Он и сам, надо сказать, сейчас ощутил – внутри себя – нарождение некоей волны… Каковая, казалось, все нарастала, ширилась, пыталась выплеснуться наружу; прочь из этого закрытого подземного убежища, похожего на боярские или монастырские погреба, куда-то вовне!..
– Прекрасно, – сказал Окулист. – Можете встать с кресла.
Дэн поднялся на ноги, прислушиваясь к необычным ощущениям, которые зарождались внутри него. Он все еще смотрел на эту переливающуюся перламутровым отблеском, слегка посверкивающую стену, в центре которой вдруг появилось золотистое сияние.
Она его завораживала, она его примагничивала. Она его – звала.
Сияние из золотистого стало чуть более выраженным, вначале оранжевым, затем ближе к розовому; быстро, очень быстро, в считанные секунды в этой стене появился – хорошо видимый им – проем.
Он, это проем, был полукруглым, арочным в верхней части; шириной немногим более метра и высотой в верхней части в человеческий рост.
Дэн, не обращая уже внимание на присутствующих, подошел вплотную к этому открывшемуся внезапно проему.
Его правая рука, которую он выставил вперед, для того, чтобы убедиться, что глаза не врут, что преграды нет, что каменная кладка исчезла в том месте, где появилась эта дивная арочная дверь, пересекла линию стены…
Он ничего не ощутил, абсолютно ничего. Ни холода, ни жара, ни дуновения воздуха, ни сопротивления материала.
Пустота.
Но при том всем он видел свою руку; она теперь, по локоть уйдя в это нечто, окрасилась в тот же розовато-золотистого цвет, что и пространство в открывшемся ему проеме.
Логинов не стал оборачиваться, не стал ничего говорить тем, кто находится в данный момент за его спиной, в подвальном помещении под глазной клиникой; но решительно шагнул в эту открывшуюся в стене дверь.
Выждав какое-то время, Окулист зажег верхний свет. Затем повернулся лицом к стене, туда, где только что стоял молодой человек, которого привез в его клинику редактор Третьего.
Она, эта дальняя стена, была того же цвета, что и прежде, что и всегда: низ ее – белокаменный, верх – кладка из красного кирпича.
Парня с яркими синими глазами возле этой стены теперь не было; он исчез, словно растворился.
– Ушел? – спросил Павел Алексеевич.
И сам же ответил:
– Ушел…
– Я пока не до конца верю в случившееся, – очень тихо, больше для себя и про себя сказал Окулист, промокнув платком выступившие на челе бисеринки пота. – Это второй случай за последние лет двадцать… с хвостиком.
– Придется поверить.
– Теперь уже немного найдется таких, кто сможет его оттуда вызвать… Вам ли этого не знать, Павел Алексеевич?..
– Да, это второй случай, если брать за точку отсчета девяностые годы, – задумчиво произнес Редактор. – Всего лишь – второй.
Он поднялся на ноги, оперся на палку с резным костяным набалдашником. Некоторое время он еще стоял лицом к этой стене. Затем, изредка постукивая кончиком палки по гладкому каменному покрытию, направился, сопровождаемый своей внушительных габаритов «тенью», на выход.
Первые шаги Логинов сделал практически на ощупь; он передвигался мелкими шажочками, выставив вперед руку. Все же его поначалу несколько ослепило это золотисто-оранжевое сияние… Но уже вскоре он стал различать очертания некоторых предметов.
Впереди какая-то оградка…
Справа нечто, похожее на каменный обелиск…
Потом он смог разглядеть также кресты, деревянные и кованые металлические… Какие-то могилки… Кладбище? Но как его угораздило сюда попасть?
Логинов, что было странно и как-то непонятно даже ему самому, не ощущал сейчас ни страха, ни тревоги. Только усталость, только сильную сонливость.
Он обернулся; хотелось посмотреть, на месте ли та залитая солнечным светом дверь, через которую он прошел в это сумеречное пространство. Его взгляд уперся в стену, выложенную из серого и коричневатого камня. Он подошел к ней, осторожно коснулся кладки рукой.
Камни кладки на ощупь были холодными и чуть влажными (как после недавно прошедшего дождя или выпадения росы). Какое-то время он брел вдоль этой стены. По правую руку от него тянутся оградки, могилки, кресты… Кое-где также видны – но смутно, так, как это бывает поздним вечером в пасмурный день – обелиски и даже памятники различной формы и высоты.
Вокруг не видно ни одной живой души; тишина такая, что звенит в ушах. Воистину, тихо, как на сельском кладбище.
