветления посмотрел на Белова с Бондаревым. — А! Это же Настя... Вот из этой квартиры Настя...
— Слава богу, — выдохнул Белов.
— Только у них не Мироненко фамилия. У них Афанасьевы фамилия.
— Опять двадцать пять!
— Стоп, — теперь вперед выступил Бондарев. — А у нее отец случайно не в милиции работает?
— Работает, — подтвердил сосед.
— А он ей случайно не отчим?
Вопрос поставил соседа в тупик. Он сосредоточенно затянулся, не менее сосредоточенно выдохнул дым и помотал головой:
— Не, точно не знаю, а врать не буду.
— Отец в милиции работает, а мать?
— А матери у них нет. Умерла мать, Светланой ее звали. Убили ее года три назад. Вот на этой самой лестнице, двумя этажами ниже. Какие-то сволочи, — с чувством сказал сосед. — Мужу, наверное, мстили...
— Ясно, — сказал Бондарев. — Все ясно, кроме одного: Настю давно видели в последний раз?
Сосед снова погрузился в раздумья, сопровождаемые сигаретным дымом, а потом, как бы сам себе удивляясь, произнес:
— Давно... В этом году, наверное, и не видел. Может, уехала куда?
— Спасибо за информацию, — Бондарев развернулся в сторону лифта: — И всего хорошего...
— Пожалуйста, — сказал сосед и вдруг спохватился: — А вы вообще-то кто? И откуда?
— Хороший вопрос, — сказал Алексей, проходя в лифт.
— Хороший, но запоздалый, — сказал Бондарев и нажал на кнопку первого этажа.
3
В начале пятого Алексей застегнул последнюю «молнию» на дорожной сумке Бондарева, еще раз осмотрел номер, заглянул в ящики стола и в ванную комнату, чтобы убедиться — ничего не забыто. Процедуру переезда из гостиницы Бондарев поручил Алексею, а сам поехал в милицейский архив, ковать железо, как он выразился. После утреннего разговора с Мариной Великановой из Бондарева не уходило ощущение горячего следа, и он спешил использовать это ощущение как топливо для собственных мозговых клеток.
У Алексея было немного иное ощущение — теперь он не верил в быстрое окончание дела. Оно вытягивалось вверх и вширь, в пространстве и во времени. И как бы ни был горяч с виду след, он мог быть всего лишь первым знаком на дороге из тысячи подобных знаков.
Поэтому делового энтузиазма у Алексея сейчас было немного. Его энтузиазм имел другое направление.
Он сел на кровать, снял трубку телефона, посмотрел на привинченную памятку: «Выход на междугороднюю связь»...
Если писем писать нельзя, тогда придется позвонить Карине. О звонке Бондарев не узнает, потому что расплачиваться за номер будет он, Алексей.
Белов некоторое время сидел и слушал долгие гудки в трубке, а потом положил ее на рычаг. Конечно же, никакого вреда от этого звонка не будет, просто спрошу, как дела и все такое... Алексей вдруг понял, что простого вопроса «как дела?» ему будет мало. Он понял, что ему хочется долгого, обстоятельного разговора, когда Карина бы рассказала все про себя, а он рассказал бы ей все или почти все, или... Нет. Получалось, что рассказать он ей не может ничего. Или же надо заранее сочинить сто килотонн вранья, а уже потом обрушить их на Карину. Обычные же «как дела?» не имели смысла и не могли насытить потребность Алексея выговориться.
Алексей повесил на плечо бондаревскую сумку, а в руку взял полиэтиленовый пакет, набитый листами из отдела народного образования. У двери номера он остановился, чтобы отпереть замок.
Вот тогда это и случилось.
Алексей затылком почувствовал движение воздуха — будто приоткрылась форточка или качнулась на петлях дверь.
А потом входная дверь неожиданно бросилась ему в лицо, а в номере стало фантастически быстро темнеть. Алексей прижался щекой к двери и сполз вниз, последними всплесками сознания фиксируя, как у него почему-то немеет шея и раскалывается на куски голова...
Потом звук и изображение выключились совсем. Через некоторое время тьма стала рассеиваться, и Алексей понял, что находится все в том же гостиничном номере Бондарева. Только все предметы в ней стали выше. Или сам Алексей стал ниже.
* * *
Человек, который смотрел на Алексея, тоже был очень высоким. Белову пришлось задрать подбородок, а это было больно, потому что вся голова была гудящим металлическим шаром.
— Эй, — сказал человек, и слова его мучительно-громким эхом отозвались в голове Алексея, будто она находилась внутри огромного чугунного колокола, в который именно сейчас стали звонить к обедне. — Эй... Хочешь жвачку?
Где-то Алексей уже это слышал. Но сейчас его ресурсы памяти были временно недоступны, и он мог лишь тупо смотреть снизу вверх на человека, который держал под мышкой пачку ксерокопированных листов, а через плечо на нем висела сумка Бондарева. Наверное, надо было сказать, что чужое брать нехорошо, но и это было сейчас не в силах Алексея.
— Не хочешь, как хочешь, — сказали сверху. — Твое дело. Сладенькое тебе не помешало бы сейчас. Сладенькое никому не помешает.
Сказав эти замечательные слова, человек протянул руку и сделал что-то, отчего дверь, подпиравшая спину Алексея, куда-то ушла, а потом вернулась и больно ударила его в позвоночник. Но Белов этого даже не заметил, потому что неожиданная и резкая боль вспыхнула вдруг в правой руке, затмив прочие неприятности.
Рука горела, но, что самое странное, Алексей никак не мог найти эту руку. Наконец он сообразил, что она почему-то находится где-то вверху, вытянутая в направлении потолка. Белов попробовал опустить ее, но немедленно получил новый взрыв боли.
Понемногу он приходил в себя, и, когда мысли в разбитой голове стали носиться с более-менее приличной скоростью, Алексей понял три вещи:
— все вещи и бумаги Бондарева украдены;
— сделал это тот помятый тип, которого Бондарев назвал «то ли просто псих, то ли псих на задании»;
— и этот же любитель жевательной резинки, разбив Алексею голову, вдобавок прибил его кисть к двери номера чем-то похожим на металлическую спицу;
— он же заклеил Алексею рот скотчем.
Белов попробовал привстать, чтобы левой рукой дотянуться до спицы и вытащить ее, но сразу же завыл от боли и замер на полусогнутых ногах. На лбу выступил пот, к горлу подкатил комок тошноты.