Логинов в этих своих непродолжительных и бессодержательных скитаниях наткнулся на скамейку. Если бы он не нашел ее, эту деревянную скамью, то, наверное, улегся бы прямо на землю, где-нибудь в проходе между могилами – так он устал, так вымотался, так он хотел спать.
Дэн стащил с плеча болтавшийся на ремне чехол с ноутом. Подложил его вместо подушки под голову; сам лег бочком. Зевнул; веки слиплись; снилась ему та девушка, которую он отчаянно искал, но пока – не нашел.
Сотник шел вдоль опустившейся металлической преграды. Он уже едва мог различить в той зеленовато-серой мути, которая окружает сейчас и все предметы, и его самого, оставленную им машину. На переднем сидении которой, кстати, то ли спал, то ли находился в трансе или ином бессознательном состоянии его напарник капитан госбезопасности Зимин.
Он искал проход в этой металлической стене. Или же проезд. О том, чтобы взобраться на нее, на эту появившуюся одномоментно со звуком рассекающей воздух гильотины преграду, чтобы перемахнуть на другую ее сторону, не может быть и речи. Во-первых, она гладкая, эта металлическая стена, в ней нет никаких выступов или ниш. Во-вторых, она столь высока, что верхний ее край теряется где-то во мгле. И, в-третьих, любые попытки не то что потрогать рукой эту преграду, но подойти ближе, чем на метр, вызывают целый комплекс болезненных ощущений: от тошноты и рези в глазах, до животного ужаса, нестерпимого желания броситься со всех ног прочь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этой преграды.
Ко всему прочему, когда он все же попытался приблизиться к стене на максимально возможное расстояние, выяснилось, что эта штуковина еще и под высоким напряжением. Его, Сотника, основательно шандарахнуло, когда он подошел слишком близко и потянулся рукой к металлической поверхности… Прямо из стены ударил огненно-фиолетовый разряд! Он глазом не успел моргнуть, как его отбросило, отшвырнуло прочь от стены на несколько метров!..
«Хватит, наверное… достаточно, – подумалось Сотнику. – Кто знает, как далеко она простирается. Может, эта ограда как Великая Китайская стена тянется на тысячи километров…»
«Икс» от того места, куда он добрел в поисках прохода, уже едва виден. Пора возвращаться; нужно идти назад, к машине, пока он не заблудился в этом вязком пугающем сумраке!
Послышался звук автомобильного двигателя. Поначалу тихий, он постепенно усиливался, нарастал. Валерий, заслышав этот звук, предположил, что это Зимин пришел в себя, сориентировался, завел движок и отправился на поиски исчезнувшего из салона сослуживца.
Валерий повернул голову в ту сторону, откуда он пришел, в сторону, где оставлен им внедорожник с спящим в салоне напарником. Но разглядеть или понять что-то толком не успел: совсем рядом, в нескольких шагах – так показалось – тишину разорвал жуткий визг!..
Некто отчаянно оттормаживался; и вот уже виден наплывающий на эту металлическую стену – с включенными «противотуманками», что характерно! – массивный темный джип!
Сотник едва успел отскочить в сторону! Он хрипло выругался; не хватало еще закончить жизнь в этом странном мирке под колесами какой-нибудь тачки! Машину с зажатыми намертво тормозными колодками дисками по инерции проволокло до полыхнувшей огненными разрядами стены… И тут же отшвырнуло прочь; отбросило легко, как спичечный коробок, на пару десятков метров!..
Валерий бросился к машине. Мало ли, – думал он, – может люди пострадали, может, водителю и его пассажирам, если они там есть, нужна срочная помощь…
Захлопали дверцы джипа. Одновременно из внедорожника выбрались двое. Тот, что сидел на заднем сидении, метнулся куда-то в сторону… Причем, все случилось так быстро, что Сотник успел разглядеть лишь нечеткий мужской силуэт.
Зато второй – водитель – несся прямо на него! Этот бежит как-то неровно; двигается рывками, выставив вперед правое плечо. Он как будто даже немного не в себе… Или, что больше похоже на правду, оглушен ударом.
Этот субъект, вывалившийся из внедорожника, Валерию сильно не понравился.
Одет он в пятнистую камуфляжную форму. На голове у него, поверх черных, блестящих, как вороново крыло, волос, закреплена зеленая лента с похожими на вязь письменами. На брючном поясе, под правую «рабочую» руку, закреплена кобура, из которой торчит рукоять пистолета.
